Фред знает, как это, чувствовать себя отчаянно правым. Это ощущение сродни алмазной скорлупе праведной веры, сковывающей мозг драгоценными тисками, в изысканной роскоши ослепления не видно изъянов, а немногие заметные тут же покрываются благородством намерений и тщедушием заблуждений, выдаваемых за принципы и приоритеты. В извращенном благородстве мертвенного сияния, прогнившей благодатью оседающего на обожженные крылья, его собратья неслись в кипящие жерла вулканов и блестящие острыми сапфирами и рубинами попранного величия глубины адской бездны, чтобы там, укрывшись от глаз праведников и кротких блаженных сибаритствовать в непозволительной свободе согласия со своими желаниями и вкладывать в мягкогубые алчущие уста сладкие плоды запретного познания ложных истин. а затем с восторгом наблюдать, как сладость вседозволенности разъедает эмаль белоснежных догматов и, опьяненные неизведанным блаженством, вчерашние праведницы в безбрежной готовности раздвигают бедра пред каждым соблазнившимся их горячим ароматом грехопоклонником; кроткие безгласые бастарды вдруг обращаются не знающими насыщения кровоглотами, пожирающими своих прародителей; искушенные в запретном знании алхимики нанизывают на золотые нити лунные жемчуга растерявших все свое богатство безглазых герцогов, и капли этой божественной амброзии питают красоту королев, воцаряющихся на горячих тронах поверженного святопредставления. Истлевший хитин этой лживой веры оседает серым пеплом на заплывшие отчаянием заблуждений глаза, проникая в трепетное сердце и растворяясь в нем черной патокой, подменяет истинное и искажает настоящее. Всякий, кто молится этой подменной святыне, обречен на вечные скитания в лабиринтах безумия, полагая, что очищает мир от скверны инакосущностей.

Кеплер откладывает в сторону плотно набитые бумагами папки и сверяет ручные часы с настенными, хотя в том нет никакой нужды. В бумагах сведенные в системную картину осторожные показания свидетелей и потерпевших по делу Неметона и на первый взгляд никак не связанных с поджогом бара убийств, на которые полиция забила большой хрен. Он бы тоже забил, не будь у него столь полезного навыка шариться во времени как у себя в карманах, выуживая из прошлого недостающие фрагменты этой запутанной мозаики. Навык был слабым, демон понимал, что все эти размазанные хроники мало напоминают былые умения, но он был терпелив и не спешил отчаиваться. По-крайней мере силы его все еще хватало на то, чтобы высмотреть во всем этом калейдоскопе нужное ему лицо, через информаторов найти человека и подготовить операцию по захвату.
Фред не собирался предотвращать убийство. Мышь должна протянуть в мышеловку лапку и взять свой заветный кусочек сыра, ее мозг должен подучить вознаграждение, прежде чем тугая пружина опустит на лапку стальной захват. Судьба несчастного, чье тело лондонская полиция найдет поутру, уже предопределена, и в охоте на крупную рыбу Фредерик не собирался спасать того, кем можно пожертвовать. В отличие от своих благородных коллег, именитых рыцарей, еще при своих королях заслуживших себе славу защитников и репутацию спасателей, демон на пути к своей цели не гнушался пустить под нож пару-другую жизней и спокойно спал по ночам, если конечная цель была достигнута.
Пусть умрет десяток, чтобы заблудший гнил в земле, а душа его оплатила бы жизнь сотням не ведающих о своем внезапном счастье бедняг. Может быть и они когда-нибудь расплатятся своей кровью за поимку очередного безумца, возомнившего себя дланью карающей.

Вечер операции ничем не отличается от других - в Лондоне сыро, холодно, у реки чуть пахнет прелыми водорослями. Жертва предстоящего убийства не очень умна - рассчитывая на свои способности, существа часто переоценивают свою безопасность и способность противостоять внезапной угрозе, их бдительность погребена под излишней самоуверенностью, за которую им приходится расплатиться внезапными и не очень приятными прозрениями - на каждого благонравного гражданина всегда находится преступник с сюрпризом в кармане. А новые возможности некогда ограниченного своей смертностью и обыденностью физического мира тела так убеждают в собственной непобедимости..
- Если трекер сработает, отправляй группу по моим координатам, - напарника Фред оставляет в машине, выуживает из сумки на заднем сиденье заготовленный пластиковый стакан с чаем, чтобы среди немногочисленных гуляк сойти за праздного обывателя, и исчезает во влажных стылых сумерках. Оставаясь на расстоянии, он следит за жертвой-бедняжкой, отсчитывая немногие оставшиеся ему минуты, весь обращаясь в слух и зрение, едва тот дергается и безвольной куклой летит на мерзлые камни, раскидывая в воздухе руки и ноги.
Убийца всегда придет пощупать пульс, нельзя полагаться на пулю, когда убиваешь не-человека. Вдруг ты окажешь ему услугу, дыра в голове зарастет и он поднимется с земли как ни в чем не бывало, злой и обретший смысл и цель в своей жизни? Нет, убить мало. нужно проверить пульс и замести следы. Поэтому Фредерик следит, безмолвно, беззвучно идет по следу, наблюдает за тем, как жертву убийства превращают в жертву ограбления.
Как же самоуверенно ты действуешь, каким же знамениями ты оправдываешь свое существование и отрицаешь чужое?
Впрочем, Фредерику не очень интересен ответ, даже если б тот, за кем тянется его двухметровая тень-невидимка, пожелал вступить в спор о благости своих намерений. Палач наконец остается один и Фред решает - пора. Безумное правосудие свершилось, пора заплатить кровавую цену. Бутафорский стакан летит в кусты, а он, невидимый в густом вечернем сумраке, стремительно бросается следом.

Кеплер был уверен, что все получится и времени хватит. Невидимость дала осечку внезапно, нестабильностью выдавая неокрепшие демонические возможности. Под ногой хрустнул ледок и этого хватило, чтобы Фред обнаружил себя. Он застыл на мгновение, просчитывая во вспышке раздражения следующий ход - план меняется. Мужчина обернулся и что-то кричит ему, Фред делает вид, что плохо слышит, но не хочет проблем и послушно поворачивает восвояси - чтобы подобно кошке броситься на свою жертву с другой позиции. Он быстр и ловок, а массы тела хватает, чтобы сбить мужчину с ног и вырвать винтовку, отбросив ее далеко в сторону.
- Ну что, добегался, - Фред бьет в лицо, не скупится в силе, ему совершенно не нужен выстрел в упор и он намерен помешать палачу поиметь за вечер два трофея вместо одного. Винтовка ценный трофей, пока она валяется в стороне, ценности в ней мало, а опасности много, потому Кеплер не пускает своего пленника извернуться, чтобы схватить ее, и борьба походит на родео, - я думал, что ты жалкий неудачник-одиночка, мстящий своим соседям, но вижу, что ты хорошо подготовился. Что, по-твоему, ты делаешь?

Фред вглядывается в ухмыляющееся наглой улыбкой лицо, прежде чем оставить на чужой скуле новый кровоподтек. Он видел его в папках с информацией о покинувших отдел сотрудниках, о тех, кто считался особо опасным в случае потери лояльности, и мозаика вдруг сложилась в его голове. Кому бы еще пришло в голову муштровать охотников как военнослужащих, попорченных идеей защиты человеческой расы от разнообразия магических возможностей, кто бы еще додумался возвести чистоту человечьей крови в абсолют и выколоть себе глаза, обративши взор на морально устаревшие призывы мертвых королей, ограниченных страхом незнания и нежелания познавать новое? Выброшенный на обочину нового мира рыцарь, обезумевший в загрубевшем и сросшемся с мягкой кожей многоязвенном панцире тщеславия, умноженного на нестерпимую потребность в признании своих заслуг и награждения титулами "самый" и "лучший".
Маленький мальчик, так и не получивший от отца ни уважения, ни медальки. Бунтарь, пытающийся доказать миру, что он большой и тоже достоин внимания. Всё такой же обозленный, и, стоит признать, не потерявший рыцарской хватки.
Кажется, кость под тяжелыми кулаками уже хрустит.

- Келси, Келси, Келси Фрост, как же я раньше не догадался, - роняет Кеплер, раздраженно качая головой в ответ на поток словесной бравады. - Жаль, что к тебе так и не смогли найти правильный поход, бешеные псы на службе жесткого лидера крайне полезны. Так и не вернувшийся с войны солдат, продолжающий воевать сквозь года, сквозь века, хотя никто уже не просит твоей защиты. Пришлось хорошо постараться придумать жажде крови новое оправдание. Но я облегчу твои страдания.
Фредерика не трогают чужие попытки позабавиться и сделать вид, что дела идут как должно, привычно, по плану. Рыцарская сила велика, но все они начинают ошибаться и уступать в поединке, если ранены или устали. Келси вряд ли устал убивать ничего не подозревающего прохожего на вечерней набережной, вряд ли устал нести свою винтовку и раздавать инструкции. Он лежит под демоном, вызывающе бездействующий, обманчиво беззащитный, настолько беспечный, что легко потерять голову от ощущения контроля ситуации, но Фред знает, что с бешеными псами шутки плохи, он знает, что вступать в бесконечный, глупый и не несущий никакой смысловой нагрузки диалог провальная затея, и он знает, что рыцарь собирает информацию - и о нем, и о том, что может послужить оружием, раз удобная пушка валяется вне досягаемости. Темно-карие, почти черные глаза не мигая вглядываются в светлые глаза, пока в мгновениях времени демон не нащупывает щедро присыпанную пылью времен историю, прикипевшее к хитину юной оболочки прошлое пробужденного рыцаря, чье происхождение некогда стало его единственной валютой, обеспечившей место подле короля, а теперь служившее оправданием мракобесию, которое вокруг него происходило.
- А может мне звать тебя твоим истинным именем, сын Лота? Обозленный на брата, на своих добрых собратьев, жаждущий быть первым и не нашедший в отражениях ни любви, ни радости. До сих пор скитающийся одиночкой, преданный только своим деформированным идеалам. Ты убиваешь не потому, что тебя предназначили на защиту. Ты убиваешь потому, что ты хочешь и можешь убить, и нет никакого иного занятия, которое влечет тебя также, как блеск сгустков бледной крови на мостовой или на остром лезвии твоего меча. Дурманящий запах медного сока жизни, пряный от чьей-то теплой агонии, приятный, родной, живительный. Только бешеных псов нет толку приручать, их нужно отстреливать. Без жалости. Но я готов дать тебе шанс, Келси. Сдай мне тех, с кем ты работаешь, и уйдешь отсюда живым.
Возможно, не стоит начинать торг. У Фредерика нет никакого намерения отпускать убийцу с миром и оставлять гулять на свободе, вся его природа протестует против предлагаемой противнику альтернативы. Он не милосерден, он не жалостлив, он с удовольствием продолжил бы ломать хрупкие кости - интересно, сколько боли может вынести обманчиво юный боец прежде, чем поток его вопросов иссякнет, а тело вырубится от болевого шока?

Отредактировано Frederick Kepler (2021-12-20 23:18:38)