мимо, ранен, убит
WILLIAM BLAKE X KIAN O’RIORDAN
01.02.2021 ЛИВАН
не терять равновесие
мне сложно, мне больно, мне страшно, мне весело
а ты в себе разберись, и
каждый от чего-то зависим
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-12-04 01:10:45)
Легенды Камелота |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Легенды Камелота » Эпизоды настоящего времени » [01.02.2021] мимо, ранен, убит
мимо, ранен, убит
WILLIAM BLAKE X KIAN O’RIORDAN
01.02.2021 ЛИВАН
не терять равновесие
мне сложно, мне больно, мне страшно, мне весело
а ты в себе разберись, и
каждый от чего-то зависим
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-12-04 01:10:45)
Из последних дней я извлёк одно знание, факт, если хотите.. Печальную аксиому.
Док - зануда.
Я, конечно, и до этого строил подозрения, но теперь знаю наверняка.
В Бейруте мы уже несколько дней, и, казалось бы, этот прекрасный город, город контрастов, сам по себе располагает к экстриму.
Вместо этого мы заняли старпёрский номер для молодожёнов по скидке, потому что док отказывается, чтобы за него платили. А ещё занял кровать, которая скрипит, примерно как его спина, и я сплю на полу.
Он, конечно, милостиво запросил в номер для меня кроватку. Детскую. На ней бы даже с комфортом поместился семилетний ребёнок. Может, даже двенадцатилетний, но во мне роста шесть с гаком футов, и я взрослый, подвижый, я....
Ладно.
Во-первых, на полу просторнее. Полезнее для спины.
Во-вторых, где-то между расслабленными попытками позагорать на террасе, обмазавшись маслом, чтобы загар прилипал быстрее, я удрал.
А чего он хотел?
Мы завтракаем яичницей с беконом, и смотрим достопримечательности, от которых тошно. Тем временем, в Бейруте столько вещей, которые можно сделать.
Ей богу, скоро я подсыплю ему в кофе марку. И мне даже не будет совестно.
Сегодня мы с одним из подписчиков занимались роупджампингом с одной из заброшек, повреждённых взрывами. Добираться на её крышу пришлось вертолётом, да и не хотелось мне раскрывать тайны своей личности обычному человеку. Записанное в режиме реального времени видео, как я прыгаю с крыши, буквально разорвало директ.
Я очень хочу повторить этот опыт, но уже с видом на море.
Желательно, без страховки.
Что-то в груди сжимается при мысли, что, быть может, когда-то мне не придётся прятаться. Когда-то.... А потом я вспоминаю гул турбины, и мне становится нехорошо.
Недовольную морду этого по возвращению я, естественно, игнорирую - перетопчется. А ночью вместо отхода ко сну снова обращаюсь к моему лучшему помощнику в этой поездке - Томми.
Томми - дрон, и он со мной, кажется, уже три года. Рекорд, как для его соплеменников. Он записывал прыжки с парашютом, прыжки со скалы, он записывал серфинг, он делал потрясающие кадры и видео, за которые мне платили.
Вчера заряда не хватило, чтобы снять ночной Бейрут с ракурса повыше и у моря, но, может, сегодня выйдет по-другому? Где-то фоново я уже ворчу, представляя, как весело будет приделывать к крылу камеры. Круче любого дрона, разве что, я попаду в кадр. Но, может, и ладно?
Временами я представляю, какие бы возможности для меня открылись, сделай я подобный камин-аут.
...И насколько сложнее стала бы моя жизнь. Я к этому пока не готов.
Ночное небо обычно спокойное, и только патрульные вертолёты да самолёты снуют туда-сюда, мигая подсветкой. Редкая птица добирается так высоко, как добрался Томми - ей зачем?.. Поэтому я настораживаюсь, когда замечаю движение. Тёмные фигуры устремляются, похоже, к отелю.
Небольшие - не больше меня, скорее всего, мельче и дока в форме. Но всё те же костяные морды, всё то же своеобразное телосложение. Я передёргиваю плечами. Птицеобразные птеродактили в хитиновом панцире, вот кто! А совсем не те драконы из сказок, о которых слагали песни кельты. Совсем не как я.
Включать подсветку, чтобы рассмотреть происходящее получше, наверное, было ошибкой. Последнее, что я замечаю на экране планшета - драконью морду с светло-серым глазом.
И раскрытую пасть с зубами в несколько рядов, как у акулы.
Связь разорвана.
Я бы оплакал Томми, на самом деле, я довольно сентиментален, но мысль о том, что сейчас я могу повторить его судьбу, тревожит меня куда больше.
Накинув на себя морок, я приближаюсь к окну, разглядывая ночное небо. И вижу их.
Четверо? Хоть бы не больше. Нас двое. Надеюсь лишь на то, что они не полезут в номер. В то, что они прилетели вежливо поздороваться, приветствуя гостей чайной церемонией, я не верю. Нет, всё ясно, как белый день: мы влезли на чужую территорию, и с этим не намерены делиться. Мы - чужаки.
Я - чужак.
А Кархарот?..
Крадусь к его постели, потому что он, кажется, всё ещё спит. И, присев на край кровати, зажимаю его рот рукой. Ни к чему шуметь, пусть думают, что мы дремлем.
Наклоняюсь, и, кивнув в сторону окна, у которого притаилась чужая морда, глядя одним глазом, шепчу на чужое ухо.
"Вы знакомы?"
Его родина, его правила, устои. "Драконы едят драконов, малыш", - фраза до сих пор режет по живому, так быть не должно!
И тем более мне не хочется пробовать это на собственной шкуре.
Мне кажется, я только сейчас понимаю, зачем это всё. Почему я прилип к нему банным листом несмотря на наше жутковатое знакомство. Я считаю, что в этом новом мире, где пробуждаются незнакомые твари, мне одному просто-напросто не выжить.
А ему?..
Я знаю этот город с первых его минаретов, тянущихся в лазурное небо клыками. Город знает меня с младых моих когтей: с детской возни в песке и пыли, с первых содранных коленок, первых коренных клыков, вторых коренных клыков... Первые влюбленности, обиды, радости, горести, падения, взлеты - все знает Город, все впитал своими землисто-серыми стенами, и никому ничего не расскажет...
Вот только Бейрут все пережил, а я - нет. Улицы, на которых я играл ребенком, когда их топтали останки римской империи, стали мне западней, когда я стал стар и глуп. Город предал меня и разорвал на части; я возвращаюсь, склонив голову с проблесками седины, как провинившийся сын.
Волнение спрятать нелегко, но возможно. Трясущиеся руки - нет. К счастью, Уильям слишком занят собой и загаром, чтобы обращать внимание на такие вещи. Было бы неловко.
Рассматриваю Город и испытываю ни с чем не сравнимое чувство даже не дежавю - узнавания. Я впитываю все, что он предложит: громко пахнущие пряностями базары, развалы с подгнившими фруктами, грязные подворотни с крысами размером с кошку...
Касаточка бы им показала. Хорошо, что Карен согласилась её взять на время. Мне и так пришлось взять на время Уильяма - с еще одним неуправляемым питомцем было бы совсем тяжело как финансово, так и физически. Очередной отпуск на работе, билеты и проживание больно ударили по бумажнику, от которого (спасибо, Карен) и так остался один скелет.
Это все иррационально, нелогично, да просто глупо, чего уж там - но мне так хотелось вернуться и показать Уильяму...
Показать что? Я пока сам не понял, на что смотрю: небоскребы перед глазами будто стирались, как морок, обнажая древние руины, а я смог наконец-то снять пальто и шарф, и мне наконец-то не было холодно.
Уильям не видел, а я видел.
Что-то будто срасталось в голове, как застарелый перелом, никак не могущий зажить. В перерывах между горячечными метаниями по Городу и судорожными - по постели в попытках наконец-то уснуть, я чувствовал странный покой. Никаких споров с самим собой, никакого белого шума в голове. После долгих лет неприкаянности и отчужденности я оказался дома и стряхнул пыль дорог.
Тепло и светло. Иногда я переставал понимать, кто я и где. Я помню, что в Брентвуде сломал руку, когда мне было пять; я помню, что когда мне было пять, я был единственным живым в гнезде и расправил крылья. Я ли ходил в Финсбери парк с отцом по выходным? Я ли перерос свою мать, когда мне было всего полторы сотни лет?..
Моя мать умерла, когда мне было двенадцать?
Мой отец едва не убил меня, когда мне было полсотни?
Все так - и не так. Воспоминания тесно переплетались, что-то стиралось, но я старался удержать всё. Это я. И это - тоже я. У меня много вопросов, у Города - много ответов.
Уильям уходит и приходит, как бродячий кот. Мне остается только пожимать плечами и оставлять блюдце молока у двери, молясь за его благоразумие на английском и древнеарабском. СМИ до сих пор бились в истерике, обсасывая подробности теракта в самолете над Хитроу. Уильям до сих поскуливает во сне.
Что ж, сейчас ему хотя бы не аккомпанирует собака.
Как назло, именно сегодня я наконец-то уснул сразу: меня сморил шум дождя и ветер с моря, треплющий шторы. Проснулся не от будильника и не от первых лучей солнца, гуляющих по комнате, а от руки, зажимающей мне рот - и от горячего шепота. Расслабляю рефлекторно сжавшийся кулак. Ох, надо провести с ним воспитательную беседу о том, что если не хочет снова вправлять нос - лучше так не делать.
Впрочем, на этот раз он сделал все верно; махнув рукой - дескать, убери ладонь, пока я тебе в нее не плюнул, - сажусь в кровати. В Бейруте редко бывает совсем темно, глаза привыкают быстро. Промаргиваюсь. Шелест кожистых крыльев ни с чем не спутать. Растерянно киваю, когда Уильям показывает четыре пальца.
Четверо, значит. Четверо... не так много ветвей драконов на этом берегу, которые сбиваются в стаи. Шакальи рожи! Я думал, я вырезал все их собачье племя, а они вылезли, как крысы из подвала!
Прикладываю палец к губам, но Уилл и сам все знает.
- Та’Кхины, - шепчу пересохшими губами. Жестом показываю на вещи. Слышу хруст чешуи и шаги по черепице. Когда он пролезает в окно, встаю, чуть покачиваясь после сна. От резкого подъема в глазах темнеет. Или не от подъема?..
Толкаю Уильяма за спину и показываю незнакомцу пустые ладони. Он смугл и молод; темный пушок едва наметился на щеках, а глаза у него большие и наглые.
И серые.
Он шагает в комнату, брезгливо оглядываясь. Пинает подушку на полу тяжелым ботинком. Мелкие отребья никогда не ходят в одиночку - а потому самоуверенны до нахальства. Мой отец не прощал такого. И мне бы не следовало, но...
- Мы не будем драться, - голос после сна хриплый. Прочищаю горло. - Мы не будем. Мы уходим.
На всякий случай вытягиваю руку назад, отталкивая Уильяма в грудь подальше. Как они вообще нас нашли?.. Ох. Та’Кхин склоняет голову набок - точь-в-точь недоумевающая птичка - и до меня доходит, что я говорю на каком-то странном арабском диалекте... может быть, даже вымершем.
Значит, он молод. Не только он, но и его дракон.
- Вы занять наша земля, - на корявом английском цедит Та’Кхин. Я слышу еще шаги. Другие тоже обернулись. За окном вырастают тени. У меня категорически мало желания драться сейчас. Не то время и не то место. Вот будь мы в горах...
- Мы не будем драться. Мы просим прощения. Мы уходим, - повторяю на английском, - Мир дому Та’Кхинов, долгих дней и высокого неба.
Я соблюдаю все формальности, а он не понимает. Тяжело с молодежью, а с тупой молодежью - и того тяжелее. Воздух можно резать ножом. Он не понимает, кто мы, зато я отлично знаю, кто они и какое их мясо на вкус.
- Трусливый старый собака, - наконец гаркает он и плюет, целясь мне в лицо.
Я рефлекторно, не задумываясь даже, дергаю головой, и плевок прилетает Уильяму.
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-11-27 19:08:20)
Меня раздражает то, что Киан мне не верит.
Нет, даже невероятно бесит, потому что вместо того, чтобы позволить мне за себя говорить, он отталкивает меня себе за спину, и начинает переговоры с этими странными драконами сам. Они похожи на него в чём-то... Но теперь мне кажется, не особо. Может, серыми глазами. И то, у Киана они - голубые. Яркого цвета, как небо над Гавайями, над океаном, морем, в котором хочется бесконечно плавать. Его глаза кажутся тёплыми.
У этих - нет.
Название "Та'кхины" мне ничего не говорит.
А теперь он заталкивает меня подальше, и я падаю на кровать. Дрянное дело, док - вот что я думаю, в другое время ты горазд влезть в мою голову, а сейчас молчком?.. Но ладно. Как минимум у меня есть какое-то время на то, чтобы состроить нам небольшую перестраховку.
Вещи свалены чемоданами в углу, и, хоть у Киана там какой-то хлам в виде совершенно одинаковых костюмов в чёрный рубчик и белых рубашек, у меня там - дорогущая аппаратура для путешествий и съёмки. Тратиться на новый полнокадровый фотоаппарат с телеобъективами мне не хочется, а потому, лежа на кровати с тем же беспомощным видом, как меня на неё и опрокинули, я первым делом скрываю вещи мороком, да хорошо, на совесть - я восстановил силы.
Дальше, пока эти переругиваются, я состраиваю между нами барьер. Небольшой, на самом деле - преградит путь только по прямой, но пойти в обход этот идиот ведь не догадается, верно? У меня чувство, что я его знаю. Или знаю таких, как он. Смутно, неуловимо...
И небольшую ловушку у окна. Которая обезвредит их хоть на какое-то время. Я называю это "горящие пятки". Стоит кому-то прикоснуться к поверхности, хоть ногами, хоть руками... Место соприкосновения будет гореть ещё несколько минут, и потушить его будет невозможно. При игнорировании можно получить ожоги. Ловушка "из младшей школы", но я рассчитываю, что они всё же похожи с Кархаротом, и никто из них не властвует над огнём.
А потом разговор резко обрывается, я поднимаюсь, чтобы бежать, и...
Вашу мать, в моё лицо прилетает плевок!
Я бы нервно смеялся, если бы было на это время. Тоже мне, напугали: из всех телесных жидкостей, которыми в меня швырялись мои пассии, слюна... самое невинное, наверное.
Мы выбегаем из номера, я на ходу плавлю ручку двери.
Пусть выбивают.
Вытираю лицо подолом майки, но что-то всё равно попадает на язык. На вкус - кисло. Очень. И не как лимонная кислота, нет, по-другому. Я бы сказал, здесь вкус химозы, и вряд ли этот ублюдок рассасывал какую-то редкостную дрянь перед тем, как вломиться в наш номер. Времени разгадывать эту загадку, разумеется, тоже нет.
- Валим, быстро!.. - шиплю я, хватая дока за руку.
Потеряется ведь. Старый сентиментальный идиот.
Не будет он драться.
Мне хочется насмехаться, издеваться, возмущаться и стенать в равной степени - нашелся, беспощадный убийца драконов!
Я сразу его раскусил! Стоило ему приехать на родину - размяк, расслабился, вспомнил о детстве, вернулся мысленно туда...
Надеюсь, не стал тем же птенцом. Потому что иначе нам хана. Я не знаю здешних правил, куда лететь, к кому обращаться. Хотя с доком, похоже, не лучше.
И у обоих нас кругом - лишь враги.
Огоньки над моей головой появляются скорее по наитию. И на пожарную сирену я реагирую не сразу, пока мы бежим по коридору - гарантирую, та'кхины уже забираются туда же через соседний номер - но пожар мне кажется отличным вариантом, чтобы устроить суматоху. Я поджигаю пару стен у дверей, помеченных служебными помещениями, надеясь, что там никто не пострадает, и дёргаю дока в сторону аварийной лестницы. На несколько секунд мы сливаемся с толпой, и это кажется спасительным... спасительной... удавкой.
Нам отсюда быстро не выбраться, нас вычислят.
Это очень плохо.
Дёргаю дока к пожарной лестнице.
Дверь хлопает и закрывается за нами, но спасительной прохлады нет. Тут жарко даже ночью и сегодня малейшего ветра нет: сама земля раскалена до невероятия. Тяжело вздыхаю. Мне здесь не нравится. Я и сам огненный, куда уж больше?..
Мы оказываемся наедине, и я накладываю на нас морок. Та'кхины, похоже, не слишком хороши в магии, если их засёк дрон. Так что, может, сработает?..
- Сможешь обратиться отсюда и взлететь? - шепчу.
Если спуститься, внизу - надёжный, просторный асфальт. Но спускаться долго.
Фатально.
Я не могу его здесь бросить.
И устраивать драку там, где даже он не стал - тоже не могу.
Та’Кхинов было много, сколько себя помню - только под конец жизни мне удалось значительно уменьшить их поголовье. Никто даже толком не знал, от какой ветви они взошли, от какой гнилой яблони отвалились... Я и за драконов-то их не считал, если честно - так, сучье племя, кровь от крови гиены. Не было у них ни силы, ни особых магических талантов... а вот число - было.
Много подающих надежды молодых драконов пало, оказавшись не в то время и не в том месте. Еще больше - оказавшись на пути та’кхинов. Они нападали стаями в две, а то и в три пары и жрали молодь и стариков заживо. Как лернейская гидра: снесешь одну голову, вырастает дюжина. Убиваешь одного - второй вгрызается тебе в затылок, третий - лезет под ребра, четвертый висит на лапе, дробя фаланги тяжелыми челюстями. Кромешная мука с ними бороться, если в тебе не под семь с гаком тонн, и твоя чешуя не похожа на тяжелый доспех...
Вот у Уильяма - не похожа. Я вообще не уверен, что его чешуя на что-то годится, кроме как на заготовки ювелирных украшений. Чешуя Уилла вообще мечта ломбардщика. А разве драться он умеет?.. Тю, смех один, ни за что не поверю. Фокусов я от него видел сколько угодно, но разве бой выигрывают кружащимися над головой огоньками?
Этот бой необходимо было выиграть. Я не был уверен в победе, и предпочел не драться вообще. Неприятно удивлен непробиваемой толстолобостью та’кхинов: их можно винить в чем угодно, но только не в скудоумии. А эти...
Выродки.
Выродки выродков. Как говорилось у нас - если брат женится на сестре, а сын на матери, боги подбрасывают монетку: рождается либо урод, либо та’кхин.
Эти не просто не соблюдали правил хорошего тона - они их даже не знали. В каком же, прости Господи, веке они родились!? Неужели тоже заснули, как несчастный травоядный Уилл?
Не в силах побороть внутреннее возмущение, совсем не смотрю за дорогой, шлепая за Уильямом босыми ногами. Мы не забрали вещи. Я в простой футболке и пижамных, черт возьми, штанах... Бог с ней, с одеждой - мы даже сигарет не взяли! И куда я без них, спрашивается?
Может, можно было бы с ними все-таки поговорить? Ну, оплевали бы они Уилла еще с десяток раз - уверен, ему не привыкать, с его-то бурной медийной жизнью. Он мне как-то показывал свой... э... стрим?.. Сторис? Это было ужасно. В общем, я к чему - может, если бы мы продолжили беседу, они все-таки вспомнили бы, кто они есть, и кто я есть, и сбежали бы в ужасе, оставив на пороге кибби с извинениями?
М-да.
Все-таки этот Город действует на меня странно. Колыбель цивилизаций убаюкивает во мне дракона: он спит сном младенческим, свернувшись в клубок, как большая серая собака.
Невесело усмехаюсь.
Кстати о фокусах - финт с поджиганием стен очень эффектен, признаю, но вообще-то небезопасен. Ищу взглядом огнетушитель, но, черт возьми, это же дешевый отель, здесь даже занавески сделаны из чьего-то савана, а вода из-под крана растворяет известь и желчные камни...
Срабатывает сигнализация, но воды из распылителей на потолке нет ни капли. Паук плетет паутину в трещине - его явно не тревожили много лет... На пожарной лестнице очень приятно - воздух на улице как теплое молоко.
Я слышу крики людей внутри и топот сотен ног. Кто-то падает: лестница вибрирует. Они бегут, как крысы с тонущего корабля, вот только даже у крыс больше шансов выплыть - если этот картонный домик вспыхнет, всем не поздоровится, а у Уилла вроде бы даже был полный чемодан какой-то дорогущей чепухи. Вырываю ладонь из руки Уильяма и распахиваю дверь обратно, беру разбег и подпрыгиваю, чтобы дотянуться до спринклера на потолке...
Легкий хлопок по распылителю. Зову воду, и она гремит по системе проржавевших труб, вырываясь напористым грязно-бурым потоком на пол.
Паутину смывает.
Передо мной та’кхин, и он не видит меня, кажется - Уильям постарался
но задумчиво принюхивается, ощупывая воздух змеиным раздвоенным языком. Ядовитые клыки вытягиваются из-под верхней губы, выбритой до синевы.
- Лети давай, идиот, чего ты встал! - развернувшись, сильно толкаю Уилла в спину, пытаясь обернуться на ходу - на спине юноши остаются следы тупых когтей, а он сам едва не вылетает за ограждение. Я не умею,
пока не умею
быстро оборачиваться, а еще - я до неправдоподобия тяжел в драконьем облике и с места взлетаю с трудом. Всегда удивлялся этому феномену: откуда берется масса при оборачивании? Во мне-человеке дай Бог фунтов сто шестьдесят; во мне-драконе... ох.
Совокупность этих факторов говорит о том, что оборачиваться на пожарной лестнице стоя нечего и пытаться - просто не выдержит. На бегу я чувствую, как каменеют, увеличиваясь в объеме, мышцы; как стонут связки, вытягиваясь...
На бегу я тараню грудью перила лестницы и прыгаю вниз, на асфальт, смягчая падение недоразвитыми еще крыльями. Корпус почти-почти успел полностью обернуться, но суставы все равно отзываются ноющей пульсацией, когда я приземляюсь неуклюжим прыжком. Там, на тротуаре, куда я воткнулся передними лапами, остаются глубокие вмятины...
Хорошо, что ночь. Плохо, что пожар, потому что к отелю из-за поворота вылетает пожарная машина и скорая, оставляя мне критически мало места для маневра - взлетать с места долго.
Гляжу вверх, надеясь увидеть знакомый золотистый отблеск хищно изогнутых крыльев; найдя его взглядом, довольно раздуваю ноздри и трясу головой, прислушиваясь к шелесту и щелчкам костяного ворота.
Плотоядный взгляд та’кхинов я чувствую почти физически. По хребту пробегает холодок.
С места срываюсь в карьер, низко склонив голову; со стороны, наверное, кажется, что я собираюсь взять на таран несущуюся на меня пожарную машину, но...
Распластываюсь в длинном прыжке, одновременно разворачивая крылья и взмахивая. Приземляюсь на заднюю часть кабины, превращая её в смятую консервную банку, отталкиваюсь снова, прыгаю - и еще раз отталкиваюсь задними, уже от задней части кузова.
В три прыжка я набираю приличную скорость и высоту. В два прыжка я превращаю пожарную машину в смятую и разорванную когтями банку из-под кока-колы - такую же красную и исходящую пеной.
Мне почти не стыдно.
ВОСТОК, - указываю мысленно. После недолгих раздумий, добавляю, - СЕВЕРО-ВОСТОК.
Оглядываюсь через плечо. Надеюсь, та’кхины все-таки сообразили, что баланс сил, очевидно, не на их стороне... или просто потеряли след. На самом деле мне хотелось, чтобы они вернулись.
Скоро забрезжит рассвет, а пока - я вспарываю теплое ночное марево крыльями, и чувствую движение воздуха от кульбитов Файрвинда. Во мне все замирает от какого-то томительного ожидания, и появляется непонятное чувство предвкушения и счастья... и страха.
Я показал Уильяму свой Бейрут, и Город не пробудил в нем ни малейшей приязни. Я хочу показать ему свой дом.
Смутно чувствую, что и он ему по нраву не придется.
Кругами снижаюсь над еле приметным выступом. Честно говоря, я сам его выискивал глазами с десяток минут, но вот - нашел...
подсказали
- Выш-ше н-не... кхжжив, - складывая крылья, почти извиняющимся тоном выплевываю по слогу, - Выш-шше снег. Хол... хол... дно. Бр-р-р-р.
Демонстративно отряхиваюсь-дрожу и вжимаю голову, складывая шею. Выгляжу, наверное, комично до нелепости.
Боже мой, был бы человеком - ударил бы себя по лбу; что за ребячество и неловкость!.. Увы, если я ударю себя по лбу, будучи драконом, я скорее всего вырву себе глаз.
От волнения у меня дрожит челюсть.
Этот толкает меня в спину, фактически выкидывая с пожарной лестницы. От души хочется назвать его неблагодарным уродом, но это вряд ли поможет ему быстро обернуться - кажется, подобные выпады он принимает слишком близко к сердцу. Потому молча взбираюсь на перила, делаю прыжок вверх и вперёд, принимая форму, и взмахиваю крыльями, поднимаясь вверх. Задерживаюсь в воздухе, слушая вой сирен приближающейся пожарной и скорой машин. Ветра от меня сейчас - примерно как от маленького вертолёта. Внизу валятся мусорные баки и пара людей, а док...
Когда он уже научится нормально обращаться? Тяжко вздыхаю, глядя на недо-оборотня внизу.
Спасибо, что не разбился.
Где-то рядом они, другие драконы, но мне уже не в страшно: я в форме и готов устроить им действительно горячее приветствие. Помнится, доку не понравилось моё огненное дыхание; а этих та'кхинов же оно и вовсе может прожечь до костей.
Я с внутренним ужасом замечаю эти мысли о драке с другими драконами. Не до первой крови, как обычно, а всерьёз, насмерть. Мои пацифистские убеждения относительно сородичей действуют ровно до того момента, когда мне не начинает грозить реальная опасность.
Я видел их глаза - они готовы напасть, готовы убить...
Быть может, стоит разодрать пару крыльев и лап, они будут улетать, скуля и поджав хвост, но я так не хочу проверять..
- Ну наконец-то, - ворчу я, наблюдая за тем, как Кархарот поднимается в небо.
И деликатно молчу о пожарной машине, которую он превратил в смятую жестянку, использовав для разбега.
Вслух припомню ему это примерно тогда, когда захочу покончить с собой, но...
Я уже успел заметить, что док - тот ещё лицемер. И то, что делает он, кажется ему единственно правильным, а я для него что-то вроде неразумного птенца, которого стоит учить жизни. Ладно. Он по крайней мере больше не пытается меня сожрать.
Набираю высоту и лечу за ним - угнаться оказывается непросто. То ли в силе дело, то ли в размахе крыльев, но по прямой Кархарот набирает такую скорость, что мне приходится здорово попотеть. Впрочем, это становится неважно, как только мы оказываемся над морем. Тут красиво. Луна отражается в воде, и мне хочется спуститься вниз, вспоров прохладную водную гладь горячим брюхом, может, даже подурачиться в воде.
Я слишком быстро и беспечно, наверное, забываю о нелепом нападении, о том, что оставил в номере технику и, что хуже всего, телефон. Мы оказываемся в месте практически без людей, разве что, изредка на горизонте показывается одинокое судно, и у меня резко улучшается настроение. Я помогаю себе в полёте магией, чтобы догонять Кархарота, который уверенно летит вперёд, точно тот же бронированный самолёт.. И не упускаю возможности пару раз обогнать его, сделав мёртвую петлю.
Вижу внизу, на воде, желтоватое отражение своих крыльев. Морок я снял, он здесь не нужен. Только мы, драконы, и природа, ничего лишнего. Никого лишнего. Я всё ещё мечтаю, чтобы мы могли летать вот так, свободно, не прячась - где угодно.
Но что к этому может привести? Регистрация, надсмотр, учёт?.. Вспоминаю сбитый боинг и по спине пробегает холодок. На следующий день я вышел в сторис и объявил молчание в связи с трауром из-за этой трагедии. Знает ли кто-то кроме дока, насколько близко к сердцу я всё принял?
Да и он не знает.
Когда мы прилетаем, я вдруг понимаю, что это не просто вояж над морем, чтобы посмотреть на красивый рассвет. И даже паясничество Кархарота, над которым я бы раньше поглумился, почему-то зарождает во мне нехорошее предчувствие, липкое и холодное. Склизкий страх забирается по спине вверх от поясницы, когда я вижу вход в пещеру, узкую чёрную дыру, в которую сложно протиснуться в форме.
...И, увидев его подтверждающий кивок, лезу первым.
Я всё в той же одежде, в которой выбежал из номера - в шортах и растянутой майке, босой, ступаю по камням, пролезаю в не слишком-то большое каменное отверстие, пробираюсь внутрь, освещая себе дорогу огненными искрами..
И оказываюсь в схроне.
Искры над моей головой светят ярче, но не горят. Откуда-то сверху сквозь прогалины в камнях пробиваются тонкие лучи лунного света, и я рассматриваю.. кости. Аккуратно сложенные черепа, тазовые кости, арки хребтов.
У моих ног, кажется, лежит кончик чьего-то хвоста.
Драконьего, разумеется.
Мне плохеет.
Я слышу за спиной шум - док идёт следом, и меня терзает только один вопрос: как он их сюда затащил? Был ещё один вход, другой? Или они тоже пришли сюда сами?
Кости разложены в каком-то своём порядке. Я бы не сказал, что почтительно, скорее это... трофеи. А вон там, на выступе подальше, свободно - наверное, было бы место для сна.
Разглядываю ожерелья когтей, зубов, выложенные дугами.
"Как они тут оказались?"
И разворачиваюсь, почти наталкиваясь на дока в уже человеческой форме.
Меня поражает, насколько он каждый раз человеком кажется мне безобидным.. Почти хрупким. И мне страшно, потому что я не понимаю, какого хрена он меня сюда привёл.
Когда мне страшно, я всегда делаю странные вещи. Странные, но те, которые умею делать хорошо. Поэтому я тихо шепчу "у тебя тут..." указывая на его лицо, и подаюсь вперёд, мягко обхватывая руками чужую шею. Запускаю пальцы в короткие волосы на затылке, и касаюсь чужого приоткрытого рта своим.
Губы у него пухлые и мягкие, как у женщины. Провожу по ним языком, касаюсь ровного ряда зубов, поцелуй получается терпким, очень горячим, и почему-то даёт в голову, как текила. Боги. Я хотел сделать это, хотел попробовать, ещё когда мы были в Лондоне, но не нашел подходящего момента.
Будто сейчас он был подходящий. Какая глупость - целоваться посреди некрополя.
Отстраняясь, я даже не ухмыляюсь. Мне слишком понравилось, и это плохо, очень плохо.
- Хотел узнать. На вкус всё же от того отличаешься, значит, другой. Ладно.
Жму плечами, улыбка получается слабой и едва заметной, лицо горит.
Зачем ты меня, твою мать, сюда приволок?...
На секунду мне показалось, что в глазах Уильяма я увидел собственное отражение - и оно мне не понравилось. Я был растерян и испуган, и похож на взъерошенного пеликана после крушения нефтяного танкера: волосы слиплись, лицо в пыли.
Я хотел сказать Уиллу, чтобы он не боялся, здесь уже никто не кусается... А он просто взял и поцеловал меня. Вот так. Я привел его к себе домой, в святая святых, а он поцеловал меня. Без предупреждения, без причины, без уведомления по электронной почте или хотя бы по факсу. Я дергаюсь, когда его ладони ложатся на шею, но этот жест такой плавный и текучий, что даже мне сложно заподозрить в нем подвох, но...
Я удивленно хватаю ртом воздух. Пальцы наших ног соприкасаются - я одергиваю ногу, пряча её за другой. У него шершавые и прохладные губы, зато руки горят... а у меня горит лицо. Горит настолько, что в глазах темнеет, как от удара. Если бы мы были в мультфильме, над моей головой крутились бы звезды и свистящие птички. Я бы упал плашмя и мгновенно вскочил бы, и кроличьи уши встали бы торчком с забавным звуком.
Мы, увы, не в мультфильме, и его щетина чуть царапает мне подбородок.
У Карен щетины не было. И Карен никогда не целовала меня... так.
Я отступаю на шаг, на два, на три. Не знаю, куда деть взмокшие руки, растерянно вытираю их о штаны. Я ошеломлен и, кажется, дрожу - не то от стыда, не то...
Зачем он так? Что я ему такого сделал?.. Лучше бы ударил, ей Богу. Удары заживают, а воспоминания так и будут тревожить посреди ночи - их не вытравить ничем. Такое точно не вытравить. Не отмолить. Не оправдать. Я ожидаю знакомую издевательскую ухмылку, которая дала бы мне право возмутиться, закричать, дать ему оплеуху...
Даже её нет.
Я поспешно отворачиваюсь - мне не хочется, чтобы он видел мое лицо. Мне нужно срочно чем-то заняться, потому что повисшая пауза слишком долгая и угрожает меня задушить своей тяжестью.
Судя по тому, что лаз в пещеру был даже слишком узким, сработала какая-то из защитных печатей... скорее всего, на какое-то мелкое посягательство - может, случайный зверь забрел? Оборачиваюсь в форму. Не хочу разгребать завал магией, мне очень нужно на что-то отвлечься, на что-то... тяжелое, требующее физических усилий. На кучу камней, например. Разобрать скалу, упавшую с неба, куда легче, чем разобраться с тем, что я сейчас чувствую.
Как я и предсказывал, сработала одна из небольших печатей — значит, никого крупного здесь не было... Я собой доволен. Значит, за столько лет никто не отыскал пещеру. Да и зачем? Я никогда не был охоч до богатств и золота. Что мне золото? Того, что мне нужно, ни на какие гроши не купишь. Я толкаю большой валун лапами: с тяжелым скрипом он поддается, скатываясь вниз по склону и увлекая за собой камни поменьше. Выгребаю еще завал, расчищая проход; теперь в него, склонившись, может пролезть даже Файрвинд.
Вот только хочу ли я этого теперь?..
Рой мыслей, одна несвязнее другой, наводняет мою голову, и я не замечаю, как в общий эфир проскальзывает тихое ”за что он так?..”
Я склоняю голову к Уильяму и почти упираюсь ему носом в грудь, раздувая узкие ноздри. Так я чувствую себя увереннее. Таким он меня точно не захочет поцеловать.
- Эт-то дом-м... мой. Не бойссся. Здесссь все хорош-шие, плохих нет, - хрипло смеюсь. - Так было пррринято. Ссссложись исто... ина... моя голова... тоже была... бы... у других-х. Не сссложилосс. Пой... дем.
От долгих разговоров у меня першит в горле. Задрав голову, кашляю и иду в дальний угол пещеры. Для того, чтобы показать Уильяму то, что я хочу, мне все равно придется обернуться... а дальше пусть делает что хочет. Я перешагиваю через череп Менетнашта. Даже сейчас у меня от него мурашки по коже... но он хотя бы погиб быстрой и славной смертью.
Я ему не чета.
В дальнем углу - ровный ряд из четырех грубо сколоченных рассохшихся кроватей и стола. Над ними брезжит тусклый свет из прогала между камней. Человеческие кровати, человеческий стол; абсолютно человеческая курительная трубка на столешнице. Сжимаю её в ладони.
Я все еще избегаю смотреть на Уильяма и абсолютно не понимаю, что мне делать - с ним и вообще в принципе. Что-то сломалось. Я не могу понять, что, и совсем не знаю, как мне это чинить - ведь это нельзя потрогать, как чинить то, чего нет?..
- Наверх, - киваю и сам по камням взбираюсь туда, к окошку света. Со стороны стена выглядит непригодной для подъема, но если знать, куда наступать и где держаться, и в каких местах я закрепил веревки, чтобы им тоже было удобно...
Я подтягиваюсь на руках, через дыру в потолке пещеры выбираясь на тонкий уступ между скал. Здесь очень тепло и сухо, сюда попадает много света. Я любил сидеть здесь, свесив ноги со скалы: здесь пахнет солью и водорослями.
И видно море, и солнце, рождающееся из его волн. Оно изгоняет тени.
После некоторых сомнений я все-таки протягиваю Уильяму руку, помогая взобраться наверх. Он, наверное, уверен, что попал в логово тигра-людоеда. Может, он и прав.
- Смотри, - усаживаюсь на то же место, на котором сидел сотни лет назад, и мимоходом, не замечая даже, касаюсь тыльной стороной ладони своих губ.
Мне кажется, они до сих пор горят.
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-12-03 18:38:36)
Каким бы непредсказуемым я не мог считать Кархарота, я точно знаю, как он использует свои преимущества - он предпочитает пользоваться физической силой, и, соответственно, близкой дистанцией. Если бы он действительно хотел меня убить... Момента лучше, чем поцелуй, было не найти. Я подставился, можно сказать, показал мягкое пузо, открыл шею. Я был беззащитен перед ним, как котёнок, а он что? Отпрыгнул от меня, как ошпаренный..
Как от прокаженного. Или чужого. Или как от человека, который... здорово ему в чём-то мешает.
Я множество раз получал отказы, и ещё больше раз мне отвечали согласием. По правде говоря, свои связи я перестал считать где-то на третьем десятке, пустив всё на самотёк. И я прекрасно знаю, когда меня не хотят.
Киан - хочет. Я это не только чувствую по его сбившемуся дыханию и сердечному ритму. Я это вижу. Влажные ладони, горящее лицо, чёрт, да у него встал. Может, у него был бы шанс это скрыть, но не в дурацких пижамных штанах.
А он отходит от меня и молчит, словно пытаясь замять произошедшее. Сделать вид, что ничего не было. Значит, ему это не нужно.
Он добр ко мне последнее время, на самом деле.
И наверняка не хочет обидеть.
Скрещиваю руки за спиной, разворачиваюсь, осматриваясь в пещере. В ушах - хриплое "спокойной ночи, Карен". Поджимаю губы, со странной педантичностью рассматривая драконьи черепа. Они больше не пугают меня, а скорее злят. Они видели мою неудачу. Вспоминаю растерянное лицо дока, когда я во вторую нашу встречу шутки ради заменил её номер на свой на его телефоне. Какой же я идиот, мог догадаться раньше: он любит её и хочет к ней вернуться.
Тихо вздыхаю и отшатываюсь от Кархарота. Удобный способ уйти от неловкого момента, согласен, и, хоть огоньки над головой на мгновение вспыхивают раньше, я его почему-то уже не боюсь. Тупая ноющая боль от отказа приглушает остальные чувства на какое-то время, даже страх.
Из человеческого облика этот дракон кажется мне даже... красивым.
Я отхожу в сторону, глядя, как он расчищает каменный завал. Пол пещеры вздрагивает, когда валуны, прокатившись по ней, падают вниз, в воду. Кажется, брызги долетают аж до входа в схрон. С интересом разглядываю, как он работает - у него небольшие передние лапы, но очень мощный корпус, за счёт которого он и расправляется с камнями. Я бы, кажется, не смог - интуитивно кажется, что во мне гораздо меньше массы. Как минимум, чешуя легче.
Говорят, после перелома кости срастаются крепкими.
Чешуя Кархарота - очень крепкая.
Широко распахиваю глаза, когда мне в живот утыкается землистая морда. И осторожно глажу её ладонями. Как бы не порезаться..
- Я понял, - жму плечами, куда делось моё радужное настроение? С расчищенным завалом тут почти мило, во всяком случае, у меня есть путь к отходу в случае чего. - Другие времена, другое племя, да? Таковы были ваши порядки.
Ненавижу его за то, что, увидев эту пещеру, не могу на него больше сердиться. Ряд кроватей для людей, какие-то предметы быта... Обветшалые останки чужой жизни, яркой и порой состоящей полностью из борьбы за выживание. Насквозь пропитанной кровавым одиночеством. Он мне интересен, и я хочу узнать его лучше. Я смотрю на него, когда он обращается, уже почти на ходу (невольно улыбаюсь), превращаясь в невысокого, худощавого мужчину с рассеянным взглядом. И таким он мне тоже нравится.
Иду за ним, поднимаюсь по верёвочной лестнице, ловлю руку.
И оказываюсь на вершине.
Сейчас здесь даже нет ветра. На каменном уступе мало места, потому я присаживаюсь рядом с доком, по его примеру спуская ноги над обрывом. И представляю, как он сидел здесь полторы тысячи лет назад.
Как осматривал свои владения.
Наверное, этой высоты хватало, чтобы он спланировал и поднялся в воздух. Хорошее, удобное место, а, главное, неприметное. Свою пещеру после пробуждения я банально не нашел: Туманный Альбион слишком изменил свой ландшафт под влиянием людей, что раздражает меня до бешенства. Так, на месте моего дома красовалось новомодное шоссе. А уж куда девались мои сокровища.. Можно бесконечно разыскивать по музеям и частным коллекциям, вот только право собственности никому не докажешь, а в отпетого вора я превращаться не собираюсь.
- Мы успели к рассвету, - улыбаюсь я.
Затем ты меня сюда позвал? - думаю я. Глядя на восход солнца над средиземным морем, всё кажется таким незначительным, а особенно - время. Стычка с та'кхинами, полёт, пещера, алтари из костей, курительная трубка и, кажется, я даже заметил пару нацарапанных на скале рисунков или букв - всё это уносит меня во время и место, где меня не было. Пещера каннибала очаровывает меня своей жутковатой первобытной атмосферой и искренностью.
Тогда было так принято.
Здесь слишком много от него, чтобы я мог это не заметить, а он мне нравится.. Теперь нравится ещё больше, пусть я и получил отказ.
Хочется молчать.
Наблюдая за морем, я не замечаю времени. Но вижу силуэты у горизонта, слишком крупные, чтобы быть птицами. Неужто та'кхины не поленились двинуться в погоню так далеко и нашли нас?..
- Думаю, нам лучше подождать внутри.
Спрыгиваю вниз. Днём тут в разы светлее. Огоньки над головой давно погасли, да и нет в них теперь нужды. Это самое странное место на земле, чтобы чувствовать себя в безопасности.
- Эй, док, - застываю над одним из черепов, который кажется мне особенно гигантским и показываю ему язык. Череп смотрит на меня с укоризной. - А кто же тогда утащил твою голову? Какой-нибудь рыцарь? Мой род практически полностью они вырезали. Охотиться на таких, как я, было богоугодным делом.
Я смотрю на море долго. Мы молчим, сидя рядом, но это не то молчание, которое ранит - оно вьет гнездо где-то в груди, уютное и теплое.
В минуты сомнений я всегда возвращался к морю - и находил ответы. С морем никогда не чувствуешь одиночества. Я знаю, что всегда буду к нему возвращаться, в любой жизни, в любом из миров: здесь мое сердце успокаивается. Моя отравленная, не знающая тишины душа находит покой, когда я сижу вот так на нагретых солнцем камнях... Жмурюсь, как разморенная ящерица, смотря на отблески на волнах, а она, душа - дышит.
И у него - дышит.
Море говорит нам мягко, шепотом: замрите, сложите оружие, отдышитесь. Мы всегда спешим. Спешим в выводах, спешим в решениях, спешим любить... Живи быстро, умри молодым, оставь после себя симпатичный труп - да, Уилл? Не удивлюсь, если на одной из его татуировок что-то такое и написано.
Я накрываю ладонь Уильяма своей и поднимаю его руку, указывая пальцем на полосу на горизонте. Ладонь у меня все еще чуть влажная.
- Арвад, - щурю глаза, - Он же остров Руад, - черчу пальцем Уильяма дугу через морскую гладь, - А здесь был торговый путь.
Он улыбается - умиротворенно, но как-то... неловко, кажется? Мне тоже неловко. Просто сделаем вид, что ничего не было, и все. Просто сделаем вид, что мне не нравится, когда ты улыбаешься.
Мне все равно, когда он улыбается; мне все равно, когда он поднимает меня среди ночи - который раз. Мне все равно, когда он смотрит на меня своими колючими кошачьими глазами. Мне все равно, когда от его взгляда становится душно и неловко. Мне все равно, когда учащается пульс - это всего лишь какая-то мелкая патология сердечно-сосудистой системы, которую я не хочу диагностировать. Почему?
Потому что мне все равно.
Море сливается с розовым небом на горизонте. Мы сидим минуту, час, день, сотни лет. Мне хочется запечатлеть это воспоминание на фото, видео... да хоть в наскальных рисунках. Удержать в памяти настолько, насколько это возможно. Мне спокойно, тепло, Уилл улыбается своим мыслям и молчит. Недосказанность все еще висит в воздухе, но уже не душит. Может быть, соленый бриз перебьет тот несчастный момент?.. Я смотрю перед собой, не моргая и, кажется, не дыша.
Уилл спрыгивает, а я осторожно спускаюсь: не хочется нелепо переломаться. Краем глаза я замечаю странный голубоватый отблеск на костях; откуда?.. Небо еще розовое, неоткуда взяться этому холодному свету.
Может, очередные фокусы Уильяма?
Мне не хочется над этим задумываться. Я ничего не вижу и не слышу, меня здесь нет: я погружен в воспоминания и собственные ощущения. Позже я буду себя за это ненавидеть, но сейчас я, вместо того чтобы дать ситуации трезвую оценку, прикрываю глаза, вспоминая былое... караваны судов, темные ночи у доков, влажные поцелуи портовых шлюх и юных...
Господи прости. Я... нет, я не мог. Или мог?..
Замираю у черепа Менетнашта. Не удивлен, что Уилл им впечатлился: меня до сих пор немного потряхивает от одного его вида. Он похож на кошачий, этот череп, но я-то знаю, что голова у него была гиеноподобная: чрезвычайно мощные челюсти уже никогда не сожмутся, зубы не раздробят ничьих костей...
Все думаю - а что было бы, не успей я тогда увернуться? А было бы все просто: Менетнашт, сын Бастет, гигант своего времени (Файрвинд ненамного меньше его), украсил бы моим хребтом вход в свою пещеру из песчаника. Кархарот, ничей сын, был бы вычеркнут из истории коротким сжатием челюстей.
- На нас редко охотились, - качаю головой. - Нас много было, никто нам не указ...
Вот дурень, а! Ты посмотри-ка. Отвешиваю Уильяму легкий, но обидный подзатыльник.
- Не делай так, - делаю серьезное лицо. - Не трогай их. Они достойны уважения и покоя. Мертвые тоже умеют обижаться. Я мертв, например, - пожимаю плечами, - И ужасно обижен.
Молчу, всматриваясь в пустые глазницы. Ну как же, как я умудрился его тогда убить!? Ведь ни шанса не было...
- Да, - отвечаю на вопрос Уильяма после недолгих раздумий, - Рыцарь. Святой Георгий. Слышал о таком?
Смеюсь. Пусть решит, что это глупая шутка. Или не решит. Мне все равно, потому что мой смех обрывается внезапно, когда я вижу уже знакомую тварь у Уильяма за спиной: она тускло светится инородным, чужим светом... и свет этот разливается зеленоватым маревом, пожирая мелко вибрирующие кости.
Я чувствую, как стены сжимаются, до треска стискивая виски.
- Оборачивайся же, - рычу Уиллу сквозь сжатые зубы, сам не в силах преодолеть ужас, пригвоздивший меня к месту тяжеленным якорем. Я пытаюсь отвести взгляд от бледных глаз дракона напротив.
Они сулят смерть, чуму и голод. Хотят разрушить все, что мне дорого, и что не дорого - тоже. Он пришел ко мне. Он пришел за нами. Смерть заберет, чума проглотит, голод отполирует кости...
Войной буду я сам.
Я оборачиваюсь - все еще медленно, медленно, черт его дери! - и реву, широко разевая пасть и вкладывая в рык всю мощь своих легких...
...и пытаясь не сбежать, позорно поджав хвост, из собственного дома.
Что-то меняется. Вместе с восходом солнца, с тишиной, которую мы поделили на двоих, какая-то стенка между мной и доком с хрустом разваливается. Появляются обычные, дружеские прикосновения, подзатыльник, который вовсе не кажется мне обидным, а наоборот, в чём-то милым. Это забавно, я даже перестаю кривляться напротив черепа, потому что тон голоса Киана очень серьёзный, и я понимаю - это для него очень важно. Я тебя слышу, друг.
Я откровенно несведущ в вопросах психологии, и многое понимаю на интуитивном уровне, но отличать разные модели поведения дока я уже научился. В драконьем облике он вспоминает прошлое, и такие понятия, как жалость, стыд, человечность для него что-то вторичное. Мне кажется, в прошлом он редко оборачивался человеком. Да и разговаривал не то чтоб слишком часто: это слышно по его речи.
В облике мистера О'Риордана он целиком состоит из предубеждений, сомнений, сдержанности, и осуждения. Словно запаковывается в футляр, пытаясь сдержать зверя, который и человеком-то никогда не был.
Мне интересны они оба.
Но сейчас я вижу что-то исключительное, кого-то исключительного. Наверное, это - Кархарот, которому пришлось принять человеческий облик, что-то среднее, док, которому пришлось смириться с тем, что эта пещера - и его прошлое тоже...
У меня сжимается сердце, потому что... что теперь будет? Как мне смотреть на него после того, как я всё узнал? Как подтрунивать? Как хохотать, называя его старой клячей? Мне снова тревожно и не по себе: таким, как я, поверхностным пустышкам, не открывают душу. А он открыл, показал зачем-то всё, объяснив парой слов, и этого оказалось достаточно.
- Святой Георгий?
Переспрашиваю и холодею внутренне. За какую-то секунду всё становится ещё хуже. Я-то думал, это нелепая сказка, собирательный образ.
- Слышал что-то. Много их было, святых.
А он, видимо не знает ничего. Не могу решить, что лучше - говорить ему, или нет. Внутри снова клокочет злость, адресованная христианству и его святым: я их ненавижу. Убийцы, расисты, фанатики.. Нет, пока что я буду молчать.
И отвлекаюсь от мрачных мыслей очень быстро: лучи рассветного солнца в пещере почему-то светят слишком ярко и с голубоватым оттенком. Мне сперва это кажется на отражением воды, и я думаю - может, она тоже где-то есть?..
А потом меня охватывает уже знакомое ощущение сковывающего холода и ужаса.
В этот раз он не смотрит мне в глаза. Вместо этого холод ползёт по моей спине, забирается под одежду, сковывает судорогой сведённые до упора лопатки. Я замираю, не дыша, потому что вижу его - в отражении глаз Киана, голубые зенки, почти белые, жуткие, светящиеся...
Из оцепенения меня выводит его окрик. Я оборачиваюсь, прыгая вперёд, тут же разворачивая корпус и припадая на передние лапы.
Дракон, тот самый, костяной, похожий на духа, мёртвый, смотрит на меня из глубины пещеры. Я вдруг понимаю, почему он вызывает у меня такой животный ужас: Киан прав, и мёртвые действительно заслуживают уважения и покоя, а этого - покоя лишили.
Я не знал ни одного дракона-некроманта, ни одного, кто бы согласился добровольно превратить себя в подобное создание - нежить, и не знал никого из колдунов, кто был бы способен питать магией такую машину.
Но ведь и этот дракон - не создание из гнилого мяса и костей, он скорее дух..
- Стой, - обращаюсь я к Кархароту, - быть может, он хочет поговорить? Может, ему нужна помощь?.. Давай попробуем...
Дракон прыжком проходит сквозь меня, вылетая из пещеры.
На несколько секунд у меня останавливается сердце.
Не от страха, нет - это сделал он.
Шея и грудь жгутся льдом - он задел их мордой. Лапы норовят подкоситься, но я удерживаюсь на месте, в один ещё прыжок оказываясь у выхода из пещеры. Всё ещё тесновато.
- Он ушёл, - непонимающе говорю я, и.. оборачиваюсь обратно человеком.
У меня на это есть несколько причин. Во-первых, в пещере пусто.
Во-вторых, пусть дух ушел, но отголоски его силы словно остались здесь: алтари из костей приходят в движение, вибрируют, дрожат, напитываясь магией, зеленовато-голубым свечением.. Это нехорошо, это очень нехорошо.
В третьих, проход достаточно широк только для одного из нас. И я, призывая магию, готовя огонь, пропускаю Кархарота вперёд, чтобы не загромождать выход отсюда собой.
Кости вздрагивают в последний раз, вскидываются, и на секунду меня ослепляет вспышка. А потом я вижу их - собранных из костей драконов, так похожих на крупного, который только что улетел!.. Я озираюсь, ища взглядом Кархарота - как он говорил?
Мертвы и очень обижены?..
- А вот они вряд ли хотят поболтать, - выдыхаю я.
Ожившие кости охватывает пламя, озаряя отблесками всю пещеру. Дышать тут очень скоро станет нечем, но я и так стою на краю, готовый спрыгнуть и обратиться.
Один из скелетов с хрустом раскрывает крылья, щёлкает костяной челюстью, словно призывая к бою, и я судорожно раздумываю, что делать. Неужто придётся обращаться и пытаться размотать их на части зубами?
Падаю спиной назад, обращаюсь, взмахиваю крыльями, поднимаясь в воздух. И вижу первого из в поднятой пещеры нежити, который вылетает наружу.
Их нельзя отсюда выпустить. Если они доберутся до города, до людей...
Это будет катастрофой.
Обдаю костяного струей пламени из глотки, которая способна расплавить даже камень. Но драконьи кости крепче камня и металла.. Недаром в древности королям из них делали лучшие клинки и доспехи.
- Хорошие, говоришь, плохих нет? - шиплю. - Кажется, они считают, плохие здесь - мы!..
В моей пещере, моем доме, воздух густеет и наливается голубоватым сиянием; становится совсем светло. Это было бы даже красиво, если бы не навевало мысли о ночном кладбище - как в дешевых фильмах про хеллоуинские ужасы, где над черным погостом стелется синеватый туман...
От предложения Уильяма постоять и помочь мне хочется плакать и смеяться одновременно: ну как, как он дожил до своих лет, не понимаю!? Я хочу ухватить его за бок как нашкодившего драконенка и хорошенько швырнуть на каменный пол, чтоб он взвизгнул, чтоб осознал ошибку, которая может стоить ему жизни - но усилием воли останавливаюсь, не выпуская клыки, и тараню-толкаю его килеобразным выступом на морде.
Нет времени на уроки.
- Пшшшел! - шиплю, разворачиваясь и пытаясь сомкнуть челюсти на призрачном теле твари, устремившейся к выходу... с тем же успехом я мог бы хватать пастью воду.
Он протекает сквозь мою голову, обжигая глаза и темя запахом озона. Я выдыхаю пар, на мгновение ослепленный: облачко кружащегося снега медленно поднимается к потолку пещеры. Файрвинд едва не выдыхает душу, кажется, и мне хочется подтолкнуть его - я вижу, как осеклись лапы, как его подкосило...
но я мечусь как тигр в клетке, разъяренно рыча и пытаясь не выпустить демонов, оживших в темноте моего скромного жилища.
Они не боятся меня. Мертвецы никого не боятся. Они поднимаются с тихим, вкрадчивым шелестом и перещёлкиванием суставов, от которых кровь стынет в жилах...
щелк
крррак
щелкщелк
...а я вдруг понимаю, что мне это напоминает: кастаньеты. Я мечусь, окруженный хором кастаньет и трещоток, и не знаю, что мне делать; я рычу и реву, припадая на лапы и оставляя борозды от когтей, и не могу, не могу себя заставить коснуться этих костей... да, Уилл посмеялся бы и покрутил пальцем у виска, и он прав почти наверняка, но - не могу.
Нельзя. Это неуважение, это грех, это проклятье. Сейчас это пустой звук, но по сравнению с тем же Файрвиндом или молодыми выблевками-та’кхинами мы были очень ритуальны... Ни один поединок не начинался без танца, ни одна достойная смерть не была не отпета...
И ни один самый паршивый дракон не бросал своего жилища в минуты опасности.
Звуки кастаньет обрываются и на три мучительно долгих секунды зависает тишина - тяжелая и гулкая.
Я оглядываюсь через плечо в надежде увидеть удаляющийся золотистый росчерк на небосклоне - а вместо этого вижу беззащитного человека, смотрящего на все с разинутым ртом.
- ВОН-Н!!! - реву я так, что, кажется, слышу обвал камней окрест, и вместе со мной кастаньеты начинают отбивать счет - неумолимо и бесстрастно.
Щелк
Акра и Шеддин Красноголовый - точнее, то, что от них осталось, - делают шаг вперед и склоняются в ритуальном поклоне
а вместе с ними - и другие.
Щелк
Сурима Скалолаз и Риван разевают отполированные временем пасти, и я не слышу, но чувствую по шевелению воздуха, что они говорят - это знает каждый дракон, переживший пятый десяток
Долгих дней и высокого неба, Кархарот.
Щелк
Тивари щелкает челюстями у меня рядом с плечом, и я отшатываюсь от огня, слепящего меня и опаляющего жаром. Мимо проскальзывает Карадж, и я не успеваю прижать его, мне не хватает места, чтобы развернуться - он вылетает прямо на Уильяма...
Я задерживаю дыхание, пока Файрвинд не взлетает в небо спиралью.
Все, что я могу сделать - не выпускать их. Победить в предложенном по всем правилам нечестном бою.
Я обдаю тупоносый череп Шеддина потоком кислоты: кость темнеет, шипит и дымится, но не ломается. Я все еще не хочу с ними драться, черт бы их драл! Это неправильно! Так нельзя!..
…а травоядный Уильям - хочет? Как ему понравится, когда его разорвут на части скелеты, в которых не осталось ни жизни, ни сознания, ни чести? Будет ли он тогда улыбаться, сидя на уступе у края моря - и всей твоей земли? Сможет посмотреть Арвад? Бейрут? Дамаск?
Твоего гостя убьют на твоей земле и в твоем доме. Плевок та’кхина был заслужен, а тот, кто его поймал вместо тебя и не убил ни одного дракона за свою жизнь - защищает себя, как должно.
Огонь роняет красные отблески на кости и выжирает кислород.
Отступаю назад; клыки пытаются выцелить мое горло, я припадаю на правую лапу, уворачиваясь, и хватаю костяную шею у самой головы - тяну на разрыв
челюсти смыкаются у меня на плече, вгрызаясь в чешую и вырывая её с мясом - я пытаюсь ударить тварь боком и вмять в стену, но она удирает к выходу и расправляет крылья, на бегу давясь моей плотью
от моего рывка, кажется, сама гора сотрясается: я раздавливаю лапы, вырываю позвонки, ломаю ребра, выгрызаю челюсти, давлю грудью и бью крыльями, топчась по колючим костям - но их много, много, много! Кажется, из разбитых останков вырастают новые твари, и рвутся наружу, как заговоренные.
Одни падают, другие - поднимаются; поднимается все меньше - то ли огонь тому виной, то ли кислота, то ли магия призрачной твари слабеет, переставая поддерживать в чернеющих костях жизнь.
Мне с трудом удается защищать горло: на шее и груди свисают лоскуты кожи. Я наотмашь рублю когтями позвоночник твари под лапами - оказывается, если оторвать голову, они быстро успокаиваются... со всеми работает одинаково хорошо. Мне почти не больно. Дымящаяся кровь хлюпает под передними лапами, но я пока еще не понял, что у меня что-то болит - этим надо пользоваться. Я оборачиваюсь и щурюсь, выискивая взглядом (и слухом) Файрвинда, расправляющегося с тварями снаружи... хороший травоядный мальчик, и из него что-то да выйдет...
Кашляю и тру нос лапой. Дышать почти нечем. Кости тлеют. Пересекаюсь взглядом с Файрвиндом и вскидываю голову, потряхивая проредившимся костяным воротником.
ТЫ В ПОРЯДКЕ?
Слишком поздно я замечаю, как стремительно и бесшумно сблизилась со мной тварь, при жизни бывшая Менетнаштом, и сомкнула чудовищные челюсти на моей голове.
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-12-06 03:23:06)
Док не в первый раз называет меня травоядным Уиллом и спрашивает, как же я дожил до своих лет.
На самом деле, у меня есть один секрет, который Киан просто не успел ощутить на своей шкуре: так уж сложилось исторически, что мне не нужно было бояться драконов, потому я дважды попался на одну и ту же дурную удочку.
А на деле мой секрет прост: я осторожен и очень, крайне дорожу собственной шкурой.
В былые времена я предпочитал избегать драки, нежели драться, но, если уж рыцари загоняли меня в угол, мне не было совестно использовать любые приёмы. Я поджаривал их в доспехах. Я поджигал соседние деревни, чтобы им было на что отвлечься. Они же не стыдились разбивать наши яйца, рушить кладки, убивать беременных самок, выставляя их трупы, как трофеи?.. Волоча по городу и у провонявшей скисшим молоком и человеческим потом таверны отрубать когти, вырывать зубы.. Сколько пожелаете за этот сколотый моляр? Пятьдесят золотых? Маловато...
Я зол на людей. Мне стоило бы собирать свою коллекцию, и не такую, как у Кархарота. Не из золота, серебра и рубинов, а из рыцарей, которые пытались забрать мою жизнь.
Я бы подписывал поименно чучела их бюстов и обозначал парой царапин когтей даты: "у раба Божьего сэра Томаса в таком-то веке, таком-то десятилетии, не получилось согрешить, отрубив мне голову. Кстати, печень у него была так себе, а сердце - так и вовсе тухлятина."
Отменная была бы коллекция, мечта современного таксидермиста, а что такого? Военные трофеи..
Сегодня я знаю парочку имён, которыми с радостью бы пополнил эту коллекцию. Может, пора начать?..
Сразу после того, как вернёмся из этого проклятого места, например.
Сразу после того, как превратим эти кости в то, чем им давно пора стать: в прах.
У меня нет сомнений в том, что делать, защищаться ли.
Я слишком хочу жить.
И этот старый чертов идиот, который мечется в пещере между всеми хорошими, тоже выживет.
Решение сражаться по отдельности всё же больше стратегическое: пусть Кархарот легко может там развернуться и позволить себе манёвры, мои размеры впервые играют против меня. Я заполню собой полпещеры, а о том, чтобы плеваться огнём, или кислотой, как у Киана, не может быть и речи - мы просто перебьём друг друга на радость нежити, позволив им устроить своё мрачное пиршество.
Когда из обители Кархарота вылетает первый скелет, мне всё ещё не по себе.
Он, чёрт возьми, и летит-то против законов физики: ему не на чем планировать, не на чем удерживать себя в воздухе.
..Кроме тонкого полотна магии, накинутого поверх костей. Я уворачиваюсь от броска костяного дракона, внимательнее к нему присматриваясь, пытаясь понять, что ты, мать твою, за тварь?..
Магия, вернувшая его к жизни, мне чужда - и я не чую в ней даже намёка на способности медиумов, там всё мёртвое, жуткое и до тошноты отвратительное. Это единственный магический аспект, недоступный драконам моего рода, идущий против природы - чистая некромантия.
И всё же, кое-что я могу понять - хотя бы по тому, как он двигается, как решает напасть: прежде чем броситься на меня, он поворачивает голову, а, значит, он смотрит, думает...
От очередного броска снова уворачиваюсь, и тараню скелет корпусом, ударяя его об скалу. Хватаю зубами за хребет и треплю, как ту собачонку: он мелкий, всё же, а без мяса - так и вовсе лёгкий. Я почти не чувствую его вес, зато чувствую когти - он пытается защищаться, раздирая мою чешую, но надолго его не хватает. С треском переламывается хребет, и кости падают в воду.
...Следом за ним вылетает ещё три.
Небо пасмурное и мне кажется, скоро будет дождь.
Мне хочется прокричать ему: некого оплакивать, нет, рано!..
Понимаю, что они идут не на нюх: они меня видят, а потому заполняю пространство у пещеры вспышкой пламени, которая очень быстро оборачивается дымом, и кое-как раскидываю их поодиночке.. Я похож на чёртового полосатого тигра, но кровь не хлещет из ран - скорее медленно стекает да капает в воду, ни одна из них недостаточно глубока, чтобы помешала мне драться.
Я ловлю смутное ощущение азарта к моменту, когда всё заканчивается и почему-то даже сожалею, что так быстро.. Ныряю в пещеру, отзываясь на ходу - "в полном порядке!", и снова оборачиваюсь человеком, чтобы не заслонять проход.
Киана потрепало. Впрочем, ничего страшного - улыбаюсь ему и машу рукой, приближаясь. Почему-то всё же шатаюсь. Спина от крови - мокрая, кровь стекает по бёдрам, хлюпает под пятками.
Пустяки.
Хочу сказать что-то невероятно глупое, пошутить про старую клячу, например, или про то, что красное жабо Киану не идёт, но цепенею от ужаса. Выступившая из-за его спины тень смыкается...
Вокруг его головы.
Тот самый жуткий череп, которому я, придурок, показывал язык.
Я оглушен криком.
Я впервые слышу, как так кричит от боли живой дракон: в древности копья и стрелы не причиняли нам вреда, я мог выползти из-под обвалившегося замка, отряхивая с себя камни, а тут...
С какой же силой сжимаются эти челюсти?..
Оборачиваюсь сразу.
Я не могу слушать его крик: от этого мне больно.
Думать времени нет: в любой момент может раздаться хруст, который будет означать, что череп Кархарота размозжили, как тот грецкий орех.
Прыгаю за спину твари, вцепляясь зубами в сочленения шейных позвонков, пытаясь разодрать кости лапами, рассоединить крылья, разорвать рёбра... Я чувствую себя почти парализованным без магии, но, пока он вцепился в Киана, я не могу, никак не могу использовать огонь.
Ничего такого же свирепого и мощного я в жизни не видел.
Я чувствую себя рысью, которая вскочила на спину мамонта и пытается добраться до артерий сквозь толщу непробиваемой шкуры.
"Держись!.."
Что за нелепая любовь к человеческому обличию?.. Мне не понять: то ли потому, что я не могу так быстро (почти мгновенно) оборачиваться, то ли потому, что под тяжелым чешуйчатым панцирем я чувствую себя сильно увереннее, чем в слабом и похожем на студень человеческом теле.
Уильям себя чувствует одинаково комфортно в любом облике. Это неудивительно. Уильям объективно красив, и что хуже - он об этом прекрасно знает и не стесняется этим пользоваться. Я почти не осуждаю. У каждого свои инструменты выживания: у кого-то скальпель и щипцы, у кого-то - миловидное личико.
Я действительно рад видеть это миловидное личико целым, хоть и испачканным в крови,
запах щекочет ноздри
и склоняю голову вниз, чтобы ткнуться в приветственно вытянутую руку носом, как огромная невозмутимая лошадь...
Поднимает мне её уже Менетнашт.
Челюсти, которые внушали страх всему восточному побережью Средиземного моря, смыкаются на моей голове - вспышка справа.
Гигантские клыки прошивают спинку носа и цепляются за ветвь нижней челюсти, как корабельные крюки; зубы сдавливают надбровную дугу, стесывая чешую, в глазах у меня темнеет. Я чувствую, что мою голову будто затягивает под пресс для металлолома; я чувствую, что кровь заливает глаза - или они просто лопнули от давления; я чувствую, как у меня немеет спина и задние лапы подкашиваются, проскальзывая в лужах крови.
Иронично - он не смог схватить меня так при жизни, зато смог после смерти.
Еще более иронично, что я об этом успеваю подумать - что я вообще способен думать, потому что моя нервная система показывает синий экран, ведь мне больно, больно, БОЛЬНО!
Тварь упирается-впивается когтями, оставляя на мне сочащиеся борозды. Я глухо реву - хватка не дает мне разжать челюстей - и пытаюсь оттолкнуть его, собрать наконец-то лапы и толкнуть его в стену, размазать плечом, чтобы это анатомическое пособие рассыпалось, как карточный домик.
Он упирается и рвет мою голову на себя
челюсть натужно хрустит он хочет оторвать мне голову или хотя бы половину
с оглушительным - а на самом деле нет - щелчком сустав нижней челюсти выскакивает
мне кажется что морда превратилась в месиво из костей и мяса
А потом он вбивает её в стену.
Я бы хотел сказать, что зарычал как раненый лев... но я завизжал, как собака, как свинья на плахе, в исступлении молотя по воздуху передними лапами и крыльями - на одно из них тварь наступает и тянет меня вниз, одновременно задирая мою голову, зажатую в зубах, как фундук в орехоколе.
И тянет на себя, и вбивает в стену - еще раз, и еще, рисуя моей головой затейливые наскальные рисунки из крови и слизи.
Я не знал, что может быть так больно.
Я не знал, что мое горло может быть способно на такие звуки.
Я не знал, что Файрвинд все еще здесь, а не выскользнул из пещеры, как только эта тварь убила меня. Мне стыдно перед ним за свои звериные вопли. Мне стыдно, что я привел его сюда. Мне стыдно перед ним за то, что как только тварь поймет, что мне конец, его она тоже не выпустит.
В том, что она меня уже убила, я почти не сомневаюсь.
В ушах - белый шум; с зажатой в тиски головы на пол шлепается шмат крови, скатываясь по ноздрям и подбородку. Я едва сопротивляюсь, потому что перестал понимать, где верх и где низ, где свет - и где темнота; потому что тварь пригвоздила меня за крыло, как мотылька. Закрываю глаза - ничего не меняется, они и так залиты кровью; хриплю, как загнанная лошадь, чувствуя, как тварь дергается от ударов Файрвинда, мелко пожевывая и перехватывая мою морду.
УЙ... ДИ. НЕ ЛЛЛЕЗЬ.
Мечтаю, чтобы клыки смяли наконец-то черепную коробку и проткнули мечущийся от боли мозг.
К несчастью, у меня очень крепкая черепная коробка. Я вообще крепкий весь. Только обмякаю.
на мгновение хватка твари ослабевает - Файрвинд отвлекает её, вгрызаясь в затылок и раздирая когтями шейные позвонки
я слышу его глухое рычание я НАКОНЕЦ-ТО СЛЫШУ потому что хватка ослабевает лишь на мгновение...
которого мне хватает.
Вместо того, чтобы постараться вырвать голову, я проталкиваю её глубже, и шею тоже - ближе к челюстным суставам, угрожающим вот-вот снова сдавить тиски - и тяжело привстаю на задних лапах, верхними цепляя челюсть за дугу
и пользуюсь единственным оставшимся у меня преимуществом - массой.
Переношу на передние лапы весь вес, отрывая кость, вырывая позвонки и суставы; и останки сухожилий, и кости разлетаются с тихим звоном, окутанные сиянием, а Файрвинд валится на меня разъяренной когтистой кошкой, сброшенной с дерева внезапным порывом ветра, но это ничего, это ничего...
Я приваливаюсь к стене боком, боясь упасть совсем. Не знаю, сколько их осталось. Мне хочется спать. Мне жарко. Мне нужен врач.
ай да как тогда на площади было не легче правда?
ай да когти вырывали щипцами калеными придавливали тяжелым ярмом и молитвами
их дома из камня и дерева и не тебе было там хозяйничать глупый червь
твой дом из скал и костей из воды и степной пыли и ты умрешь здесь умрешь умрешь как собака
а в доме твоем чужак.
Едко. Яд заполняет голову. Гаснет свет.
ЧЧУЖЖАААК
Я с трудом поворачиваю голову. Чужак дышит моим воздухом. Ходит по моему дому. Измазан моей кровью. Живой - тогда как я едва.
ай да не принято в чужой дом без угощения веррррно говорю?
Коротким броском я сближаюсь, сбивая дракона грудью и нависаю над ним в какой-то нелепой, неловкой нерешительности. Мне как будто стыдно.
Почему?..
Я давил их десятками - чтобы жить. Жизнь бесполезной, едва родившейся твари за мою. Честный расклад. Единственно верный.
Так было всегда.
Челюсть отдается тупой ноющей болью, когда я впиваюсь в основание шеи, выгрызая кусок плоти; я придавливаю молодого дракона лапами - и собственным весом, не давая вдохнуть полной грудью, не давая пошевелиться.
Он пахнет как дом, как костер, как камин - тлеющий. Чудесно. Щемяще уютно. Это очень хорошо, что он ярко пахнет - из-за крови, заливающей глаза, я едва вижу, но этот запах не потеряю ни за что.
Он истекает жизнью. Мне она нужнее.
Ты сам пришел ко мне, малыш. Я предупреждал.
Когда я вгрызаюсь в огромные позвонки Менетнашта, в моей голове проносятся все те обидные словечки и сравнения, которыми меня называл Киан. Он говорил, что я не умею драться, что ни на что не гожусь и что ничего не умею; что такие, как я - ошибка, сбой в пищевой цепочке, кажется; именно этого он произносил вслух, но я именно так всё понял. Думаю о том, что он был прав.
Был.
Ужасаюсь своим мыслям - "говорил", "называл", да какого чёрта? Меня трясёт от увиденного, потому, вися на хребте некротической твари и отчаянно скользя когтистыми лапами по её гладким, до глянца отполированным временем костям, не могу поверить.
Не могу поверить в то, что кто-то вот так просто мог взять и заглотить его голову, голову Кархарота, дракона, который только сейчас перестал вызывать во мне ужас.
Не могу поверить, что это он воет так, что у меня закладывает уши.
Не хочу верить, что это слишком похоже на последний крик.
А его судорожные попытки вырваться - на агонию.
С отчаянием понимаю, что мне даже вцепиться толком не во что - лапы западают промеж костей, и я болтаюсь на скелете огромной некромансткой мрази, словно рычащая собачонка, жалкая и бесполезная, пока он убивает Киана. Запах крови становится таким ярким, что даже мне сложно его игнорировать, а кровоточить тут некому кроме меня и его.. Ну же, нам нужна удача, хоть немного, хоть капельку!..
Я не думаю о том, что будет после того, как тварь прикончит Киана. Когда её челюсти наконец-то сомкнутся, разламывая прочный драконий череп, я не хочу думать, как буду пытаться улетать, как меня тоже пригвоздят к стене этого склепа, нет, не хочу - наши кости не останутся здесь, не побелеют, не поднимутся по чужой воле точно так же, как у этих, давно погибших,
мы выберемся отсюда, слышишь?..
Мне удаётся наконец-то вцепиться передними лапами в рёбра, арки которых сравнимы размером со входом в эту тесную, крохотную, ненавистную мне пещеру. Перехватить бы хребет этой мрази поудобней, да вот только боюсь, что, выпустив его однажды из пасти, во второй раз мне не удастся так же удачно вцепиться.
Сжимаю челюсти до боли - так, что темнеет в глазах; взмахиваю крыльями, пытаясь встряхнуть костяное чудовище, сбиваю их в кровь о потолок пещеры - их и спину. Места всё ещё отчаянно мало, в какой-то момент, когда, кажется, уже всё, мне удаётся найти точку опоры - я вцепляюсь теперь и задними лапами в рёбра, крепко смыкая пальцы вокруг кости, а передними перехватываю за похожие на рога костяные выступы череп.
И, растягивая тушу скелета, тяну, трясу чужой хребет, рву на себя.
Я разорвал о его кости язык и, кажется, лишился пары зубов; глаза застилает тёмная пелена, и я не вижу, не слышу ничего, кроме застывшего, стучащего в висках вопля.
А потом Менетнашт вздрагивает, и...
Я едва не сворачиваю себе шею, когда его голова отъединяется от позвоночника. И падаю - прямо на искалеченного Киана и груду огромных костей.
В глазах - темно. Захлёбываюсь собственной кровью, ослабевший, победивший, хрипло хохочущий.
- М-мы... это сделали. М-мы!..
Голова кружится, и принимать человеческий облик мне сейчас страшно: он не в пример слабее и я боюсь, Уильям Блейк, оказавшись на полу пещеры в луже собственной (и чужой, всё ещё с запахом кислоты) крови, уснёт навсегда.
Не реагирую, когда на меня наваливается массивная туша - секунду назад я так же свалился на Киана.
Не успеваю удивиться, когда шею обжигает болью: как глядел в потолок, так и смотрю, только теперь картина перед глазами расплывается.
Что происходит? Мы.. Мы ведь победили?..
Кажется, заходя в эту пещеру, я не ошибался. Моё предчувствие, интуиция сработали и в этот раз, как надо: тогда, глядя на аккуратно сложенные, словно на алтарях, останки, я думал, что где-то здесь заготовлен плоский валун и с моим именем. Я вяло сопротивляюсь, отталкиваю его лапами, но даже не царапаю; над головой вздымается облако дыма вместо струи пламени.
Последние полчаса - или несколько часов? А, может, несколько минут?.. - я вгрызался в кости своих же предков; я боялся больше, чем за всю свою предыдущую жизнь; я слушал предсмертный крик, он настолько застрял в моих ушах, что теперь кажется моим собственным.
А, может, он и был им.
Потому что теперь, когда от меня заживо отрывают куски плоти, не прикончив, вместо того, чтобы кричать, я молчу.
Мне, на самом деле, почти не больно, спасительным дурманом накатывает слабость - вместе с дурнотой, но какая разница, к дьяволу всё...
Я потерял много сил.
Много крови.
Я потерял веру.
Бью крыльями, отбиваюсь лапами - смешные попытки, а я - дурак.
Мне хочется в последний раз увидеть небо.
Убивать драконов нужно уметь, разделывать же драконов - еще более тонкое искусство.
Я - умею. Я в этом деле кто-то вроде Микеланджело-самородка. Для убийства дракона с максимальной отдачей мало ярости, мало силы, мало злости: все красивые героические сцены с размахиванием лап и хвостов - для молодежи и идиотов.
Я ни тот, ни другой.
Чтобы дракон отдал свою жизнь не зря, чтобы выпить из него всю силу до последней капли, его надо заставить страдать, яко Христа на кресте. В страданиях, в муках, в соли и железе рождается могущество - и только в них; силу не воспитать и не вырастить. Можно только отнять.
Замираю на мгновение, прислушиваясь к дыханию дракона. Тяжело, как кузнечные меха, вздымается его грудь, стараясь втянуть воздух в легкие...
Я не даю, наступая ему на шею и пригвождая к полу, как затейливую золотистую бабочку.
Дракона мало убить, нужно заставить паниковать, чтобы выжать все до капли. Нет лучшего способа лишить рассудка, чем отнять дыхание.
вкуссссссннно ещщще
Мне не по себе. Все время кажется, что кто-то здесь есть, кто-то стоит за спиной... я вздрагиваю, оглядываясь - никого, никого не чую.
Тени пляшут. Их очень много, этих теней. Потому что моя голова свистит... дымит... искрит, как неисправная коробка передач. Меня обдает жаром, как в горячке, боль простреливает от затылка до крестца; лапы подкашиваются, но я не падаю, усилием воли заставляя себя стоять. Всегда стоял. И сейчас - буду.
Буду... даже если мозг вывалится у меня сейчас через глазницу, буду... А он вывалится вот-вот - кажется, висит на тонкой ниточке, судорожно исходя сигналами боли, будто кто-то ковыряется в нем тупым ножом.
В голове шумит. Кажется, вокруг меня сотни костров.
теней становится больше наверное ад разверзся
тихий голос тихитихий
гоголос ос ос
говорит мне что я умру здесь умру если не убью и льет льет льет в мои вены черную патоку
сердце пропускает удар не в силах прогнать эту ядовитую нефть
Сердце бьется быстро и громко, трясет грудную клетку, давит на легкие - кажется, заполняет собой всего меня, и я не могу вдохнуть... Я пугаюсь смерти, нависшей надо мной, я боюсь её до чертиков, да! - именно так, до чертиков... я боюсь увидеть по ту сторону Леты всех тех, кого я погубил...
Еще больше я боюсь не встретить на загробных равнинах никого.
С неизвестно откуда взявшейся силой я сжимаю челюсти на передней лапе дракона и рву на себя - она выдергивается из плечевого сустава с сухим щелчком, а он молчит... и даже не сопротивляется. Золотистый, блестящий бройлер. Мне хочется блевать от его мученического вида, мне до тошноты противно рвать на части настолько безропотное существо - я поставил бы его на полочку и сдувал бы с него пыль, как с редкого, но малоценного экземпляра...
...надломленные ростки превращаются в перегной для здоровых и сильных. Так было всегда. Кто или что его надломило - ветер ли, буря, губы зверя или неосторожный шаг человека - никому не интересно. Мертв и все. Был - не стало.
Так ведь? Так?..
голос играет со мной в прятки раздаваясь эхом то тут то там
тихий и злобный как тысячи черных котов он держит меня в сознании и не дает упасть
С влажным чавканьем проглатываю вырванный из плеча кусок мяса - и хриплю от того, что и жевать, и глотать больно, очень больно, но эта боль, эта безропотная кровь отодвигают меня от точки невозврата еще на несколько шагов. Я хочу разорвать его грудь когтями, раскрыть как книгу, и увидеть его сердце: наверняка маленькое, как у цыпленка, и испуганно бьющееся где-то в глотке... я бы аккуратно вынул его - и сжал бы клыками; оно бы лопнуло, как дутый влажный шар, даря мне еще одну, очередную жизнь...
Нависаю, с хищным рокотом разглядывая изможденного, израненного...
дддаааа буудет так
изможденного, израненного...
сознание возвращается медленно ведь мне приходится расталкивать локтями толпу рогатых теней
изможденного, израненного мной Ф а й р в и н д а.
я падаю куда-то в бездну.
В голове звенящая пустота. Пустота заполняется мраком. Свистом чаек. Звуками моря. Солью. Болью. Боль заполняет каждый закуток темноты, каждую рану, каждый мой изъян.
Свист чаек и привкус железа и соли, и на корне языка - черная горечь. Я... я...
убил его.
Смотря сверху вниз на поникшую голову, на потускневшую золотую чешую, я не верю в то, что Уильям может быть еще жив - и не верю в то, что он может быть мертв. Нет, так не бывает. Нет! Я мотаю головой, отступая на несколько шагов - в голове разрывается свето-шумовая, кажется, а брызги долетели мне даже до хвоста...
Я опускаю голову вниз и с тихим ревом, похожим на стон тигра, попавшего в ловушку, толкаю носом точеную морду.
- Уилл... л... лльяммм?.. - больше выдыхаю, чем говорю - от попыток напрячь голосовые связки разорванную щеку сводит так, что впору зарыдать.
Склонившись над раной на плече, касаюсь её языком, зализывая - и не могу отделаться от мысли, что это похоже на попытку починить разбитую антикварную вазу изолентой.
А он не спешит.
Мой короткий бунт против судьбы подходит к концу очень тихо: заканчиваются силы. Кровь сочится сквозь раны, исполосовавшие всё моё тело; теперь она не только спокойно, неспешно течёт, теперь она хлюпает, бьётся, покидает моё тело бодрым горным ручьём из дыры в горле, словно ей и вовсе было со мной скучно. И мне почти не больно, мне просто... холодно.
И до позорного желания скулить и выть по-дурному, как сбитая машиной собака с размозженным черепом, которой не повезло умереть не сразу, обидно.
Ты убил меня, тварь!..
Нет, орать не стану. Эти стены сегодня уже слышали один жуткий крик, и что он изменил? Костлявая всё равно забирает своё - протягивает лапы к одному из нас, и теперь это я. Захлёбываюсь кровью - из-за языка, наверное - и хочу всё же попытаться отстоять себя по-другому. У меня нет ни малейшего шанса вывезти против Кархарота в драке, но...
КИАН
Зову его, дёргаюсь, поднимаю полуосмысленный взгляд, ужасаясь зрелищу изуродованной морды, залитой его собственной да моей кровью, хриплю:
- К...кххиан-ннн.
Воздух заканчивается резко.
В пещере гасят свет. Замолкая, потому что горло душит каменной плитой, наблюдаю перед глазами ещё пару вспышек фейерверков - от них у меня вертолёты и мутит. Кажется, он отрывает мне лапу...
...Веки - тяжелее свинца. Тело - тяжелее камня.
Прихожу в себя медленно, поскуливая от боли, сковавшей всё тело острой, врезающейся в плоть цепью. Кажется, последнее, что я помню - как Кархарот вырывал мне руку.
Я удивлён, что до сих пор жив. Я удивлён, что он настолько медлителен и до сих пор не закончил.
Захотел поиграть?
Помнится, в предыдущие наши стычки он сразу метил в горло. Впрочем, в эту - тоже, вот только судя по тому, что я ещё не истёк кровью, он не разорвал мою яремную вену, не захотел, не стал купаться в фонтане крови..
Звук собственного имени ударяет меня кнутом.
Лапа на месте, понимаю я, потому что болит. Но я даже могу пошевелить пальцами.
Вскидываюсь, отпрыгиваю назад, точнее, отползаю из-под нависающей надо мной туши.
В его голосе - узнавание, но я спешу, пока он не передумал...
Обращаюсь человеком.
Человека он есть не станет. Что ему Уильям Блейк? На один зубок, да и только. Перевод продукта. Нет, он обождёт, пока я снова подставлюсь, и тогда..
Чёрта с два я позволю ему снова это сделать.
Осознание приходит, похожее на удар тяжелым тупым предметом по голове: я буду жить. Кархарот одумался, признал меня.. Потрепав предварительно так, что я теперь сражаюсь с желанием выть от боли и проблеваться. Он почти оторвал мне руку и вырвал из плеча кусок... Кожи и мышц. Я не знаю, как это будет заживать. Может, легче сразу ампутировать? Рука больше похожа на свисающий кусок свиной обрези, без костей, без ничего, только склизкое мясо..
Оглядываюсь, всё ещё пятясь - сейчас мне хочется оказаться как можно дальше от Кархарота. И, спотыкаясь об одну из костей чуть было не убившей нас обоих твари, падаю, больно, блять, ...кажется, грязнее я уже не стану.
Озираюсь я почти панически, стараясь не фокусировать взгляд на искалеченной морде... Киана. Он ведь до сих пор там есть? Он меня помнит.. Кажется, когда я очнулся, он вылизывал моё плечо. Кажется, оно сейчас не отправляет меня в отключку от боли только поэтому.
Вдох-выдох. Надо решать проблемы по мере их поступления. Точнее - важности.. Я, конечно, всё ещё истекаю кровью, пусть и медленно, но с этим поделать ничего не могу. А вот с вывихнутым - теперь я уверен, что это не перелом - плечом - очень даже.
Тяжело дыша, хватаюсь повреждённой рукой за одну из костей, что валяется на полу, слишком тяжелую, чтобы её сдвинуло с места моё слабое человеческое тело. От одного лишь сжатия ладони в кулак меня прошибает, будто ударом тока, но это не самое сложное. Главное - чтобы не разжались пальцы.
Наклоняюсь, поворачивая корпус - так, как учил тренер, - и резким рывком вправляю сустав. Кость с щелчком проскальзывает обратно за лопатку, а меня выворачивает от боли и дурноты наизнанку.
Главное - переждать.
Бешеный стук сердца. Тошнотворный расползающийся по телу жар...
Вдох-выдох.
Я даже удержался на ногах. Точнее, на коленях - не упал навзничь, как сломанная игрушка.. Погрызенная, переломанная в трёх местах.. И выплюнутая за ненадобностью. Чёрт. Как же обидно.
Кажется, по моему лицу катятся слёзы.
Я не уверен, но это от боли.. Наверное. Я надеюсь, что от боли. Снова натыкаюсь взглядом на замершего напротив дракона, который.. одумался? Засомневался? Наелся досыта? Помнится, он говорил, что я - крупный.. Часть можно оставить на потом, не так ли? Негоже, когда мясо протухает..
- Ублюдок!
Я вою, и откуда только силы берутся. Разодранный язык всё ещё болит, но это меня не останавливает. Сплевываю на пол, пытаясь не поскользнуться: тут везде сыро, влажно, везде кровь. Наша.
- Ты меня чуть не сожрал! Ты вырвал из меня куски мяса, и.. И оставил! Доедать побрезговал? Дрянь, какая же ты дрянь, и это после того, как мы вместе, плечом к плечу, сражались с теми, кого ты уже...
Убил? Сожрал, как меня?
Я слишком хорошо помню тяжесть навалившейся на меня туши. Несмотря на разницу в размерах, Кархарот ощутимо тяжелее меня в облике, словно его панцирь-чешуя сделана из камня. Я не люблю пафосные сравнения, но, наверное, именно так чувствуют себя жертвы нападения аллигаторов. И белых медведей. Без малейшего шанса на положительный исход.
Я почему-то выжил.
Не могу понять, рад я этому, или...
Не представляю, как отсюда выбираться. Куда лететь. Как бросать его здесь, дезориентированного, раненого, возможно, тоже умирающего?
"Да брось. Он не умирает.. И не умрёт. Он проглотил минимум половину того, что у тебя было. Проглотил, и.. действительно побрезговал тобой, цыплёнок? утомился? Кто знает его чёрную душу..."
Вздрагиваю, потому что голос в голове - чужой. Чего только не привидится от шока. Всё же, я жив, и это хорошо. Я придумаю, как отсюда выбраться живым. Я всё придумаю...
Вот только оторву взгляд от залитого кровью белесого глаза.
Мне страшно.
- Ты - законченный каннибал, уродец, бессовестный, не знающий ни долга, ни чести, ни дружбы! - не знаю, зачем я ору это сквозь слёзы. Зачем снова пытаюсь сыграть в ящик?.. Тру лицо предплечьем, размазывая кровь и слёзы. Я выгляжу, наверное, очень жалко, но мне плевать. Я хочу, чтобы он знал, что я после всего о нём думаю. - Ты предатель. Я проклинаю тебя. Проклинаю, слышишь, Кархарот? Будь ты проклят!..
Пячусь назад - к выходу из пещеры.
Изодранную в клочья кожу остужает ветер, и я понимаю, что нахожусь на краю.
Делаю ещё один шаг назад...
И падаю.
Вода принимает меня приятным холодом. Укутывает, убаюкивает.. Ничего не делаю для того, чтобы всплыть - задерживаю дыхание и жду.
И через полминуты оказываюсь на поверхности воды, укачиваемый, почти спокойный... Соль въедается в раны, жжется, но я этого не чувствую: даже в Ливане зимой море достаточно прохладное, чтобы позволить мне хотя бы на минуту забыть..
Забыть о том, что я плаваю в луже собственной крови.
Я не хочу думать о том, что будет дальше. Мне кажется, ничего: я уже умер, всё, что было важно, всё, что было нужно отмерло там, в пещере, и я мирно качаюсь в чернеющих водах Стикса.
Они отнесут меня домой.
Меня окружили кости. Я хочу, чтобы Уильям умер. Чтобы слова, которыми он меня бьет, не боясь ни черта, ни ладана, застряли у него в глотке и умерли вместе с ним. Я бы похоронил их в пещере: Уильяма - в одной из кроватей, сложив вокруг лапник ливанского кедра... слова - в себе, в памяти. Никто бы о них не узнал, ведь себя бы я тоже оставил в пещере.
Лег бы, свернувшись калачиком, на каменном своем постаменте, и заснул бы - до конца мира или миров.
Он бьет меня кнутом, не боясь и не таясь. Я морщусь и страшно скалюсь, отступая, как цирковой лев перед огненным кольцом. Так бить могут только те, кому терять нечего. Я знаю.
Это страшное чувство, малыш.
Я хочу сказать ему, что мне жаль; я хочу сказать ему, что я не хотел, что я не знаю, что произошло, что без его помощи я бы уже лежал огромным дохлым марлином, усеяв пол чешуей. Я не видел его. Не видел. Меня отправили в угол моего собственного сознания, как провинившегося ребенка, а в это время вперед вышел тот, кому нельзя было выходить.
ты... мы бы умерррррли сдохли здессь
ты не нужен ему не нужен ни мерртвым ни живым ни сегодня ни завтррра никогда
он ненавидит тебя
Мне хочется перебить и ответить - нас. А точнее, тебя. Я помню, что Уильям звал меня. Слабый голос сквозь марево красного тумана - его.
Киан.
Я иду за ним, как на коротком поводке - и морщусь от боли и воспоминаний... меня уже вели так однажды - на плаху. Но он пятится к выходу, а я иду за ним - крадусь на полусогнутых, плохо поддающихся лапах, склонив и вытянув шею, как побитая собака. Медленно, чтобы не напугать, тяну к нему морду, втягивая запах крови и пота; из горла вырывается какой-то гортанный вибрирующий звук, похожий на мурлыканье.
Позади обрыв, малыш. Тебе некуда идти, остановись, послушай меня.
Морской ветер кусает мне голову неожиданно сильно: судя по всему, куска щеки я просто-напросто лишился, и крупинки соли оседают на полосках сизого мяса, обнажающего моляры. Я морщусь, как от удара, и со вздохом отступаю от изможденного человечка, который мне на один укус.
У изможденного человечка в руках моя душа, и он рвет её злыми скрюченными пальцами, проклиная.
Мне хочется, чтобы он умер, захлебнувшись проклятиями.
Мне хочется положить к его ногам собственное трепещущее сердце в качестве извинений. Или не в качестве... просто. Если бы я мог, если бы сердце было только моим, я бы сделал это.
Он проклинает меня - а на самом деле свое легкомыслие, наивность... мне от этого не проще ни на йоту. Надо мной сгущается невидимая черная туча - грозовая; рокочет и набирает силу, питаемая его ненавистью. Драконово проклятие - злая вещь, ой злая, малыш...
Поделом, впрочем.
Я хочу сказать, что мне жаль, что я виноват... но еще мне хочется сделать ему ответный подарок. Простой и почти изящный.
- Н-нет “м-мы”, - выгнув шею, как кобра, шиплю. И от боли шиплю тоже. - Ес-сть я и есссть ты. Нет “мммы”, Файр... ррр... нд-сайиди.
От попыток говорить кровь толчками выливается, тянется вниз, висит на подбородке сгустками. Вижу все еще мутно - как сквозь целлофановый мешок. Это хорошо, потому что я не хочу его видеть. Не хочу.
Я плохо, но все-таки слышу плеск воды - и это тоже хорошо. В водах средиземного моря не тонут даже дети, а такой, как Уильям, не тонет вообще нигде.
Поворачиваюсь и с усталым вздохом плетусь в сырой полумрак пещеры, волоча за собой тяжесть проклятия и собственной вины - и не видя, как проклятие обрело физическое тело, появившись крылатыми кляксами на горизонте.
Поделом, впрочем.
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-12-12 18:42:10)
Конечно же, "мы" не существует. Я знаю это, я хочу кричать ему об этом, надрывая горло: знаю, всегда знаю и помню! Но вместо этого я лечу вниз, в воду.
И молчу.
Не с кем мне разговаривать. И не о чем. Потому что никакого "мы" нет, и не было никогда. Одна из причин, по которой я держусь подальше от себе подобных, это их крайний цинизм и то, что они одиночки. Даже мать моей дочери не смогла выдерживать мою компанию больше, чем пару недель подряд, а ведь она выносила и высидела яйцо после нашего краткосрочного романа. До сих пор не знаю, что она, ледяная, исполненная собственного достоинства и величия, во мне нашла.
Ах да, я заставлял её улыбаться. Был смешным.
Док тоже считал меня смешным до последнего.
...Плаваю в луже собственной крови, мечтая о том, что она привлечёт акул - здесь ведь есть акулы?.. - потому что я проголодался. И вспоминаю все те разы, когда он смеялся не со мной, а надо мной.
Их было много.
Я к этому привык и не обижался, потому что когда над тобой смеются - ты в безопасности, в общем-то, не предоставляешь никакого риска и от тебя не нужно избавляться. Ещё будучи птенцом, я разинув рот смотрел на отца, который уже тогда был почти полутысячелетним драконом, статным, красивым.. таким могущественным.. После, когда появилась Иней, слушал, что яйцо не может родить яйцо, это неправильно, и я не смогу её защитить: её убьют и разрежут на части, как тушу телёнка на рынке, а я буду наблюдать, не в силах ничего сделать.
Судьба Блейка, в общем-то, не особо поменялась: моё легкомыслие и тут очень быстро вывело меня на свой путь, свою тропу, по которой я шагал один.
Эгоцентрики-нарциссы, знаете ли, не самые приятные партнёры по жизни.
Прикрываю глаза, пытаясь понять, насколько плачевно моё состояние. Кархарот меня знатно потрепал, и не ясно, почему так и не добил, но это и не важно сейчас- я взываю к магии, прислушиваюсь к себе, анализирую... Вырван кусок мяса на шее, и ещё немного - на плече. Царапины по всему телу уже затягиваются, и это хорошо. Несмотря на прохладу морской воды, соль жжется, и это позволяет мне не отрубиться, покачиваясь на гладкой поверхности.
Обращаться мне сейчас нельзя: я пойду на дно. Поэтому регенерировать приходится, как выйдет: всё ещё с закрытыми глазами, я плещусь в воде и пытаюсь не дёргаться, когда тело прошивает ударами тока. Обычно это происходит проще, но сейчас мои повреждения слишком обширны.
Выдыхаю и обшариваю рукой собственную шею. Залеченный участок рыхлый наощупь, но я не уверен, что у меня в резерве ещё есть силы, да и стоит мне потратиться до предела - как улечу отсюда?.. Нет, нужно действовать осторожно.
Нужно помнить, знать, выгравировать себе в сознании заново - я всегда один.
Даже Юэн не захотел со мной знаться, когда понял, кто я такой. Что я.
В мечтаниях о кровавом завтраке, почти готовый, обернувшись, заглатывать мелкую рыбёху, уподобляясь кашалоту, я почти пропускаю летящие надо мной тени. Одна из них накрывает меня, над сомкнутыми веками чернеет и я распахиваю глаза, недоуменно воззрившись на пролетающих по направлению к пещере драконов.
Та'кхины.
Те самые кровожадные уроды, которые угрожали нам в отеле.
Как они нас нашли?..
Один из них замечает меня и пикирует, пока остальные приземляются в пещере.
добро пожаловать, ублюдки, в этот сраный саркофаг, где вы найдёте свою смерть
Вот что я думаю, оборачиваясь, взмахивая крыльями, уворачиваясь от удара - идиот целился в меня и явно пытался проглотить, как орёл - полевую мышь...
Он уходит под воду. Вода тормозит, вяжет холодом крылья, лапы, замедляет.. А я уже поднялся в воздух. Крылья ноют, лапы болят, перед глазами - вспышки от боли. Соль въелась в кожу меж чешуйками и зудит, разъедает, ноет, бесконечно неприятно ноет.
От всего этого я делаюсь даже больше злым, чем голодным.
Пока та'кхин барахтается в воде, выбираясь из неё, как тонущий щенок, бьёт по ней крыльями и хвостом, за последний вцепляюсь зубами. Потому что мой противник меньше, легче, и.. Я могу вздёрнуть его в воздух, воспользовавшись инерцией, и швырнуть об скалу, ударяя башкой об камень. И ещё раз, и ещё... Мама так в детстве оглушала ещё живую рыбу об раковину в кухне перед тем, как начать чистить, отрубить голову.
Выпускаю его.
Пусть сползает по стенке - на риф скальных камней, как та самая рыбина - ещё живая, очень свежая, вкусная..
Думаю только о том, что полминуты - и он очнётся. Очнётся и не факт, что у меня будут силы провернуть с ним такой фокус ещё раз. А ещё где-то там, наверху, его дружки пытаются выпотрошить дока.
Я не умею убивать драконов и никогда прежде этого не делал.
У меня чертовски мало времени.
В происходящем нет ни красоты, ни уважения: в уязвимое место под горлом я вгрызаюсь зубами, вырывая мясо, подставляя пасть под фонтаном брызнувшую кровь, лакая её, глотая, давясь ею...
И пьянея.
Я обрываю мясо с его шеи до кости - не помню, как.
Я слышу собственное рычание.
Чужая жизнь разливается вместе с кровью по жилам, запускает регенерацию пуще прежнего, восстанавливает ткани на шее, плече, не до конца, но..
Я понимаю, что сделал, только когда от горла его остаются лишь раздробленные позвонки, а от плеч - перемолотые челюстями ключицы да лопатки. Сплёвываю осколки костей, шиплю - парочка застряла в дёснах, потом; поднимаюсь в воздух, сытый, подобревший.
Меня, как обычно, мало интересуют мёртвые, а живые - напротив. Взлетаю к пещере, удерживаясь на уровне входа, и воздух в груди спирает: кажется, Киан едва справляется с этими тварями, но я... Я физически не могу заставить себя приземлиться там. В этом узком каменном мешке, где меня разок уже почти сожрали, оказаться рядом с драконом, который уже в третий раз пытался разделать меня, как остывшую тушу барана!.. Я не смотрю на него намеренно - только на шавок, которые вертятся вокруг, и бесконечно бросаются, кусают, жалят.
Набираю в лёгкие воздух и реву - так, что, кажется, дрожит вся скала. Отвлекитесь на меня, мрази!
И двое отвлекаются.. Устремляются мне навстречу хищными птицами, а я и рад.
Мне больше не страшно, мне теперь всё равно. Почти...
Если бы не охватившее меня ощущение азарта.
Кажется, я вошел во вкус.
Вы здесь » Легенды Камелота » Эпизоды настоящего времени » [01.02.2021] мимо, ранен, убит