[indent] У каждого дома есть свой запах. Он формируется из множества частичек, окружающих его жителей: свежий у юных девушек с набором косметики на фоне светлого кафеля ванной, сладковатый у домохозяйки с детьми, затхлый и кислый у старухи, окружившей себя стопками старых журналов и книг, прогорклый, будто маслянистый, у работяги… Последний дом Аули пах смолянистым деревом и жженой соломой, и эти запахи перебивали собой все прочие, даже очень сильные. Дом Джерри источал смесь ароматов, от которых не то тянуло покоем, не то начинала болеть голова, будто они усиливались в определенные промежутки времени. Все эти искусственные, дешевые пластиковые ароматы раздражали, в них не было жизни, как казалось Аули, и поэтому он потратил уйму времени и сил, чтобы найти повседневные вещи, такие, как косметические средства или бытовая химия, которые не вызывали у него сильного отторжения. Возможно, будь жив сам Джерри, он поблагодарил бы ворона за это, потому что сам, судя по всему, не всегда был доволен тем, что использует, однако при этом же был слишком ленивым и нерасторопным, чтобы заняться чем-то подобным.
[indent] И теперь в этот запах дома, который вальравн не мог как-либо конкретно описать, вторгся чужеродный, и за ним приставучим шлейфом тянулся смердящий след улицы. Этот уличный запах тут же начал угасать, словно бы маленькие призраки квартирки под крышей задушили его, изгрызли, как паразитов, а принесшего его с собой человека укутали флером ненавязчивой атмосферы старого нового жильца.
[indent] Как только Клеменс шагнул в дом Джерри, он стал частью этого маленького мира, хоть оставался в нем чужаком – еще большим, чем был когда-то. А впрочем, нет, у святоши был какой-то особый статус дозволенности – наверное, потому что Ангеран знал (или думал, что знал), что Клем не тот сорт двуногого, кто станет лезть туда, куда не прошено. По крайней мере, хозяину квартиры нечего было прятать.
[indent] Аули хорошо понимал, что Клеменс его, скорее всего, не примет. Для жрецов нового бога такие, как он, были той силой, которую они стремились с рвением самоуверенных праведников и позволением оправданных убийц уничтожить, окунув руки в кровь по локоть и шепча восхваления самому великому лжецу всех миров. Им двоим на одном шатком мосту не устоять; стоило разорвать эти узы до того, как раскроется правда, уехать из города, сбежать трусливой псиной или упорхнуть своевольной птицей в убийственную глубину небес. Отчего-то Аули не хотел грубо разрывать эти отношения: то ли берег память умервщленного мальчишки, то ли подобно коллекционеру собирал самоцветы эмоций, пережитых даже не им самим. Каков, а. Каков самозванец и лжец, собственник и вор. «Это даже смешно».
[indent] И судя по тому, как дребезжал в напряжении, как натянутые струны, готовые вот-вот с отвратительным писком разорваться, казалось, сам воздух вокруг этих двоих, они рисковали не слишком долго оставаться в сладком неведении друг о друге.
[indent] Так казалось вальравну, который чувствовал себя неуверенно в присутствии человека, знавшего о Джерри слишком много. Возможно, ему все же стоило расслабиться и сделать вид, будто он просто плохо спал. Или, может, притвориться наркоманом? Говорят, вещества меняют людей – прямо как существа.
[indent] – Я тоже рад, – бросил парень и махнул рукой, не оборачиваясь, делая вид, будто занят приготовлением чая.
[indent] Все, что ему теперь оставалось – делать вид. Как бы он там ни считал, но уйти из города не мог. Лондон держал его, питал знакомой атмосферой кипящей злобы, клокочущей ненависти, поднимавшихся с самого низа, с древних катакомб, в которых были погребены множество душ. Этот город веками, как темный провал на дне океана, вбирал в себя человеческие судьбы. И теперь, когда завеса подернулась, когда ее край с ослабевшего крючка на границе между миров упал пыльной грудой вниз, город заполнился трепещущей энергией, боевой песней, шепотом нетлеющей жажды возвышения над другими и… страхом. Ах, страх! Великая сила и непобедимая слабость. Единственное чувство, с которым рождается любое живое существо и с которым погибает. Все исходит от него. Страх смерти, страх голода, страх холода, страх одиночества, страх поражения…
[indent] Страх быть раскрытым.
[indent] Нет, он не мог уйти из города, потому что был гонцом. Вестником восходящей тьмы и извечной тяги людей сесть сверху на побежденного и вспороть его грудь, разорвать кожу и мясо, а после уйти прочь по чавкающей алой от крови грязи, насквозь пропахшим тем, что остается после смерти.
[indent] Парень повернулся, глядя на Клеменса взглядом, по которому нельзя было определить, отчего его брови так искривились: его удивляло заявление о множестве сортов чая у Джерри, попытки в них разобраться самого Клеменса или речь о самом чаепитии. Суть игры в «делать вид» заключалась как раз в том, что собеседник сам давал на все ответы – чаще себе же, дескать, друг, должно быть, удивился тому, что я упомянул то, чего не было, или подумал, какой я невежда.
[indent] – Если в чем-то путаешься, значит, не так уж и много отличий между тем или иным, верно? – Джерри усмехнулся.
[indent] Еще одно правило его игры – говори общими фразами и уводи разговор, если не знаешь, что ответить.
[indent] Он не мог уйти из Лондона, потому что стаи падальщиков уже устремились к нему.
[indent] – У меня все как обычно, – Джерри поставил чашку с горячим напитком перед Клеменсом. – С людьми сложнее, чем с животными: они бывают более непредсказуемыми.
[indent] Он улыбнулся, наблюдая за человеком перед собой. О чем думает Клем? О чем еще начнет расспрашивать? Аули подумал, что не стоит давать ему повода пытаться узнать детали, в которых ворон сам мог бы запутаться, все-таки он все еще испытывал трудности с воспоминаниями. Поэтому Джерри устало улыбнулся чуть шире и потер рукой глаз, будто пытался отогнать сон.
[indent] – Много работы, – он как будто оправдывался, но тут же сделал шаг к смене темы и увлеченно набросился с вопросами на друга мальчишки: – Лучше расскажи, как ты сам? Узнал что-то новое? Интересное? Зачем вернулся в Лондон? Надолго здесь?
[indent] Вальравна больше интересовало последнее.
- Подпись автора
you shall possess your body; you shall not become corrupt,
you shall not have worms

you shall not be distended, you shall not stink,
you shall not become putrid, you shall not become worms