Ему не нравится происходящее, его контроль всегда был вещью стабильной, даже в самых сложных ситуациях Ретт оказывался на коне, когда не сдавал позиции и не выходил из себя. Не становился бешеной машиной для убийств, удерживал себя на самой границе, выдерживал чужое давление, чужое стремление сделать его кем-то еще, кем-то другим.
Он вздыхает и трет переносицу, проклятие начало набирать обороты. И если бы он знал что там подхватил отец и как передал по крови. Если бы он знал ведьму или хотя бы подозревал кто мог такое сотворить. Впрочем он мог бы пойти к Вивиан и закончить собственные страдания на этом. Но тогда он страдал бы от другого недуга, несмотря на спасение собственной задницы, он бы не выдержал быть должным ей.
Таким образом его дилемма была не слишком разрешима, потому что у него оставалось все меньше средств для оставления себя вменяемым и все больше желание передать уже собственную жизнь в руки второго я, которое уничтожит то, что было построено.

Кто-то был во всем этом виноват, Ретт пытался узнать кто. Что происходило? Кто активировал проклятие сделав его из пассивного активным. Кто сделал его таким? Он раздражается сверх меры от того, что сам же обдумывает свои варианты.

Между тем его ждет Челси для разбора полетов на последнем расследовании, где его парни помешали взять преступника. Ну точнее они помогли взять преступника, то что он был мертв, на вкус Ретта большой бонус к происходящему. Он вздыхает и трет переносицу, раздражение слишком близко, слишком рядом с кожей, слишком больно.
Он почти не может это контролировать и он знает что это его приговор. Берсерк не тот транс, который вы подарите своим детям, не те силы, которые вы им захотите в принципе.

- Слышал у тебя ко мне дело. - Он присвистывает оглядывая ноги затянутые в тонкий капрон и шпильки. - Сексуально.

Ретт сначала говорит, потом думает, потом смотрит. Он видел Челси только издалека, неуловимая, недостижимая и говорят правая рука босса. Что ж, судя по ней оно того стоило, даже если они спали вместе, даже если у них была пресловутая химия, она того стоила. Красивая, затянутая в строгий костюм, женщина мечта и женщина загадка.

Он отвесил бы ей еще парочку комплиментов, про ноги, про грудь, точнее про блузку и юбку, но она смотрит так выразительно, что он на минутку теряется. Что-то не так, что-то во всем этом не так черт бы их всех побрал.

- Ну или мы всегда можем отложить беседу или перенести ее в более интересную плоскость. - Ретт проходит в кабинет, не спрашивая разрешения и не требуя его в однозначном формате.

Ему доставляет некое удовольствие от ее дискомфорта. Несмотря на то, что где-то на периферии мелькает крыло и кажется что укоризненно смотрит мужик, он это браво игнорирует, какие мелочи в самом деле.

Он привычно пытается подавить в себе ярость, которая то и дело пытается вырваться на свободу. В последнее время контроль почти умер, его почти нет, он держится на какой-то тонкой-тонкой ниточке состоящей из воли и упрямства. Ретт хочет взять отпуск и уехать на Мальдивы, Ретт хочет серфить в океане и не думать о том, что происходит в мире, что происходит в нем самом, что происходит вокруг.
Он хочет оказаться там, где нет людей, где нет ярости, где не нужно скрипеть зубами и пытаться казаться человеком. Он хочет посчитать свои расходы и приходы, хочет выправить свой счет, найти свою удачу и быть далеко от Челси Роббинс, но он здесь и маска, та маска которую он тысячу лет не снимает - тоже здесь.

Наглость и бахвальство, вот что составляет львиную долю его очарования. Никто не купится на серьезного мужика, никто не подойдет к человеку, который не улыбается, никто не заговорит, если не заговорить первым. Никто не обратит внимание, если не обращать внимание.
Он вздыхает и не собирается устраиваться напротив. Нет. Он садится на краешек стола, нависая над Челси и усмехается.

- Извини, у меня сегодня не самые красивые боксеры, давай завтра я приоденусь, можем сходить на ужин для начала, чтобы не расходовать всю энергию за один раз. Красивое платье, красивые украшения и хороший вечер, звучит неплохо не так ли? - Он почти усмиряет своих внутренних демонов и сдает на попятный свои выпады.

Ему стоит подумать, что все что здесь происходит цепь каких-то равнозначных событий. Он сходит с ума от бешенства, это не просто так, это не то что может или не может работать или не работать. И это пугает его, пугает потому что он будет мертвым быстрей, чем разберется с происходящим.
Кто-то сломал проклятие, кто-то сделал его совершенно неконтролируемым и Ретт остается с этим один на один, потому что помощи ждать неоткуда. А получить, ну что ж, для этого надо будет перешагнуть через себя и он пока считает что не готов.

- Итак, что касается нашего дела, - он вздыхает, - обстоятельства непреодолимой силы сделали свое дело, так что увы, для допроса он не годится. Но всегда можно использовать его как подсадную утку и свесить все обвинения, почему нет? Бобби примерно так и работают, если там ничего не поменялось, но это можно у Дэймона уточнить, он точно в курсе того как там и что происходило.

Ретт выражает всем собой доверительную позицию, подается вперед, складывает руки в открытом жесте. Ему нужно не сорваться, ему нужно выправить все как есть, ему необходимо достать себя из этого дерьма. Нельзя напасть на сослуживца, даже если он Челси, даже если другого выхода не видится. Нельзя.

Он сглатывает горькую и вязкую слюну, вздыхая про себя и немного сходит с ума, потому что что-то идет не так. Что-то в происходящем очень-очень не так, он чувствует как напряжение возрастает и как внутри все сворачивается крупными кольцами беспокойства.
Что ж, он сжимает руки в кулаки.
У него нет выбора, нужно выдержать, не сорваться.