[indent] Вообще Челси хотела ночью вломиться к некоему Майерсу, который вроде как и был Габриэлем. Но потом она решила, что это слишком даже для нее, и вряд ли ночью это будет выглядеть адекватно. Хотя адекватного в ее - его? - жизни мало что осталось, если так подумать: Челси или Михаил, человек или ангел, женщина или мужчина, ну и так далее по списку. Были дни, когда был Михаил, были дни, когда была Челси, ну и да, разговоры сама с собой тоже были. Нет, не шизофрения, и голоса в голове не было, но периодически слишком сложно было понять, кто сегодня утром проснулся. Зато, кажется, психиатр был готов писать научную статью, а затем книгу и зарабатывать на Роббинс как только можно. Хуже всего, что именно сейчас мать решила подать голос и оставляла на автоответчике отказницы в лице дочери пространные послания о примирения, прощении и семье. Такое ощущение, что Роббинс-старший узнал, что ему жить осталось полгода, но сам, как обычно, не мог изломать свою гордость, а потому именно миссис Роббинс наяривала Челси утром-днем-вечером, что та успешно игнорировала.
[indent] Самым сложным, как ни странно, оказалось выйти из лифта на нужном этаже, удалось с пятой попытки. Или шестой. После третьей Роббинс не читала. У нее все еще были проблемы с позиционированием самой себя, воображение злобно комментировало предстоящую встречу, в которой все это звучало примерно как в Звездных войнах: Габриэль, я твой брат! На самом деле Челси уже минут пять намаливала надежду, что Габриэль окажется женщиной. Ну знаете ли, Кристоф Майер, да мало ли, вдруг и правда женщина, и вообще. Шансы таяли с каждой утекающей минутой, еще чуть-чуть, и она малодушно свалит, оставив после себя аромат сандала и розы.
[indent] Нет, им с Михаилом нужен брат, сестра, кто-нибудь, даже если это будет собака по кличке Чукча, в любом случае - кто-то да нужен. И Челси с самым мрачным видом подступается к двери.
[indent] Стучать приходится долго, словно, за дверью были хоромы в тридцать комнат минимум.
[indent] - Сдох ты там, что ли, - еще один удар, уже раздраженнее и злее, когда все-таки дверь открывается, являя вид взъерошенного мужика в застиранных штанах и растянутой майке.
[indent] То есть Михаилу не повезло, его брат мужик, а он сама баба, которая выглядит слишком классно, чтобы хотелось быть ею, ну и еще обладает какими-то сомнительными навыками относительно неразборчивости в личных отношениях. Не про таких говорят о добрачной непорочности.
[indent] Пора Роббинс об этом размышляет, лицо ее мрачнеет. Габриэль - а это он, о чем говорит все то, что видит Челси - несет откровенную чушь, сначала про какие-то жалобы, милостыню, сына и неодобрение. Какой на хрен сын? Какое неодобрение, о чем он вообще? От внутреннего возмущения Михаил даже слова выговорить не может, так и стоит, тяжелым взглядом созерцая хозяина квартиры, словно попал в мизансцену "я и мой брат-дебил". И только аромат кофе завидно дергает обоняние, выпить свое утром Челси не успела, так бежала на столь долго ожидаемую семейную встречу. Последнее предположение достает до печенок, что когда голос возвращается, архангел просто интересуется:
[indent] - Ты со многими спал, что просто не запомнил или у тебя амнезия? И да, я буду кофе. Большую чашку.
[indent] Психиатр очень настаивал на том, что ломать каблуками чужие пальцы, ноги и что-то там еще, нельзя. Приходится напомнить себе об этом, сосчитав до пяти, и войти в квартиру Майера, закрыв за собой дверь с достаточно громким хлопком. Он что, не видит? Слепой? По исцелениям у них был Рафаил, но если надо, и Михаил мог постараться. Впрочем, нет, передвигался Габриэль нормально, не врезался в углы, значит у него все хорошо со зрением. Челси задумчиво изучает зад со штанами, которые плохо держатся на хозяине и ловит себя на мысли, что неплохо это все выглядит, но потом вздыхает: встреча с братом слишком утомительна. Челси проходит на кухню вслед за хозяином квартиры:
[indent] - У тебя все в порядке со зрением? Если да, то давай по второму кругу, ты откроешь глаза и посмотришь на меня, а то мне придется применить насильный метод опознавания, после которого ты предпочтешь, чтобы мы спали. Это могло бы быть приятнее.
- Подпись автора
в чужое н е б о налегке, как будто дни листая
и след терялся на песке и лед под сердцем т а я л
