|
Способности
Обернейт знает рецепты простых зелий и лекарств, изучала свойства растений и поведение животных. Стреляет из лука, умеет обороняться ножом или кинжалом. В детстве получила достойное образование, знает гэльский, валлийский, латынь и греческий. После замужества занималась самообразованием и помогала супругу принцу Эрби в дипломатических вопросах.Джоселин работает пиарщиком, она отличный переговорщик, разбирается в поведении людей и пользуется этим в работе. Хорошо знает работу медиа и соцсетей.
История
- И никогда, запомните, не засыпайте на берегу ручья, а не то к вам в рот заползет пикси, поселится у вас в животиках и будет красть всю-всю вашу еду.
Женщина наклонилась к паре раскрывших синие-синие глаза детей, сидевших перед ней в глубокой траве, обрызганной солнцем из-за кроны старого дуба, и сощурилась, пряча улыбку в уголках тонкого рта.
- И никогда с тех пор не удастся вам наесться. Никогда. Никогда-никогда. Никогда-никогда-никогда.
Её дети обычно в это время начинали заливисто хохотать от щекочущей страшной сказки, но синие глаза её внука, а потом и внучки вдруг стали затягиваться хрустальной пеленой слез, а носики детей заалели, набухли и сморщились, как печеное яблоко. Еще секунда, и Родерик вместе с Бэрилл разрыдались под причитание бабушки, которая бросилась убеждать их, что пикси бывают очень добрые, особенно когда даешь им молока, но дети её не слушали. И вот уже невестка забирает пару хнычущих сорванцов, по дороге бубня матери своего мужа что-то про отсутствие необходимости пугать детей до полусмерти.Леди Обернейт, дочь своенравного короля Эйлпа, мать молодого наследника Эрби, бабушка двух детишек, которых она испугала сказками про мелких лесных проказников, видела магию своими глазами. Когда-то магия дарила ей и великое горе, и нежное трепетное счастье, и крепкую силу, позволявшую держать все под контролем. Она умела собрать местные травы так, чтобы не испортить их целительные свойства, знала повадки разных существ, а еще лучше знала людей, что помогало ей не стоять на переговорах своего мужа за резными ширмами красного дерева, а сидеть рядом с ним, беседуя с посланниками от соседей. Теперь еще больше побелевшая от времени светлокожая женщина чувствовала, как всё меньше вещей связывает её с тем, что она видела вокруг. Будто ты перестаешь действовать в собственной жизни и больше начинаешь наблюдать.
У Обернейт всегда была привычка наблюдать. Тогда, из-за сундука в покоях, она видела лиловые всполохи, слышала вопли за окном и догадывалась, что враг уже близко. Девочка чувствовала, что она вовремя спрятала в платье маленький, сделанный под её ещё детскую руку кинжал и глиняный сосуд с живительным настоем. Они со старшим братом Обеном больше всего испугались, когда всё наконец затихло и нельзя было понять, кто же одержал победу: их отец, король Эйлпа, или пришедшие на их тучные земли друиды.
Обен был немногим старше сестры и убежал. Обернейт пытались увести с собой друидские женщины, девочка вырывалась и царапалась, когда их хватка ослабла, она успела даже замахнуться подготовленным оружием, но получила сильный удар по носу.
На губах теплела железная на вкус струйка. Обернейт до этого никогда не били.
Друид, ударивший королевскую дочь, ткнул в неё пальцем и произнес: "Теперь ты будешь такой, пока тебя не захочет забрать равный". И девочка искренне не поняла, о чем говорил этот еще не старый мужчина с длинной бородой, но после этих слов чужаки потянулись из полуразрушенного замка. Прежде чем покинуть место, бывшее когда-то для детей домом, друид заметил, что "с мальчишкой должна будет остаться равная ему", а останки их отца и его войска останутся лежать вокруг замка, пока их не предадут земле дети детей их.
К ночи к замку вернулся Обен - тощий, напуганный и заваливающийся вбок на ходу щенок гончей собаки. Сохранивший человеческую речь, он сказал Обернейт, что вся её кожа и светлые волосы стали зелеными, как трава.
Проклятие друидов было чудовищным в своей элегантности. Брат и сестра выживали на зарастающих развалинах вотчины, для чего Обернейт пришлось выучиться стрелять из лука и охотиться, а её брату... Обен осваивался в новом теле - загонял зверя к сестре под стрелу или приносил добычу в зубах. Он до сих пор ненавидит охоту и запах паленых на костре утиных перьев.
А Обернейт до сих пор ненавидит лгать. Когда в их владения пришел король соседних земель Эрби, говорящий пёс и зеленая девушка напугали его до седины, угрожая убийством, если он не приведет к ним на год свою молодую дочь. Обернейт была так зла на весь белый свет, и на эти бесчисленные папоротники в полу и стенах её дома, и на белеющие у ворот кости отца и рыцарей его, что почти поверила, что сможет убить этого благородного мужа, если он ослушается. Сопровождаемый повсюду заколдованной королевной, король Эрби вернулся к землям Эйлпа со своей дочерью, которой тоже приходилось лгать. Если Обен влюбился в миниатюрную девушку с глазами олененка с первой минуты и не мог быть с ней сколь-нибудь грубым, то Обернейт приходилось поддерживать выдумку об убийстве и сохранять холодность, пока однажды та не согласилась остаться в замке Эйлпа, чтобы странные создания не убили её отца. Как только она сказала это, пёс забился на холодном полу мелкой дрожью, по его телу поплыли лиловые огни, пока собачья шерсть не сгорела, а из-под неё не показалось человеческое тело. Обен вновь стал собой.
Тогда Обернейт чуть ли не на коленях просила у милой чужестранной королевны прощения за грубую ложь, холодность и угрозы - ведь говорить, что они заколдованные дети короля, было нельзя.
На свадьбе Обена и королевны Эрби Обернейт больше плакала, чем смеялась, хотя сердце её было переполнено радостью за брата. Она не видела его человеком двенадцать лет, но в остром лице его ещё виделись ей детские мягкие черты. А в себе королевна видела только уродство - даже брат её невестки, принц Эрби, отшатывался от Обернейт, как от прокажённой.
Обен, оставив свою невесту, долго говорил с Обернейт в дальней зале, пытаясь убедить её, что рано или поздно проклятие друидов, которым мало было убить их отца, спадёт. Тут ему в голову пришла немыслимая в простоте своей идея.
- Я сейчас дам тебе чашу. Подай её принцу Эрби, вдруг... Вдруг сработает, - предупредил её Обен. Когда Обернейт несла широкую золотую чашу с медовой брагой молодому принцу (глаза у него были точь-в-точь сестрины), руки её тряслись.
- Испей медовой браги, - почти просила она юношу, - Она напомнит тебе о священном лете.
И не то брага быстро ударила хмельному наследнику в голову, не то Обен подобрал правильные слова, пока шептал над чашей заклинание, но принц поцеловал Обернейт при всех, даже слишком быстро и слишком крепко, и у гостей на глазах кожа и волосы дочери короля Эйлпа вернули прежний цвет.
От принца Эрби Рэйвена у Обернейт было шестеро детей, но вырасти суждено только одному из средних сыновей, Дэвону. За вырезанными из дерева и сплетенными из трав и коры самой леди амулетами и талисманами иногда не было видно детской кроватки. Женщине, которая слишком хорошо знала, что такое потеря, тяжело было отрывать от сердца единственного ребёнка, который уже после смерти старшего брата получил титул и миссию наследника престола. Однако она терпела разлуку с мальчиком, её единственным условием было не допустить к Дэвону её врагов - друидов. Род магов, которые едва не обрекли детей уже убитого противника на мучительно одинокую медленную смерть, был для неё мазан одной сажей и окроплен одной кровью.
Их с отцом и братом кровью.
Десятилетия спустя из королевства Эрби леди Обернейт писала своему брату лорду Обену теплые послания, в которых всё надеялась ещё раз совершить долгое путешествие к просоленным её слезами местам, где её сердце билось так размеренно и чисто, несмотря на горе. А еще жаловалась на молодую невестку сына и отяжелевший с годами характер мужа. И на назойливое посольство из-за моря, пытавшееся явно заключить с Эрби союз на дурных условиях. Ей что-то казалось в чужестранцах подозрительным, но что именно, она не успела понять.
Ходили слухи, что леди Обернейт умерла не своей смертью. Её служанка клялась, что дочь короля Эйлпа не хранила свой пояс с маленькими пузырьками травяных сборов в спальне, хотя его нашли именно там. Возможно, смерть от своих же зелий окончательно связала леди Обернейт с магией и запечатлела её сущность для возрождения через века.
Искра леди Обернейт попала в девочку, чья душа была так податлива, что обрела те же остренькие телесные птичьи черты, что и у дочери короля Эйлпа. Ребёнку дали неуёмное имя Джоселин, она выросла, страдая из-за насмешек в частной школе-интернате и чувствуя время от времени, что из зеркала на неё смотрит совсем чужое лицо.
Джо до сих пор уверена, что её - полукровку из крепкого среднего класса, без связей и представления о культуре интернатов - сослали по квоте куда подальше в рассадник маленьких аристократических выродков, чтобы девочка, не выходившая часами из комнаты, не висела над головами мамы и папы, пылающих в адовом разводе. Даже когда из школы вереницами полетели домой письма от разъяренных учителей о том, что мисс Миллер избила одноклассницу/испортила школьное имущество/распространяла радикально левую литературу/нарушала устав/систематически оскорбляла учителя физкультуры/устроила массовую драку/проводила сатанинский ритуал (шутка) не вынудили родителей наконец спохватиться и срочно забрать оттуда Джоселин. Девочка в итоге закончила школу - чудом и появившимся в старших классах рвением заняться работой в медиа. Глядя на одноклассников, она научилась распознавать эмоции, глядя на учителей, она научилась предсказывать реакцию. Глядя на шрам на ноге, оставшийся с подростковых лет от осколка стеклянной двери, куда её толкнули во время драки, Джо видела возможности.
Отец Джоселин - прагматичный американец Саймон Миллер, он живет в Чикаго и мало общается с дочкой после развода. Мать, британка Ширли Кэтрин Миллер (в девичестве Фэнтон), умерла, когда Джо было уже 20 лет. Долгое время Джози не могла признаться себе, что в последний месяц, несмотря всепоглощающую любовь к матери, Джози каждый день палками забивала в своей голове мысль "Я__х о ч у,__ч т о б ы__э т о__к о н ч и л о с ь". Когда она осознала, что она живой человек, чьи силы способны в какой-то момент просто заканчиваться, ей стало легче справиться с тяжелейшей утратой.
Джоселин Миллер работает в крупной международной пиар-компании с чудесными птицами - интернет-инфлюэнсерами. Она контактирует с представителями брендов (продаётся парень-серфер, б/у, в отличном состоянии, всего пара десятков тысяч условных денежных единиц за упоминание ваших богом забытых рубашек в его Инстаграме), следит за тем, как в других медиа создается образ её клиента (вы удаляете из статьи фотку девочки-олд-мани и пояснение, почему стиль олд-мани не идет разбогатевшим девочкам без аристократических корней, а мы даем вам большое интервью о жизни разбогатевшей девочки без оных), а еще именно Джози знает волшебные слова, которые остановят горшочек, бесконечно варящий посты о том, что её клиент появился где-то вхлам укуренный или, не приведи бог, неправильно назвал чьи-то пронаунсы.
Несмотря на постоянный стресс, Джоселин любит свою работу, особенно, когда крупные, уважаемые, насквозь заснобленные лайфстайл-медиа вдруг начинают общаться со своей публикой словами, которые в два часа ночи, проклиная недосып и переработки, со смартфона разослала она - белёсая, тощая, высокая, способная прижаться к стене и раствориться в ней молодая женщина.