Бессменные админы:
    ЗИМА 2021. [ Update is coming soon... ]
    Мистика, фэнтези в современном Лондоне. В игру допускаются:

    Легенды Камелота

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » Легенды Камелота » Сыгранные эпизоды » [19.01.2021] let sleeping dogs lie


    [19.01.2021] let sleeping dogs lie

    Сообщений 1 страница 11 из 11

    1

    https://forumupload.ru/uploads/001a/f0/c8/205/475114.png

    let sleeping dogs lie

    Edward Holloway x Marvin Madigan
    19.01.2021 Лондон

    cуть не в том, чтоб не лезть под поезд или знак «не влезай – убьет»
    просто ты ведь не нео – то есть, не вопи потом, как койот.

    Отредактировано Marvin Madigan (2021-12-18 03:43:26)

    +1

    2

    Я не сплю уже полторы недели.
    Просыпаюсь от кошмаров: мне снится, что у меня седые волосы, даже на руках, на моих морщинистых, старых, слабых, дрожащих от любой нагрузки руках..
    Снится, что я не могу удержать в них даже нож.
    Снится, что я стою на коленях в церкви, возводя взгляд к священному распятию, а Он молчит.
    Он теперь всегда молчит.

    Просыпаюсь в холодном поту, готовый обчистить полку с седативами, вот только мне нельзя. Банка с ксанаксом, прописанным мне пару лет назад, так и стоит с невскрытой защитой: мне страшно, что, если я один раз попробую, подсяду.
    А я ведь подсяду.
    Витамины, натуральные пищевые добавки с успокоительным эффектом, валериана, мята перечная, мелатонин, всем этим можно закидываться сверх меры, вот только нихрена оно не действует.
    За последние дни сердце пытается выпрыгнуть из груди слишком часто.
    Я паникую.
    Мне нельзя принимать почти никакие таблетки, и это полный отстой.
    Честно говоря, я не должен был просыпаться вообще. Предыдущей жизни мне хватило с лихвой, с вершком... С головой.

    Забвение было сладким и.. длилось ровно мгновение. Я ещё помню тошнотворный запах собственных испражнений и слабости, когда открываю глаза в своей постели в апартаментах в центре Лондона. Я задыхаюсь в кровати, паникую, мне страшно, наверное, это страх, да...
    Звенит будильник, потом второй. Просматриваю чаты. Ах да, мне пора на работу.

    Полторы недели практически без сна, и из зеркала на меня смотрит оживший труп.
    Я перерабатываю, потому что мой ассистент исчез. Мистер Мэдиган и до этого не хватал звёзд с неба, этот проклятый мелкий неудачник, которого повесили на мою шею, как ярмо, но, знаете ли, я хотя бы могу не беспокоиться, что он метит на моё место и собирается меня подсидеть. Душечка Марвин послушно таскает мне кофе, забирает вещи из химчистки и смотрит на меня такими глазами, что мне порой хочется спросить его, не влюбился ли он, случайно?..
    Не спрашиваю, потому что будет, блять, очень неловко, если да.
    Пусть лучше продолжает таскать в зубах мой кофе и сумки с вещами молча. Ни к чему неудобства, не так ли?..

    Особенно пока его отец мне доплачивает за то, что я тяну его... вверх? Куда-то да тяну. Если бы Мэдиган-старший искренне и без обиняков спросил моё мнение, я бы сказал ему в дцатый раз, что его отпрыск бесполезен. И да, лучше оставить его возиться с бумажками, потому что те случаи, когда я заставлял его вместо себя являться в суд, были жалкими.
    Жалкими, как весь Марвин.

    Он не умеет говорить нет.
    Даже тогда, когда мы отмечаем успех в крупном деле, я заливаю в него водку стопками, он безропотно глотает, покрываясь пятнами. Он пьянеет почти мгновенно: мне кажется, что он никогда так не пил, и я доливаю ему ещё.
    Не оставляй-ка слёзы, Марвин.
    Хлебни ещё.
    За удачу!
    Нас ждёт великое будущее, Марвин.
    Я вру и не краснею, вру и ухмыляюсь, я чувствую себя подонком, и мне от этого приторно-сладко.
    Мне любопытно посмотреть на него пьяным - на своего идиота, на мальчика для битья, который позволяет мне совершенно всё. Сам я не пью: мне нельзя, потому веселиться тем вечером приходится ему, за двоих...

    А потом он исчезает.
    Его отец возмущен ровно настолько, что телефонный разговор оставляет неизгладимое ощущение поиметости. Аж ладони взмокли, мать твою. Приходится отложить все дела и ехать к нему - к папенькиному сыночку, который исчез на полторы недели, не отвечая на звонки. К безобидному, маленькому Марвину, который, быть может, вздёрнулся по-тихому от осознания ничтожности своей жизни... а что. Так часто бывает, особенно, например, в провинции и по пьяни.

    Уже на пороге меня охватывает ощущение, что здесь что-то не так.
    Потому что замок вырван из двери так, словно его выдернул дикий зверь. Дверь приоткрыта и покачивается на сквозняке, скрипя петлями. Я понимаю, что мне нужно вызвать полицию. Эдди так и сделал бы, но мне не страшно, мне нечего бояться, на самом деле. Я переступаю через порог и...

    ...Попадаю в преисподнюю.
    Квартира милашки Марвина перевёрнута вверх дном.
    Под ногами похрустывают блистеры от таблеток. Поднимаю пару, вчитываясь в надписи - они мне до тошноты знакомы. Антидепрессанты, транквилизаторы, нейролептики...
    Вот почему он был таким скромным и тихим?..

    Мне кажется, сейчас я увижу страшную картину, ту самую - покачивающийся на полосе ремня труп, остывший, даже окоченение, наверное, уже прошло...
    И вместо этого вижу распятого на стене сокола. Вырезанный силуэт, словно его высекли одним движением ножа..
    На сердце тяжелеет.
    По комнате прошелся ураган, и мне кажется, я знаю, как его могли звать..

    Марвина нахожу в кресле, в домашней мятой одежде. Хочется пощупать пятна на его джинсах - акрил, масло? Он ещё и рисует?.. Но я сдерживаюсь. Наблюдаю какое-то время за тем, как мерно вздымается его грудь, достаю сигареты, закуриваю.

    И выдыхаю дым точно в его лицо. Долго, протяжно...
    Проснётся, закашляется, задохнется?.. Меня устроит любой вариант, наверное.

    Что-то в его чертах кажется мне смутно знакомым. От этого противно ноет в груди.

    С тех пор, как я проснулся, вокруг - сплошные призраки из прошлого.

    +3

    3

    Я не сплю уже полторы недели. 

    Нет, не так.

    Я, СУКА, НЕ СПЛЮ УЖЕ ПОЛТОРЫ НЕДЕЛИ И НЕ ЗНАЮ КУДА СЕБЯ БЛЯТЬ ДЕВАТЬ ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО, ПРОСТО НЕВЫНОСИМО - ЖИТЬ С ПОСТОЯННЫМИ РАДИОПОМЕХАМИ И НЕ ИМЕТЬ ВОЗМОЖНОСТИ ВЫРУБИТЬ ПРИЕМНИК я бы вырубил его вырвал с мясом вместе с долей мозга какая там доля мозга отвечает за сон? за покой? за-у-по-коййй 

    ...да, вот так как-то больше похоже на правду.

    Тут же обрываю себя - ха-ха, я же отоспался, на всю жизнь отоспался

    сссспиии дитяяааа моеее усниии
    уснии уснии да вырастиии
    нуууужен бууудешь мнее
    да прии пооолной да лунеее
     

    ННННЕТ

    Из зеркала на меня смотрит чужое лицо - мерзкое до одури, до рвотного рефлекса, который я не могу сдерживать, потому что сейчас я не могу сдерживать ни-че-го!!! Два пальца в рот - и все пройдет, да? Все проходит - пройдет и это, да? Да? Да!? С кого мне спросить ответы, с тебя, что ли, заплаканная жалкая падаль в отражении!? 

    КТО ОТВЕТИТ МНЕ?? НУ ЖЕ? МОЖЕТ ТЫ, СТЕНА? ТЫ, ДУША ЗА СТЕНОЙ, КОЛОТЯЩАЯ В РАДИАТОР!? Я МОГУ РАЗДАВИТЬ ТЕБЯ ДВУМЯ ПАЛЬЦАМИ КАК БОЖЬЮ КОРОВКУ НО НИКТО НИКТО ЗДЕСЬ НЕ УЛЕТИТ НА НЕБКО ПОТОМУ ЧТО НЕБКА-ТО НЕТУ НЕКУДА ЛЕТЕТЬ НИ ПТИЧКАМ НИ РЫБКАМ НИ ЗАЙЧИКАМ

    Ха. Ха. Ха. Вопросов все еще больше, чем ответов. У слабаков ответов нет. У слабаков даже вопросов нет. Он-я похож на слизняка без раковины: в невнятного цвета глазах я вижу болотную муть, марь дряньрвань отстань
    те 
    от
    меня
    по жа луйста 
    на минутку, час, два, год, а лучше - вечность.

    Боль сковывает виски раскаленными щипцами. Я пью водку из горла и не чувствую вкуса.

    Грешно глумиться над трупами. Да?

    ТАК ПОЧЕМУ БЛЯТЬ Я ЗДЕСЬ

    Я хочу спать.
    Я не хочу спать
    Я хочу чтобы прямо сейчас произошло извержение вулкана, цунами, библейский потоп - хоть что-нибудь грандиозное, что отвлечет их, и тогда они перестанут рвать мою душу тупыми кариозными зубами, растаскивая её на две неравные половины. Половина - Каину. Половина - Авелю. Что дальше произошло - вы знаете сами. 

    Авель уже не узнает. А я - знаю.

    Я смутно помню жухлый потолок в салоне такси; я смутно помню предрассветное морозное небо в брызгах крови; я смутно помню шот водки, который залил в себя после, а между - между я изо всех сил пытался попасть ключом в замочную скважину, я нахер никогда-никогда не сталкивался с такими трудностями, передо мной всегда были открыты все двери, и эту я тоже открыл - как умел уж, не обессудьте, господин-владелец-болотных-глаз

    нет у вас двери входной

    зато есть куча выходов. Например, в окно. В какой-то момент я серьезно начинаю об этом подумывать, потому что, потому чтооооОООооОо... о, какие новости! Мистер, мать его, Мэдиган пытается толкать меня под руку, скулит, ноет, умоляет выпить таблетки, взять трубку, поесть, поспать, подышать - ха-ха-ха! Я говорю ему: мистер Мэдиган, если вы, душа моя, еще хоть раз посмеете мне так бесцеремонно помешать, я сломаю вам-нам хребет; я привяжу веревку к батарее, завязав второй конец на шее морским узлом, и точно выпрыгну в окно, да так рассчитаю угол прыжка и длину петли, что башка вашанаша останется болтаться как рождественская пиньята, а тело ухнет вниз, ведь шея и шейные позвонки - хи-хи! - не самое прочное место в бренном мясном теле, и мы повесимся веселллооо нннаа

    нннна отрыв
    ннна отрыыыв
    ай да в мерзлой земле могилу отрыыыв 

    А перед этим я, конечно же, оставлю обожаемым родственникам мистера Мэдигана чудовищную предсмертную записку, после которой на нашувашуего могилу будут приходить разве что справить нужду. Ну что за сговорчивый мальчик, а!? Слизняк как есть - затихает, уползает, побитый, на полусогнутых, а я ведь ничегошеньки такого ему не сделал, ни словечка дурного не сказал, что за люди, а!? А безголовое наше тело утром нюхали бы собаки. Нюх. Нюх. Пахнет долгосрочной психотерапией для случайных свидетелей, а, а? 

    Днем я, пошатываясь, выхожу на улицу и морщусь от солнечного света и смога. В палисаднике лежит мертвая птичка: лапки как зубочистки, раскинулась, будто прилегла отдохнуть, а опавший живот шевелится от червей. Жалко её до слез. Больше на улицу я не выхожу.

    Птичка смотрит на меня из стены и жалобно клек-клек-клекает. Клек. Клек. Клек. Да освобожу я тебя, блять, подожди, я еще не допил!!!

    Клек.
    Клек.
    Клек.
    Капает вода в умываль-ни-ке.

    Я разбиваю недопитую бутылку об стену и пинком опрокидываю стол, который только что поднял; руки зудят, сила искрится на кончиках пальцев, и мне не терпится освободить птичку из стены - я вырезаю её грубо и безыскусно, а ведь раньше так красиво было, так красиво строгал, точил, обтесывал фигурки...
    Для кого? Для чего?.. Где это было, с кем, как? Кому я мог что-то дарить? Я же чудовище, ха-ха, и руки мои по локоть в крови (её нет, но я чую запах) и водке (она есть, но запаха я не чую). Отшвыриваю голой стопой осколки и, кажется, режусь. Так странно чувствовать боль где-то кроме головы. Как будто у меня наконец-то есть тело. Живое. Теплое. Измотанное.

    Бррррреееед.

    Марвин робко поднимает голову и спрашивает меня, кто я. Я отвечаю ему, что я тот, кто порвет ему пасть по шву, если он еще раз подаст голос не по требованию. Я предоставил ему шикарные апартаменты с видом на альпийские луга, которых он даже никогда не видел, засранец - чего ему еще от меня надо, а!? 

    Просто оставьте меня в покое, умоляю.

    Никаких непонятных таблеток. Никаких пластырей. Никакого шума. НИКАКОГО ШУМАЯСКАЗАЛ разбиваю мобильник об стену. Я даже соседей уже не слышу. Может, убил ненароком? С кем не бывает! со мной - бывало, и не раз. Фигня. Все там будем. Все... все... все... до последнего пе-рыш-кааа...

    Из внезапной полудремы меня вырывает острый запах сигаретного дыма - и ощущение чужого тепла: оно загорается у меня перед веками инфракрасным пятном, склоняется мееедленно...

    Рывком подаюсь вперед, хватаю неожиданно теплую (как же у мясных тел иногда затекают и замерзают пальцы, боже!) руку за запястье и сжимаю - наверное, до пятен, до боли. Я не знаю. Я еще не понял, как это работает.

    Миллллая душонка тушонка душоночка, как же ты сюда забрела, как же так тебя угораздило?.. Я почти умилен, я почти готов прослезиться. Какой восхитительно неблагоразумный хам!.. Обожаю людей. 

    - Ты совсем тупой или да?.. - хриплю. Я забыл, как говорить. Кажется, надо прочистить горло. Кхе-кхе. Дым забивается в ноздри, и я чихаю. Забавное чувство мгновенного облегчения. 

    Меня перекашивает. Это я улыбаюсь, понял? Усмехаюсь. Смаргиваю осевшую на веках трупную пыль. Мои кости давно побелели на ветру. Это лишает меня всяческого страха и ощущения реальности происходящего. А горячая рука под пальцами это ощущение возвращает. Хочу сохранить его наподольше. А потом - съесть. 

    - Сядь, кретин, в ногах правды нет, - толкаю руку в сторону перевернутого стула с распоротой обивкой. Ну, психанул, с кем не бывает? - Ты мародерствовать пришел, душечка-душонка?.. Ошибся адресом.

    Кашляю, смеюсь. Здесь ничего нет. Только мы - и куча больного хлама за душой, которая вроде бы бессмертна. 

    - Сигарету, - протягиваю ладонь. Не прошу. Просто требую.

    Отредактировано Marvin Madigan (2021-12-19 01:22:31)

    +2

    4

    Удивительная метаморфоза происходит на моих глазах.

    Мой милый мальчик в кресле, худой, измождённый, с впалой грудью, которая едва вздымается, в один момент превращается в что-то другое. Стоит ему открыть глаза...
    И я наблюдаю за тем, как голову поднимает, пытаясь сфокусировать на мне взгляд.. что-то тёмное, чёрное. Что-то, кто-то, кто неизбежно напоминает мне о Самаэле. Ассоциации приходят против моей воли: шипящий голос, влажный раздвоенный язык, яркие глаза с зенками-нитками. Какого цвета они были, желтого или зелёного?
    Это было так давно, что я забыл. Не могу поверить, что я больше не помню его глаза. Не помню, каков он - цвет жажды, голода и сомнений.
    И надежды.

    ..У этого глаза - зелёные.
    И это определённо не тот мальчик, который не знает, куда деть руки в моей компании, да и себя вместе с ними. Этот - раскованный, свободный..
    И больной.
    Я чувствую это кожей, мне даже вглядываться не надо, принюхиваться.. Ах да, здесь отвратно воняет спиртом, но, как обычно, вместо отвращения этот запах будит у меня зуд в затылке, напоминает о прошлом, толкает в спину..

    Разворотом кисти выдергиваю руку из хвата. Это - по себе  знаю - больно. Почти так же, как то, насколько крепко он в меня вцепился.
    У меня есть смутное подозрение, кто он такой.
    От этого по спине пробегает холод. Я отмахиваюсь от этого осознания, потому что таких совпадений быть не может, и всё же - почерк знаком мне до боли, и усмешка на его лице, чужая, не принадлежащая Мэдигану... Кажется, я никогда не видел её прежде, но знаю, кто бы мог так улыбаться.

    Затягиваюсь, делаю шаг назад. Поднимаю разодранный табурет, сажусь - главное нее забыть потом отряхнуть ошмётки обивки. Вспоминаю о его просьбе, и бросаю в руки мятую пачку. Интересно посмотреть, хватит ли у него концентрации открыть её, да и как зажжет сигарету? Зажигалкой, или высечет искру из пальцев?
    Если я всё верно понял, зажигалка ему не нужна.
    Если я всё верно понял, птица на стене вырезана без единого к ней, стене, прикосновения пальцев или ножа.

    Тихо фыркаю. Мне плевать.
    Мне должно быть плевать. Я обязан, должен быть равнодушным.

    - Нихрена не ошибся. Твой-его отец тебя потерял и хочет, чтобы ты, точнее он, вышел на связь. Марвин. Помнишь такого?.. И, - оглядываю бардак, морщась, - тебе придётся тут прибраться. Я закажу клининг. Но сперва ты сходишь в душ. Ты смердишь хуже бездомного и выглядишь так же.

    Поднимаюсь со стула, ещё раз обхожу помещение. Кое-что из мебели нужно починить, кое-что достаточно переобтянуть... я бы, наверное, выбросил всё на помойку просто для того, чтобы она больше не напоминала мне о срыве. Моя квартира тоже когда-то выглядела так, а я был в состоянии похуже Марвина.
    Он об этом никогда не узнает.
    Никто не узнает.

    Касаюсь рукой высеченной на стене птицы. Я питаю к птицам определённую слабость. В прошлой жизни у меня была одна, вырезанная из дерева. Я носил её на шнурке на шее, и сжимал в руках, засыпая.
    И засыпая в последний раз - тоже.

    Бросаю взгляд через плечо.

    - Какой бы кусок дерьма в тебя не вселился после той попойки, мне на это абсолютно плевать, - я вру, - а тебе всё ещё нужны деньги и работа. Так что придётся взять себя за яйца и привести жизнь в порядок.

    Подхожу к нему, наклоняюсь, щурясь и рассматривая лицо.
    Мимика изменила младшего Мэдигана до неузнаваемости.
    Мне кажется, я узнаю эту усмешку, складки в уголках губ, взгляд исподлобья - звериный, волчий...
    Я ошибаюсь, наверное, и медленно схожу с ума.

    - И никогда, просто никогда больше не называй меня душечкой и прочими дрянными словечками, понял? Фу, как же от тебя воняет.

    +2

    5

    Оно сопротивляется! Господь мой факин джизус, оно живое, оно трепыхается, оно ходит по его-моей-нашей квартире, рассматривает мебель взглядом жида-оценщика, ворчит, курит, смердит и отчитывает меня! Я в полном восторге, я, наверное, похож на крокодила, к которому зебра сама идет в раскрытую пасть, при этом танцуя ламммбаду - хлеб и зрелища, два в одном, как шампунь и гель для душа, как сухие сливки и растворимый кофе, как...

    Под его пошлыми лакированными туфлями хрустит стекло: храп, граб, гроб, груб.

    Груб. Груб. Очень груб! Ннннадо наказать, а, Марви-Марви? Эй, Марвин, покажи личико? Ты что, опять ноешь?.. Он что, твой любовник? Ты краснеешь?? Он твой отец? Нет? А по возрасту сгодился бы. Смотри на меня, падаль, ПОЧЕМУ Я ДОЛЖЕН ВЫТЯГИВАТЬ ИЗ ТЕБЯ ОТВЕТ КАЛЕНЫМИ КЛЕЩАМИ!? 

    А, босс. Фу, скука. Скууууу-кааа! Смертная. Прямо как он. Собираюсь наглядно это ему продемонстрировать - чуть позже, конечно. Пока что мне еще интересно. Пачку я, кстати, не поймал - этот сраный козел наверняка специально бросил её так, чтобы мне неудобно было ловить! Бросил бы нормально - поймал бы, чай, не крученый мяч. К счастью, у меня есть... ну... примерно все силы мира?.. - и капельку из них я бросаю на то, чтобы притянуть пачку с пола в свои ладони, и открываю её мелко и противно дрожащими пальцами, едва не порвав, и закуриваю. Без щелчка, без дешевых спецэффектов. Она просто... ну... тлеет. Горит.

    гори-гори яяааасно 
    чтобы не погааААасло
    и деревня тоооже
    на погост похоООожа

    У меня ничего никогда не гаснет. Кроме того ебучего костра в грозовую ночь, когда мы промокли как мыши, но я тогда был еще совсем щенком, и...

    КТО - МЫ?

    НУ КТО, КТО!?

    мягкое серое перышко. круглый камешек в горсти - шершавый боглаз, собачий бог. теплая щепка из костра. сотни горящих в ночи дверей.
    эльмо, не обожгись
    эльмо, засыпай 
    у кошки боли, у собаки боли, у эльмо не боли
     

    Резко, по-птичьи дергаю головой. Стена качается. Пол качается. Качается воздух вокруг меня, наливаясь звуком. Шарк. Граб. Тыубилнасвсех. Хрррап. Аймамабольно. Болит рука. Смотрю на нее удивленно. Она похожа на лист клена - прозрачный и побитый дождем и ветром. И землей. И снегом. И трупные пятна расползаются по ней, как узловатое кружево. 

    Синие-синие вены. Синие-синие глаза напротив. Моргаю третьим птичьим веком. Все вокруг такое острое, и лицо напротив обрастает углами, которые впиваются мне в мозг. Сердце сжимает кольчужной перчаткой. У него никогда не было брони - ни от меня, ни от мира, ни от кого. А они всегда были в латах. Божьи воины. А он - божий шут, творящий чудеса за милостыню и яблоки.   

    Мне чертовски не по себе, но это даже приятно.

    Хочу яблоко. От мысли о еде желудок сводит. Сколько я не ел? Понятия не имею. Это всего лишь тело. Мне все равно. Мне плевать, как оно выглядит и как оно пахнет. Я тут вообще проездом. Это тело - жалкий хостел. Оно мне даже не нравится. Оно все... жалкое. Оно держится только потому что я в нем - железный стержень, несгибаемый хребет. Без меня оно заплачет и скорчится в углу, как ребенок. 

    Я выдыхаю дым прямо в лицо. Приятно, сученыш? 

    - А то что, пупсик? - смеюсь. Мне правда смешно. Ну что, что он мне может сделать, человечек-человечишка, а?.. Живая картинка из крови, костей и мяса, натянутого на каркас. Выглядит, к слову, хреново - как будто вчера откопали. - Дрянные словечки... Ты, солнышко, дрянных словечек-то не слышал, а? 

    Затягиваюсь, докуренный бычок щелчком отправляю в рожу напротив. Ннна, получи, распишись. Я-то кидать умею, не то что некоторые. 

    - Твое мельтешение меня утомляет, - капризно морщусь. Вставать категорически не хочется. Больше того - смутно чувствую, что встать я просто не смогу. Голова кружится. - Сядь уже, блять, пока я из тебя душу не вытряхнул. Можешь ко мне на коленки, если стул не нравится. Извиняй, не Букингемский дворец, но и ты не ангел божий, спустившийся с небес в мою скромную обитель.

    Растекаюсь по креслу липкой жижей. Да, кажется, я воняю - потом, водкой, кислым безумием. Босс у тебя, конечно, прикольный. Но это твой босс, Марвин. А для меня - так, овечка на заклание. Был, да не станет. 

    - Нужно, нужно, нужно... - передразниваю, морща нос. - Всем что-то от меня нужно... Эльмо, разведи костер, Эльмо, освежуй кролика, Эльмо, убей всех, кого видишь, Эльмо, спи, Эльмо, проснись, Эльмо, сдохни уже наконец... - тяжело опираясь на локоть, подаюсь вперед в кресле, и шепчу, щурясь от дыма. - Ты не представляешь, как меня все это затрахало, душечка...

    Откидываюсь назад.

    - Ты очень некрасиво себя ведешь, знаешь, да? За кусок дерьма еще ответишь, - улыбаюсь почти дружелюбно. - Сядь, кому сказал.

    +2

    6

    Эдди бы хохотал, наверное.
    И санитаров вызвал себе на потеху, после выставив старшему Мэдигану счёт за испорченную рубашку и день.
    Мне не смешно. У меня при взгляде на Марвина, точнее, то, что от него осталось, то, что расселось в кресле, напялив на себя чужую кожу, украв, надев костюм человека, чешутся руки.

    Мне хочется оттащить его в ванную комнату - надеюсь, её он совсем не заблевал, - и помочь ему помыть рот с мылом, можно с доместосом, можно, желательно, смотреть, как он исходит пеной, дёргаясь, и в попытках прочистить желудок изрыгает мыльные пузыри и запах свежести,

    ну а потом, так и быть, я верну всё, как было

    Для такого мне даже не жалко позабыть о собственном желании никогда больше и никого не исцелять - люди этого не заслуживают - но тут дело в другом, так ведь? Тут исцеление будет не подарком, точнее, подарком, но не ему.

    К моменту, когда на меня смотрят птичьи глаза, во мне не остаётся и капли сомнений. Мне всё ещё хочется орать во всю глотку, хочется ужасаться,
    хочется просить о прощении.

    Хрена с два.
    Смотрю на него, на милого мальчика Марвина, на хорошего мальчика Эльмо, и думаю, что тогда у него рыжина была в оперении - насыщенного цвета тыквы или морковки, а сейчас он поцелован солнцем весь, целиком, с головы до пят в веснушках, и не меньше похож на себя, чем тогда..

    "Не ангел божий." Как же.
    Едко усмехаюсь, потому что, если не буду улыбаться, челюсти стисну так, что хрустнут зубы. Мальчик больше не милый. Мальчик болен, мальчик в бреду, в белой горячке. Мальчик доводит меня до бешенства - молчаливого, тихого, раскаленного добела, острого и тоже очень больного.

    Таким бы ты был, если бы я не помогал тебе, Эльмо?
    Мне хочется передёрнуть плечами от отвращения, глядя на сумасшедшего выродка, который продолжает говорить, продолжает воровать у меня воспоминания, перечеркивая знакомый образ собой, разукрашивая священную икону из моей памяти детскими фломастерами в клоунские цвета и цвет крови.

    Крови здесь нет, вообще-то. Пока что. Кровь на месте, стучит в жилах, медленно, размеренно, на удивление спокойно. Кровь пеленой стоит у меня перед глазами, и мне кажется, что ещё немного, и я сорвусь; красное марево больше не будет исключительно визуальным эффектом, а расплывётся кляксами на стенах этой убогой бомжарни, добавит свежих маслянистых мазков резному соколу на стене, делая его из живого - убитым, одним взмахом, одним росчерком, одним движением вперёд..
    Как тогда.

    Сдерживаю инстинктивное желание раскрыть крылья, показаться, заставить Эльмо распахнуть глаза, глядя в страхе, в ужасе.. Безумцы умеют бояться? Я не знаю. Тень от крыльев на Эльмо замечаю на одну долю секунды, а самих крыльев нет: я успел, не поддался на провокацию. Надолго ли?

    Лицо моё будто онемело, а улыбочка похожа на результат паралича лицевого нерва. Всё с той же усмешкой наклоняюсь, поднимаю бычок, который мне отправили в лицо, и, как послушный человек, душечка-душонка, жалкая и слабая, иду, аккуратно ступая, к креслу, в котором сидит Эльмо, Эльмо, который умел улыбаться теплее солнца, Эльмо, этот провонявший водкой, потом и безумием ублюдок, смотрящий на меня примерно как на насекомое, которое собирается раздавить ногтями, предварительно оборвав под детскую считалочку крылья и лапы.

    Упираюсь коленом в кресло - ноги он раскинул широко, и сидит, а скорее лежит так, будто встать для него задача непосильная.
    Ничего, я помогу ему прийти в чувство.

    - Ни слова про Эльмо, ты, дрянь, слышишь?..

    Не помню, когда успел его встряхнуть. Когда схватил за шею, когда ткнул коленкой в грудь, чтобы он не рыпался.
    Но сейчас я с перекошенным от отвращения лицом заталкиваю в его рот его же сигарету. Подбираю ещё пару из пачки и пихаю ему в рот и их, давлю на челюсть и пропихиваю, и ещё одну..

    - Не пачкай его имя, пока не вымоешь свой паршивый рот.

    Замираю, тяжело дыша.
    "Ты не Эльмо. Нет. Нет-нет-нет, ты не можешь быть таким. Ты не он" - стучит у меня в голове.
    Это можно назвать молитвой.
    И я лучше других знаю, что они никогда не помогают.

    Отредактировано Edward Holloway (2021-12-19 20:53:19)

    +2

    7

    мне б любви глоточек, горстку, хоть с обочин
    страшной судной ночью руку протяну
    я поставлю точку, прячься что есть мочи
    час твой не отсрочу

    я тебя найду

    Мне так плохо, меня так мутит, что я на мгновение закрываю глаза, уперевшись затылком в спинку кресла - и напрасно, потому что душа-душечка-душонка хочет поиграть. Ах, такое пропустил, он ведь наверняка крался, старался подготовить мне сююууурприз, а я все прос... пал... От встряхивания мозги у меня, кажется, бьются о черепную коробку с жвачным шлепком; взбалтываются в молочный коктейль с кусочками замороженных ягод и мааааааленькой щепоткой еще не почивших нейронов - ха-ха, он такой холодный, этот коктейль, что вот-вот потечет у меня через нос, вот будет у-мо-ри-тель-но...

    Я падаю в темноту, провонявшую чужим отчаянием и набившим оскомину версаче. У меня, кажется, провалилась грудь: это нормально, когда ты лежишь в земле сотни лет. Душа твоя привязана к остову, как грустный воздушный шарик - ни уйти, ни поспать, ни забыться, и ты смотришь на себя, окоченевшего, почерневшего, разбухающего, как тесто, а вокруг - сотни тех, кого ты убил. 

    Им тоже, бллллять, нечем заняться.

    Сначала они присматриваются, как стая трусливых собак: нет ли у тебя палки?.. О, у меня не было ни палки, ни камня! Потом - пробуют рычать и плакать. Ты нас убил, за что, почему, блаблабла, тралала, несправедливо, чудовищно, бубубу - пчелиный гул из слез и обвинений, длящийся сотни лет, кому угодно плешь проест, а я, видит Бог, не образец терпения. По первости ты отвечаешь и пытаешься объяснять и спорить: убил потому-то, раскаяние, конечно, чувствую, но не очень-то, вот ты, в первом ряду, и так умирал, а ты вот, в третьем, вообще падчерицу потрахивал, а ты просто страшен как смертный грех, и идите вы все на...

    Потом ты на проклятия до седьмого колена (у меня нет детей, отсосите) реагируешь как на “доброе утро”. В аду доброго утра не бывает, ага? 

    А потом они начинают тебя жрать.

    И вот это ой-йой-йой как неприятно. 

    Этому мудаку с его блядскими окурками... дддаже... ссссука вот пристал, а... и не ссснилось... АЙ СУКА НУ ЧТО ЖЕ ТЫ ДЕЛАЕШЬ-ТО А ПППРИДУРОК БОЛЬНОЙ

    ННННЕВКУСНО
    ННННЕПРИКОЛЬНО

    С меня градом льется пот, как из пропитанной водой губки. Я дрожу, как собака. Меня сейчас стошнит, и я не собираюсь сдерживаться, нет, ни-ху-я. С трудом перевожу дыхание между приемами пищи, ворочаю языком, трогая слипшуюся в одну безобразную массу бумагу, выталкиваю…

    ЗЗЗЗЗАТКНИСЬ
    ззззаткнись хватит вести себя так будто 
    будто...

    у него смеющиеся, добрые глаза   
    мне сколько-то очень мало лет и я недоверчиво смотрю на протянутую ладонь с зажатой в ней дикойгрушей щщщелк хлебом щщщелкклек клек яблоком клек нннне помню помоги...
    помоги мммне вспомнить помоги пойти навстречу протянутой руке а не шмыгнуть вглубь темной хибары

    ...я выныриваю из темноты и впиваюсь в его горькую от табака руку зубами - в эту чувствительную перемычку между большим и указательным пальцем, да-да, в нее самую, ххха - и пытаюсь выгрызть себе кусочек на память. 

    его имя

    Мне весело. Мне смешно. Я же всегда был весел и смешлив. Был. Надо поддерживать светлый образ, а? И я смеюсь - так, будто в глотке у меня клокочет и свистит кипяток, и он вот-вот перельет через край. Хохочу, швыряя кресло с нами на спину - его колено снова больно бьет меня в грудь, пол пересчитывает позвонки, и я на секунду захлебываюсь, но только на секунду-секундочку, ведь шоу, мать его, должно продолжаться. 

    его имя

    Я отталкиваю его - сильно, волоча по полу магией, ведь тело мое не годится даже на удобрение почвы

    ха-ха-ха

    и почти мгновенно оказываюсь сверху, пальцами стискивая ворот рубашки. Очень недурное личико для мудака, накормившего меня дерьмом... мне даже завидно. Я бы хотел такое лицо. По моему ползали мокрицы. Одной я дал имя. Губы мои превратились в студенистый клей. Уши - и те отвалились. 

    его имммммя нннне пачкай нни слова

    Розочка от разбитой бутылки прилетает в мою протянутую руку и удобно ложится в ладонь. Магия - это здорово, крошка. С ней ты можешь дать отпор даже будучи при смерти. С ней ты всегда будешь с клыками - даже когда у тебя своих клыков уже давно нет. 

    От смеха у меня выступили слезы.
    От смеха.
    Да.

    Все еще посмеиваюсь - дребезжаще - и почти вплотную прижимаю розочку к его горлу. Ты сегодня брился, а, а? Вижу, что нет. Ай-яй-яй. Руки сотрясает судорожной дрожью. Я рискую его прикончить чисто случайно, из-за дурацкого тремора.

    - Это с каких пор меня возвели в святые, а?.. - склаблюсь. - Кто ты, блять, такой?

    Марвин, если ты еще раз, еще хоть один раз посмеешь так на меня посмотреть, клянусь, я заставлю тебя сожрать собственные глаза. У этого глаза тебе заберем. Красивые. А твои - сожрем. Ннням. На вкус, наверное, как пюре из брокколи - и цвета такого же мерзкого.

    Да ладно тебе, не ной, я просто шучу

    - Я не знаю, кто ты и где мы встречались, - склоняюсь ниже, прижимаю осколки сильнее, о, я чувствую его пульс, еще немного - и я коснусь лбом его лба, - Но если мое имя так много для тебя значит, где же ты был, когда он зарезал меня, как бешеную собаку?..

    Я не хочу знать ответ. Пожалуйста, не надо. Ни один из возможных меня не устроит. Не хочу. Хватит. 

    что же было в протянутой ладони? 
    я не знаю, я ннне помню, я всю жизнь их кусал.
     

    Вытираю глаза о плечо. Все-таки смех, сука, мокрая штука. Особенно когда искренний.

    Отредактировано Marvin Madigan (2021-12-20 07:11:56)

    +2

    8

    Пока крошка Марвин отплёвывается разбухшей от слюны кучкой бычков, рассматриваю его внимательнее.
    Точнее, того, кто за ним - теперь я вижу, холодею внутренне, мечтаю о смерти - своей, снова, можно жестче?..
    я заслужил, Отец, слышишь?
    Содрогаюсь, перемалываюсь в муку, ссыпаюсь куда-то вниз, невесомо, но отчаянно громко собираюсь обратно - не собой, а подобием себя, жалким папье-маше из кучки трухи,
    и вижу, смотрю дальше, давлюсь тем, что удаётся рассмотреть...
    ..Лучше бы выковырял себе глаза на брелки для него - он, помнится, любил странные украшения.
    Скуластое лицо, светлые волосы, глаза, которым безумие даровал Господь...
    Или не Господь? Почему же тогда мы так его использовали?
    Я не знаю. Я теперь ничего не знаю.

    Не замечаю, как моё тело отлетает назад. Скорее, просто грохаюсь затылком о пол, и шиплю ругательства, потому что в квартире по-прежнему грязно: липко от водки, осколки кругом, и ещё какая-то херня..

    Марвин, блять, ты мог просто выпить свои таблетки?
    Мог сходить к психотерапевту, чтобы тот запер тебя в мягких стенах, и мне не пришлось бы тебя посещать?
    Мог бы вскрыть себе вены ржавой открывашкой в заблёванной ванной, глядя, как рубиновые ручейки скользят вниз под песню из весёлых стартов? Знаешь, для открывашек используют сталь потверже той, что в обычных кухонных ножах... Почему-то уверен, знаешь.
    Тебе ведь весело, правда? Теперь весело?..

    Мог бы избавить меня от этого?
    От потребности смотреть тебе в глаза. Особенно сейчас. Особенно когда ты ведёшь себя, как дрянь, которую совсем не жалко..

    Потому что мне всё жалко.
    Я - бесхарактерный подкаблучник...
    Моя бывшая жена мечтала это услышать много сотен раз, нараспев.. Не услышала. А у крошки Мар... дряни Эльмо есть все шансы.
    В моих зубах по-прежнему сигарета. Напротив - надо мной склоняется мой одержимый, безумный, спятивший напрочь ассистент. Ученик..
    Мой друг из прошлого, друг, которого я предал, друг, которого я спас ценой всего...
    Дым выдыхаю в сторону, остаток сигареты сплёвываю туда же. Мне как-то резко больше не хочется шутить.

    По полу он меня проволочил знатно, но я ведь знал, что он так может, правда? Если бы он хотел, свернул бы мне шею - на щелчок раз два, клек-клек, был ангелок, и нету - так же, телекинезом, едва обозначив какое-либо движение шевелением зрачков.
    Ему даже не нужно поднимать руки...
    Никогда не нужно было. Когда разжигал для нас костёр, когда прятал от людских глаз мои крылья, если нам надо было бежать. И участвовал в дурацких представлениях с фокусами, когда нам нужна была еда и лишняя пара-тройка монет на бытовые траты.. Не было их, трат, почти.. Разве что плащ прохудившийся заменить; вещи стирали в реке, а иногда воровали то, что сушилось у домов на растянутых бечевах - я умолял Эльмо никому об этом не говорить.

    Сейчас мне хочется исходить на дерьмо и беситься из-за того, что мою рубашку наверняка дерут до дыр валяющийся на полу осколки.
    Тварь, её же после этого только на выброс, ты понимаешь?...
    А, впрочем, вспоминаю свои долги, и думаю: под пиджаком на спине, может быть, не видно?
    Под пиджаком на спине и изодранную в клочья спину не видно. И крылья тоже тяжело заприметить.

    - Н-не возвели, - хриплю, морщусь.

    Розочка утыкается в горло так смешно, что...
    Когда-то жена клиента наняла хулиганов, чтобы меня напугать. Я всё ещё считаю, что металлические прослойки в носках ботинков надо запретить законодательно, а вот касательно стекла.. Тогда я от похожей розочки вжимался в асфальт так, будто хотел с ним слиться. Сейчас - просто лежу. И наблюдаю за тем, как трясётся рука человека, который вроде как почти собрался перерезать мне битой бутылкой от водки горло...

    Смерть достойная старины Эдди, безусловно. Я в равной степени презираю что его, что себя, и даже согласен быть укокошенным жалким наркоманом, который будет разыскивать по моим карманам шуршащие купюры, и выть над трупом, когда не найдёт ничего, но, но..
    Исполнитель не тот.
    Даже для старины Эдди он слишком жалок.

    Издаю короткий смешок и сжимаю пальцами чужое запястье - то, что с битой бутылкой.
    Сжимаю сильно, но под суставом, не хочу, чтобы он выронил эту прелесть, знаете ли, потому, что...
    ..Уже в следующее мгновение остряки впиваются в его кожу. В мягкую ткань под челюстью, за подбородком.
    Недостаточно, чтобы проткнуть; достаточно, чтобы оцарапать.
    Пока что.

    Сможешь вовремя разжать и освободить свою ручонку-душонку, Эльмо?

    Напомнил бы, где мы встречались, да проще вспомнить, где нас не было: весь туманный Альбион, а после и всю Европу сходили своими двумя, как мог ты забыть?..
    Едко усмехаюсь, свободной рукой касаюсь чужих рёбер - от сердца, наискосок, пересчитываю вниз, доползаю до нужного места уже раскрытой ладонью, прижимая её к влажной от пота майке.
    Пальцы - точно напротив места, того самого, где Эльмо когда-то было больно.

    Лишь один раз.
    Недолго.
    Я забрал боль, ты помнишь?..

    - Я был здесь, - едва усмехаюсь. Морщусь от запаха спирта и бычков. - С той стороны, милый. Или ты совсем меня не узнаёшь?..

    Скольжу пальцами вверх, удерживаю Марвина за ворот. Теперь я одновременно и притягиваю его к себе, и отталкиваю. Рубашкой и розочкой.
    Так романтично, правда?

    Отредактировано Edward Holloway (2021-12-21 16:45:25)

    +2

    9

    Другие говорили мне, что я малохольный мальчишка, наделенный силами себе не по руке; что я - оторви да выбрось, эдакий девятый сын, которому не видать куска пирога, которого не утопили-то из страха перед карой Божьей... Он никогда так не говорил - и не думал. Я верил ему. Каждому слову, каждому жесту, каждому взгляду - доверял
    доверял
    доверял
    как собака умирал 
    в снегу надувая кровавые пузыри из носа ХХХА-ХА СМОТРИ КАК ЗАБАВНО ОНИ ЗАСТЫВАЮТ НА ГУБАХ КЛЕЙКОЙ КОРКОЙ ТЫ ВИДИШЬ ДА ТЫ СМОТРИШЬ СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА 
    АНГЕЛ МОЙ
    АЛЛИЛУЙЯ
    Я ХОЧУ ВИДЕТЬ ТВОИ ГЛАЗА ведь в них до последней секунды-минутки-секун доч ки была теплая, всепоглощающая, блядская лживая любовь.

    ЛИЦЕМЕР ЛЖЕЦ ТВАРРРРЬ стены дрожат и скоро свалятся на меня карточным домиком - так тяжело, когда весь мой мир буквально у меня на плечах

    Он никогда не говорил мне, что любит меня. Ни разу в жизни. Даже перед смертью - не сказал, но я бы и не принял. Это было бы слишком наигранно, слишком жалостливо. Нам было бы неловко. Я бы заканючил, захлебываясь кровью - ах, дружок, извини пожалуйста, что я тут умираю, но не мог бы ты взять свои слова назад, ведь я ненавижу лжецов и лицемеров?.. Он бы сказал - ах, милый, извини, но нет... живи с этим. 

    Кусок лживого дерьма. 

    Я знаю, что никто не убивает из любви. Это так же противоестественно, как целовать сестру взасос, как спать стоя, как быть политиком и говорить правду, как... как пицца с кукурузой. Так за что ты так со мной?.. За что ты так тихо меня ненавидел, что поступил со мной так? Что я тебе сделал? Ну что!? ЧТО!?!?

    Я забываю как дышать от боли, разливающейся в груди - и там, куда упирается теплая и сухая ладонь. Раньше я думал, что он может все. Что он меня спасет - от чужаков, от голосов, от меня самого. Что в его голосе - покой и нега; на его предплечье всегда можно спикировать вниз, не боясь порвать когтями кожу... 

    Теперь я хочу порвать когтями его лицо, чтобы оно висело лоскутами, обнажая влажное красное мясо и было так же безобразно, как его лживая

    из кипящего ада меня кидает в ледяную, упрямую ярость.
    я не хочу здесь быть. меня разбудили, чтобы засунуть в кошмар. я не хочу быть здесь. я не буду это терпеть. не здесь. не в этом теле. не с ним. от его взгляда меня колотит. от его нового лица меня колотит. мне не хватает сил, мне не хватает воздуха, мысли бьются как волны о скалы
    о с к а л ы о сколы осколки впивающиеся мне в подбородок
    я хочу уйти отсюда как можно скорее чтобы не видеть этой усмешки полной собственного превосходства

    Я медленно, но сильно толкаю руку, сжатую им, от себя. И розочку - от себя. Уверенно и по нарастающей увеличивая сопротивление.   

    мелкая...

    Я не хочу тебя слышать, видеть, осязать, обонять. Не хочу. Посмотри на меня. ПоСМОТРИ СУКА
    СМОТРИ НА ТО ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ СО МНОЙ ЭТО ВСЕ ТЫ В КАЖДОМ ВЗГЛЯДЕ В КАЖДОЙ БЛЯДСКОЙ ПОРЕ ТЫ В КАЖДОЙ КАПЕЛЬКЕ ПОТА И СЛЕЗ ТЫ мрррррраззь 
    как же я тебя боюсь 
    как же болит под ребрами жжется в груди 

    Я толкаю руку от себя, вынуждая его сопротивляться тоже. Я отталкиваюсь сам, уперевшись ладонью в его грудь, вынуждая тянуть меня за ворот сильнее. В какой-то момент мне кажется, что он впадает в азарт. Тяни-толкай, душечка-душоночка. Тяни-толкай. Хорошая была игра, а, а? Поиграем давай, мы любили играть.   

    ...черствая душонка предателя.

    Я резко опускаю руки, переставая изображать борьбу и по инерции налетаю на розочку челюстью. Хруст стекла и рвущейся кожи. Мне кажется, я чувствую осколки языком. Рот мгновенно наполняется горечью и железом.   

    Аллилуйя, Рафаил. Аллилуйя, мой старый, заклятый друг. 

    - И ттты там былллл... - склоняюсь, булькаю ему в лицо. Язык ворочается об осколок. Тихо, горлом смеюсь - получается гортанное “кхххххх”. Громко уже не получится. - П-по усссам теклло... да в рот не попаллллло...

    Плюю в ангельскую рожу. Хочу видеть его лицо в крови. Пусть даже так. 

    - Тебе же нрррравится... острым... в меня... рррешил... сделать приятно... душша ммоя.

    Последний штрих - дернуться всем телом, всей массой, чтобы осколки прочертили борозду до сонной артерии. Да, так я хочу сделать. Сделаю. Я собираюсь с силами... которых нет... наскребываю скрючившимися от боли пальцами - не нахожу ничего. Моргаю. Черно. Хочу спать. Насовсем. Только...

    я не один тут

    Мне тушат свет.

    _________________

    ...они повесят на него убийство. Мое убийство. Технически, так оно и есть - Эдвард только что вспорол мне челюсть. Не сомневаюсь, что иногда он этого сам хотел, но...

    Они повесят на него убийство. Как будто мало этому человеку проблем в жизни, Господи. Я знаю, что он разведен. Я знаю, что его кредитная история в полном дерьме. Я знаю, что ему хреново. Одна работа со мной чего стоит. Я стараюсь его не подводить, честно стараюсь, но... будем честны, я не тот, кто может ему чем-то помочь. 

    Себе-то не могу. 

    Он пришел сюда за мной - до сих пор не верю! - а уйдет в наручниках и под вопль сирены. Это несправедливо. Ты - кто бы ты не был - играешь не по правилам. Эдвард ни в чем не виноват. 

    ДА ПОШЕЛ ТЫ

    Я уйду, но позже... тихо, в ванной, сам.

    ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ ПОЧЕМУ ТЫ ВИДЕЛ

    Потому что двери надо закрывать плотнее. Потому что нельзя себя - нас - изматывать. Потому что нельзя молиться Богу о том, чтобы проснуться с перерезанным горлом. Спи, чудовище.

    Отклоняюсь назад, скатываясь с Эдварда, и проскальзываю в луже собственной крови. Пульсирующая боль разливается от подбородка к груди. К ней можно привыкнуть, я умею с таким мириться. Это не смертельно. Разгребу сам. Наклоняюсь, чтобы не затекало в горло, опираюсь на руки, свесив голову. Дышу через нос. Перед глазами - чернота.

    - Сссэр... прррочь...

    ...пока мафия спит, город должен бежать.

    Отредактировано Marvin Madigan (2021-12-21 21:56:37)

    +2

    10

    Он меня узнал. Вижу это по его глазам, по мимике, по нервному тику где-то в жутком подобии улыбки. Он понял, кто я, и он не рад меня видеть.
    У нас это взаимно, кстати: меня в дрожь бросает от того, в кого он превратился.
    Кем и тогда должен был стать.
    И кем я стал.
    Дрянью, верно? Попробовал бы папа к этому привыкнуть. У меня - не получается.
    Лучше бы нам и тогда не встречаться, правда, Эльмо? Лучше бы нам до сих пор крепко спать.

    Невольно думаю: психотерапевты, получив кадры мистером Мэдиганом сейчас, были бы счастливы. Они бы обогатились, когда Мэдиган старший попытался выкупить у них справку об адекватности своего отпрыска. А без денежек нашего с Марвином босса... какое дерьмо они бы ему диагностировали - одному Богу, тьфу, бллять, никому нихрена неизвестно что, а не отсутствие всяческих отклонений. Всё просто, да? Делаю что-то с тем, что мой ассистент стал психопатом - теряю его, а также львиную часть дохода, оказываюсь на улице, начинаю всё заново..

    Не делаю, игнорирую, позволяя ему измываться надо мной - всё хорошо, наверное. Только, мать твою, Марвин вернись на работу?..
    Марвин?..
    Ты ещё там?...

    А Эльмо?..
    От тебя вообще что-то осталось, кроме безумного хохота, который я и прежде-то никогда не слышал?..

    Мне не нравится, как мы боремся.
    Это глупо и опасно.
    Прижимая его же розочку к его горлу - его рукой! - я рассчитывал, что он сдастся. Что он струсит в момент.
    Я привык к нему другому, покладистому, милому..
    Привык, что он ластится к моим рукам, как отлученный от матери раньше времени котёнок, те так же готовы всё отдать: мнут лапами, мурчат рокочуще, сосут пальцы, пусть в них ничего нет, им без разницы: лишь бы от рук не отнимали, от тепла..
    Я рассчитывал, что он расхныкается, как побитый ребёнок, расплачется, рассчитывал, что буду скалиться, пока на лицо мне будут капать солёные чужие слёзы.
    Чужие, не мои же. Сам я плакать особо не умею. После пробуждения - тем более.. Тень Исрафила ещё не накрыла мои плечи, и, я надеюсь, не накроет никогда.

    Вместо слёз мне в лицо прилетает кровавый плевок. И с розочки, стоит ей сдвинуться, сцеживается склизкая масса на грудь - тягучей, тёмно-бордовой венозной крови.
    Тёплой. Живой. Ещё минуту назад её перекачивало сердце, она билась в жилах..

    Эльмо больше не мой ручной котёнок. Все животные умеют помнить жестокость, и он тоже помнит её лучше всех, а потому сейчас мстит мне - именно так я думаю - раня, терзая тело занятого им человека.

    Марвин, ты здесь?

    Эдди измывался над этим пареньком потехи ради, а мне сейчас от этого и правда, не понарошку, хочется расплакаться: мне он нравится, и похож на Эльмо - тогда... Наверное, всё дело в том, что в крови много соли, иначе я бы технически делать этого не стал. Но, залив мои глаза, сплюнутая кровь жжется, сука, жжется и и я реву, наверное, выглядя при этом так, словно мои глазные яблоки проткнули гвоздями в шести местах каждое..
    Дрянной, бесконечно дрянной день и дрянная встреча.

    Руку я его почти отпустил, когда..
    Он напарывается на неё окончательно, насаживается, как бабочка на шпильку, и тянет. Тянет лезвия из битого стекла по коже, вспарывая свою шею, добираясь до сонной артерии, протягиваясь этим мясным диким шлейфом до ключиц и даже задевая трапеции.

    Не дышу.
    Не дышу, блять, потому что всё это происходит за одну-две секунды, что я позволил себе затормозить...

    Запаха спирта, пота и чужого бешенства больше не слышу.
    Кровь заливает моё лицо и всё, о чём я могу думать - у него осталось сколько? Минута? Две? Тридцать секунд?.. Я не могу рассуждать здраво, в моей практике - тысяча лет бездействия, я почти панику..
    Так сколько осталось-то?
    А, главное, у кого?

    У Марвина. У Эльмо. В прошлый раз у нас было ровно две минуты, которые он угасал на моих руках. Это было мило, правильно, запланировано... Это было лучше, чем четвертование пару дней напролёт, знаешь Эльмо?
    Я старался ему помочь. Я держал его за руку. Я гладил его лицо...
    Я сцеловывал его слёзы.

    Сейчас я, не соображая толком, кто передо мной, пытаюсь сесть на полу, который слишком быстро становится скользким от крови.
    Соскальзываю пару раз ладонями - точно копытное на льду, а потом таки приподнимаюсь, и вцепляюсь в плечи Марвина.
    Мои руки - месиво из мяса, крови, и осколков стекла, я отряхиваю их, обтираю о штанины... И обкусанную ладонь - только сейчас чувствую, как болит ссадина, но не вижу отпечатка челюсти под кожей - сжимаю вокруг чужой шеи.

    Вспыхнувший свет на мгновение ослепляет даже меня.

    - ...Нникогда, - выдыхаю, выцеживаю из себя, не останавливаясь.

    Сегодня он не умрёт.
    Меня мутит: я впервые за всё время кого-то лечу, впервые за... девять дней с тех пор, как проснулся?..
    До этого не пробовал даже из любопытства. Думал, может, не смогу... А, может, правда и не смогу? Рука горит, на ладони точно останется ожог, к горлу подскочил липкий горячий ком, слёзы брызгают из глаз - снова, какого чёрта?..
    Раньше свет был слабее. Вдруг думаю - и правда. Меньше сил тратил, знал, куда применять.. Сейчас растерял опыт и с перепугу выложил всё, что было.
    За меньше, чем пару десятков секунд.
    Сила Господня срастила разорванные ткани, сосуды, кожный покров... Послушно, словно мы и не были в разногласиях. Словно сила всегда была моей, а не отца.

    Притягиваю Мэдигана к себе за шею, смотрю на неё вдумчиво, даже.. придирчиво.
    Розочку, что валяется рядом, и к которой рукой подать, я бы оттолкнул ногой, да помню слишком славно, как в руки к Эльмо прилетают предметы.

    А шея целая.. почти. Болит, наверное, и кровопотерю никто не отменял. Но на сегодня лечения с меня хватит. Сил я потерял не меньше, чем Марвин - крови.

    Чудом не спотыкаюсь, поднимаясь на ноги. Чудом помогаю своему ассистенту подняться. Тащу его в душ, приобняв, на самом деле сил у меня нет примерно так же, как и у него.

    Дотаскиваю паренька до ванной и сгружаю в неё под душ. Душ льётся с высоты, ну да, в общем-то, плевать. Марвин весь крови, и, что жутко - ловлю своё отражение в зеркале - я тоже.
    Лицо, шея, грудь.. Я похож на старого и умершего пару раз вампира.

    Отмываюсь в раковине, мылюсь, скребу кожу ногтями, пытаясь избавиться от красноватого оттенка в бровях, на скулах, в уголках губ.. Это вообще возможно?
    Поглядываю искоса на Эльмо - Эльмо ли?.. - в душе, его одежду бы просто на помойку, но я не знаю, где у него новая, и не рискну рыться в шкафах, пока весь испачкан кровью.

    - "Приятно" так больше не делай. Никогда. Иначе развернусь и уйду, ясно?

    Цежу, глядя в собственное отражение. Ясно тебе?.. Запомнил?..

    - Как ты? - снова смотрю в зеркало, но не на себя.. Почти сразу тушуюсь.

    Всё же поглядываю именно на Эльмо - пусть через зеркало. Взгляд боюсь поймать больше всего на свете: я не знаю, кому именно он принадлежит.

    +2

    11

    Я смотрю на него во все глаза. Лицо в тени, свет окрашивает руки плотным акрилом - мне мерещится, что они в плотных медицинских перчатках. Я почти чувствую запах латекса и пудры. Мне не нравится этот запах - он вызывает у меня дрожь в коленках. Будь я сильнее, я бы сказал даже, что я ненавижу этот запах, напоминающий о больнице... но ненависти во мне нет. Кажется, я начисто её лишен; кажется, там мой мозг кастрировали, щипцами вытащив кусочек, отвечающий за злобу. Готов спорить, что он был размером с ягоду черники.

    Я не имею права на ненависть.

    Пришелец состоит из нее весь, и мой несчастный воспаленный мозг корчится в агонии, не в силах переварить то, что в него впихнули; так корчится язвенник, в которого вместо привычного куриного бульона залили горький, отдающий полынью шнапс.

    Я и не думал, что бывает так больно. Дергаюсь от протянутых рук. Чувство нереальности происходящего только усиливается: чувствую себя рыбкой за аквариумным стеклом. Рыбка Дори, которая улыбается всем и никому конкретно. Рыбка Дори, которая в периоды обострения мгновенно забывает, что ей было сказано, и растерянно трет лоб, пытаясь разобрать собственный почерк в ежедневнике. Рыбка Дори, которая не понимает, где находится, и принимает все за чистую монету. Над которой можно безнаказанно смеяться - а она посмеется вместе с тобой.

    Так ведь, Эдвард, сэр?   

    Допустим, я действительно, не понарошку, сейчас умру. И что будет? Ничего. Остальные будут жить, как жили: отец вздохнет с облегчением, мать выпьет успокоительное, брат пожмет плечами, потому что в моей смерти действительно нет ничего неожиданного. Бывшие пассии не узнают, потому что не знают даже моего настоящего имени. Все будут жить, как раньше: гулять, обниматься, есть мороженое на набережной. Я останусь в этой пахнущей спиртом и лекарствами пустоте и буду колотить в разделяющее нас аквариумное стекло раскрытой ладонью с прилепленным к тыльной стороне катетером. 

    Жжение в горле заставляет меня закашляться; мистер Холлоуэй все-таки умудряется обхватить мою шею, по которой текут багровые реки с рваными кисельными берегами, и свет нестерпимо режет...

    Почти уверен, что это санитар светит фонариком мне в глаз, оттянув пальцами в перчатке мое веко.

    Сколько во мне галоперидола?.. Хватит на всех голодающих детей в Африке. Не поедят, так хоть забудут о голоде. И о собственном существовании. Прошлом. Настоящем. Будущем. 

    Мне мучительно стыдно видеть перед собой мистера Холлоуэя. Даже если это моя больная фантазия - стыдно. Ну а если он действительно тут... о Господи.

    Эльмо, ты можешь меня снова запереть где-нибудь подальше отсюда?..

    я могу запереть тебя в гробу, душечка, метра на три под землей, - сонный, бесконечно уставший голос, больше похожий на эхо.

    Эдвард притягивает меня за шею - за мою вполне целую, живую, человеческую шею, и я чувствую запах его волос. Пахнут сигаретами и чем-то древесным, как я и представлял... Мне хочется воткнуть вилку себе в мозг, потому что подсовывать такие образы - подло, не по правилам. Почему он здесь?.. Почему спас? Почему не ушел?

    Ответ приходит ко мне в ванной, когда прохладные капли барабанят по плечам, по ногам, делая одежду тяжелой и заскорузлой. 

    Он сделал это не для меня.

    Его присутствие я ощущаю даже сейчас: темным туманом в затылке, погребальным венком с вплетенным остролистом... на веки ложатся расписанные им же гладкие камешки - монет не было. 

    Им не нужны были монеты.

    Я им тоже не нужен.

    У меня не осталось сил ни на удивление, ни на печаль, ни на злость. В моем мире из мягких стен вообще не принято чему-либо удивляться. Под грязной одеждой зудит кожа; я стягиваю с себя рубашку и майку, рассматриваю кровавые пятна почти равнодушно. То же равнодушие пытаюсь перенести во взгляд, которым окидываю спину Эдварда. Почти получается, только губы сводит от желания не то усмехнуться, не то зарыдать.

    Добро пожаловать в мой мир, сэр Эдвард Холлоуэй. Я так тщательно заметал следы собственного убожества, что мне хочется выть от обиды - никто бы и не узнал, если бы не...

    Рассматриваю вытянутую перед собой ладонь. Высохла так, что можно пересчитать вены. Если он хотел уничтожить мое тело, то был близок к победе. 

    - С-сэр, мне кажется, эта угроза его не расстроит, - поднимаю глаза, украдкой рассматривая Эдварда через отражение. Вон там чуть-чуть осталось, за ухом. Помочь?.. - Он вас бо...

    ...резко дергаю головой, едва не впечатываясь затылком в кафель. Зубы клацают, чуть не прикусив язык. Хорошо, я понял. Даже спящую змею дразнить не надо. Я понял, дружище, честно. Все хорошо. Спи. П-пожалуйста, отдыхай.

    - Ч-чувствую себя уволенным, - тихо смеюсь, на секунду обнажая розовые от крови зубы, и тут же затихаю. Неуместно. Глупо. Прекращаю. - Р-раз вы еще пока здесь, могу попросить..?

    Роняю лицо в ладони и тру виски. Господи, какой сюр. Мне хочется спрятаться под плинтусом.

    - Одежда... левый верхний ящик... любая сойдет, - смотрю на него сквозь щелочку между пальцами, как на фильм ужасов, в котором милые клоуны мееееедленно меееедленно приближаются под нагнетающую музыку... 

    Но ведь все самое ужасное уже произошло, ведь так?..

    - И... спасибо, - срываюсь на еле слышный шепот.

    +2


    Вы здесь » Легенды Камелота » Сыгранные эпизоды » [19.01.2021] let sleeping dogs lie