[indent] Глядя на свои руки в кромешной темноте такой тесной сейчас студии, Генри никак не мог перестать удивляться, до чего же сильно они дрожат. Только к этому и свёлся сейчас весь окружающий мир: мелко подрагивающие длинные пальцы, кажущиеся какими-то призрачными сейчас, отдалённый, на грани слышимости шум Лаймхауса да отблески ночного освещения и мелькавших где-то за окном фар. Вот, значит, как это бывает, когда остаёшься наедине со своим ужасом: взгляд, замерший на чём-то одном, дрожь, пробравшая всё тело, отсветы и звуки, не складывающиеся в связные образы, и сознание, заполненное до краёв мертвящим холодом. Всего десять минут назад Генри метался по квартире, не находя себе места, рвал с шеи галстук, уверенный, что тот его душит, искал какие-нибудь таблетки, набирал и сбрасывал номера то полиции, то своего психолога, а потом замер на секунду, и ужас наконец накрыл его с головой, принеся с собой этот парализующий холод.
[indent] Сбилось дыхание, перед глазами замелькали разноцветные точки, Генри коротко застонал сквозь зубы и попытался сбросить с себя оцепенение: нет, так нельзя, нельзя просто сидеть здесь и таращиться на собственные чёртовы руки, он не может забиться в угол и там бояться и жалеть себя в ожидании нового приступа. Который вполне может стать последним, не только для него, но и для того, кто, на своё несчастье, окажется рядом. Память услужливо подкинула свежее воспоминание: пустой вечерний офис, потрясённое лицо Алана, кровь у него на губах, кровь на рассечённой брови, кровь на белой рубашке, от собственного рыка, звериного и совершенно неузнаваемого, закладывает уши, рука сжимает что-то острое... Только отчаянная мысль "Это не я!", всплывшая в последнюю секунду на самом краю сознания, удержала, заставила прекратить и выбраться из какого-то огненного потока, который полыхал в тот момент со всех сторон.
- Нет! - Генри снова застонал, обхватив голову дрожащими руками. - Ну, нет, нет! Пожалуйста, нет! - отчаянный крик, беспомощный, перепуганный, полный детской обиды. Так кричат, когда решаются безнадёжно противостоять чему-то намного больше и сильнее себя, чему-то, что не надеются победить, но знают, что победить необходимо.
[indent] Необходимо. Так и есть, если он не хочет в криминальную хронику, а потом в какую-нибудь экранизацию о психопате "по реальным событиям". Генри заставил себя сделать полный вдох, обвёл быстрым, цепким взглядом тёмную студию. Он не справится один, не выберется, ему нужен кто-нибудь. Не родители, он для них был и остаётся предметом гордости, а не проблемой. И не Мия, их роман точно не предполагает ничего подобного. Не друзья... или? "Друзья", по работе, по спортивному клубу скалолазания, может быть, и нет, а вот друг - другая история. Странное дело, но одного воспоминания об Эване хватило, чтобы улыбнуться, пусть и слабо.
[indent] Торопливо нашарив на диване мобильный, Генри через несколько секунд глухо выдохнул:
- Эван, я... Я только что чуть не убил человека. Руки в крови, - стоило сказать вслух, как это вдруг стало ещё более реально. - Кажется, я схожу с ума. Или уже сошёл, не знаю. Мы... ты можешь со мной поговорить? - под конец голос будто надломился и зазвенел. Генри закрыл глаза.

[indent] Говорят, за слова и чей-то чужой голос иногда можно удержаться на самом краю, не дать себе сорваться в водоворот безумия или совершить что-то непоправимое. Раньше Генри, на редкость свободному от ментальных проблем, казалось, что всё это - нечто вроде литературного преувеличения, сейчас, услышав в трубке голос Эвана и его обещание приехать, он понял с неожиданной ясностью: никаких преувеличений, всё так и есть, люди держат друг друга словами, взглядами, самим своим присутствием. Он прерывисто, с трудом перевёл дыхание, чувствуя, как едва заметно отступает холод внутри, и отрывисто произнёс:
- Да. Да, пожалуйста. Я... - Генри хотел ещё что-то сказать, то ли извиниться за сумасшедший звонок, то ли объясниться, то ли просто поблагодарить, но связь внезапно прервалась, и он снова остался один.
[indent] Надо было включить свет. Надо было умыться, чтобы не встречать Эвана в окровавленной рубашке и с сумасшедшим взглядом. Надо было хоть немного собраться с мыслями, подумать, как и что ему рассказывать. В конце концов надо было как-то уложить в голове то, что друг, с которым он не виделся чёрт знает сколько, готов среди ночи лететь с другого конца Лондона ему на выручку. Много чего было надо, вот только не удалось ничего: краткое просветление, которого Генри хватило на этот звонок, быстро отступило, и темнота пополам с внутренним холодом будто навалилась с удвоенной силой.
[indent] Борясь с паническим удушьем, Генри сполз по стене на пол, выронил телефон, обхватил себя руками за плечи. Откуда-то вдруг явилось жуткое чувство, что потолок тяжелеет, опускается на него, а темнота становится густой и плотной и постепенно тисками сжимается со всех сторон. На секунду показалось, что он не справится, не сохранит человеческий облик, только и сможет, что тихо выть сквозь зубы, по-звериному сжавшись в комок в углу.
- Нет, - хриплым шёпотом произнёс Генри, до боли сжимая руки в кулаки. -- Нет, нет, нет. Никакого воя, никаких припадков. Хватит, - говорить с самим собой не слишком нормально, но точно лучше всего остального. - Нет. Стресс, переработка, подавленная агрессия, паническая атака. Вот так, вот в чём дело. Эван приедет. Эван наверняка знает какие-нибудь таблетки. Вот и всё. Всё, - в полную силу говорить не получалось, но Генри пытался держаться хоть за что-то.
[indent] Он не смог бы сказать, сколько так просидел, говорил ли себе ещё что-нибудь и что происходило вокруг. Он почти впал в подобие кататонии, когда услышал тяжёлые удары в дверь и голос снаружи. В голове пронеслось, что надо бы встать и открыть, что вот оно, его спасение, но не хватило сил шевельнуться, и Генри остался там же, где был, вглядываясь в темноту.
- Я здесь, - глухо выдохнул он, когда дверь слетела с петель, и на пороге появилась знакомая фигура. Этого человека он узнал бы и в самой кромешной темноте.
[indent] А потом стало легче. Мгновенно, одним духом, Эван оказался рядом, и на Генри будто нахлынула волна тепла и силы, способная вытащить из самого ледяного омута. Эван здесь, Эван теперь совсем рядом с ним, его можно почувствовать, можно держаться за него, он не оставит, а пока это так, всё каким-нибудь чудом будет в порядке, и мир просто не сможет вывернуться наизнанку. Друг обнимал ладонями его лицо, обещал помочь, а Генри смотрел на него, беззвучно смеялся и отчаянно цеплялся перепачканными запёкшейся кровью руками за его плечи, пятная одежду.
- Всё хорошо, - послушно повторил он и коротко кивнул. - Всё будет хорошо... - Генри облизнул пересохшие губы и попытался сфокусировать взгляд на лице Эвана, потом озадаченно нахмурился: откуда кому-то может быть известно о его кошмарах? Ладно, наверное, сболтнул кому-то из общих знакомых и дошло до Эвана. Надо отвечать. - Видения... Не знаю, у меня такого не бывало вроде бы, но... кошмары - да, - он снова кивнул. - Почти сразу, как вернулся в Лондон, после Рождества началось. Жуткие такие, кровавые, мне такие никогда не снились, - с губ сорвалась судорожная усмешка. - И я тебе верю, конечно, верю. Никому, кроме тебя, одному тебе и позвонил, - Генри снова усмехнулся, но на этот раз чуть спокойнее, на секунду словно став обычным собой. - Пойдём. Ты прав, надо умыться, - цепляясь за стену и за Эвана, он кое-как поднялся на ноги и двинулся в ванную.
[indent] Когда вспыхнул яркий свет, оформленная в насыщенных голубых тонах ванная неприятно напомнила омут, и Генри передёрнуло. Стараясь не смотреть по сторонам, он скинул на пол пиджак, расстегнул воротник рубашки и принялся торопливо умываться. Вода освежала, но не смывала до конца страх и напряжение. Наконец Генри остановился, вцепился пальцами в край раковины и посмотрел в глаза отражению друга:
- Эван, - тихо позвал он. - Что со мной? Ты знаешь? И почему спросил про какие-то видения? - чёрт знает, что было сейчас страшнее - услышать уклончивый ответ или прямой и честный.

[indent] Яркий свет, присутствие человека, который примчался к нему посреди ночи, не испугавшись слов о том, что он чуть не угробил кого-то, звук его голоса - всё это возвращало Генри к реальности, помогало снова увидеть границы мира прочными и настоящими, почувствовать, что он сам всё ещё находится в этом мире, а не в каком-то фантасмагорическом лимбе. Он и дышал теперь ровнее, и прежней паники не чувствовал, хотя сердце всё ещё стучало где-то в горле, и никак не желало уходить ощущение, что безумие только приглушено, перед ним закрыли дверь, но не прогнали его совсем.
[indent] Когда Эван заговорил, Генри всё ещё всматривался в его отражение, пристально и неотрывно, будто в самом лице друга мог найти ответы на свои вопросы.
- Да, ты прав, - негромко выдохнул он. - Он жив и я жив - это самое главное, - Генри попытался вздохнуть глубже, пальцы непроизвольно сильнее впились в край раковины. - Не знаю, чтобы я делал, если бы было по-другому, - тень недавней паники промелькнула в голосе, но на этот раз он всё же совладал с собой.
[indent] Генри по-прежнему держался за голос Эвана, тот был важен сам по себе, даже помимо смысла сказанного, и так же важна была неискоренимая, в детстве прижившаяся вера, что какое бы дерьмо в жизни ни творилось, друг окажется рядом, и на него можно будет опереться. Эван и сейчас давал эту возможность - голосом, присутствием, тем, как держал его за плечи совсем недавно, слова в такие секунды не так уж много значат. Вот только всё может мгновенно изменится, если эти самые слова врезаются тебе в мозг как что-то, совершенно не соответствующее здравому смыслу и объективной реальности, как это произошло, стоило только Эвану продолжить.
[indent] Генри был готов ко многому: услышать, что у него в хлам расшатались нервы, и ему нужен год реабилитации на каком-нибудь глухом острове в глухой лечебнице, узнать, что у него начинается шизофрения, и необходимо немедленно искать психиатра, чтобы не быть опасным себе и людям, даже как-то принять, что у него начинается опасная мания, и он рискует стать убийцей без интенсивной терапии. Не ожидал он только одного - рассуждениях о видениях, изменившемся мире, мифах и легендах и "существах в телах людей". Это что ещё за хрень такая? Эван что, решил так пошутить? Думает, что это разрядит обстановку? Какая была бы странная, несвойственная ему жестокость. Или, может, проблемы у самого Эвана? Например, какая-нибудь секта с видениями, медитациями и "изменившимся миром" промыла ему мозги, а он теперь решил, что кризисный момент идеально подходит, чтобы и друга "привести к свету"?
[indent] Медленно, будто опасаясь резких движений, Генри всё-таки заставил себя отлепиться от несчастной раковины и обернуться к другу, который теперь был ближе и смотрел на него так, словно ждал ответного взгляда. Надо что-то сказать. Придумать, чёрт возьми, что, и сказать.
[indent] "Не стой столбом".
[indent] Генри прерывисто перевёл дух и смог-таки снова заговорить:
- Так. Слушай, у меня, как ты понимаешь, сейчас голова кругом, поэтому, может, я что-то не так воспринимаю или слышу, но... - сбившись, он ожесточённо потёр лоб ладонью, помолчал несколько секунд, потом продолжил: - Давай проясним, ладно? Я думал, что у меня крыша поехала, от рабочих нагрузок, от стресса или ещё от чего-то, но, в общем, мощно поехала, со вспышками агрессии и разными жуткими кошмарами. Думал, ты мне скажешь, что это за разновидность шизофрении, как с ней жить и никого не прикончить, - Генри нервно усмехнулся, скрестив руки на груди, свёл плечи. - А ты приезжаешь и говоришь мне про видения, каких-то существ в телах и изменившийся мир. Я... Эван, пойми правильно, я не то чтобы не слышу тебя или тебе не верю, но... Что всё это значит? Что ты пытаешься мне объяснить? Какое оно имеет ко мне отношение? И, ради Бога, скажи, что ты не решил просто подшутить надо мной! - последняя фраза прозвучала звонко, почти умоляюще, и Генри вдруг заметил, что его по-прежнему слегка потряхивает. А ещё - что в глаза другу он тоже смотрит с прежней жадностью, как смотрят на единственное спасение.