Со вчерашнего дня легче не стало. Впрочем, нет, наверное, нельзя так говорить, если можешь подняться с постели и вполне себе бодр, да и внешне о событиях минувших суток напоминает только подбитая губа, ссадина на лбу и лихорадочный блеск глаз. Но именно он – блеск – и отражает всю неразбериху, что теперь творится внутри: в голове, в теле, в мыслях.

Даниэль ощущает себя пьяной, хотя не пила ни капли. Даниэль ощущает себя разбитой, потерянной, злой и голодной, хотя энергии в Михаиле было сверх меры, и вроде бы как она смогла урвать из него достаточно, чтобы стоять на ногах, смотреть на себя в зеркало и искать чертовы ответы тому, что вчера произошло, каковы пределы её возможностей (хреновые пределы, надо признать) и что теперь делать, чтобы прийти в норму. Но до нормы ей, кажется, как пешком до Луны.

Даниэль плохо, и она пытается вытравить одну ломку другой. Осталась бы где-то в доме дурь, Дани забила бы на собственную совесть и обещание больше никогда не прибегать к такому «источнику вдохновения», а потом закинулась бы всем, чем только возможно, лишь бы заглушить жуткий откат, который теперь накрывает не столько тело, сколько её психику. Но в доме нет ничего, кроме нескольких бутылок Бароло. Дани почти не различает тонкого вкуса этого прекрасного напитка – только горечь на кончике языка. Однако вино действительно немного притупляет незнакомые ранее чувства.

Она бесцельно бродит по квартире. Пытается передать свои ощущения через холст, но получается бестолковая мазня. Бутылка вина постепенно пустеет, а за окном опускаются сумерки. Её телефон вибрирует, туда сыпется парочка приглашений на вечеринку. Ах да, она теперь, кажется, опять социальна. Вышла из депрессии и творческого кризиса, как гласит легенда для всех, включая отца. Научилась жить и воспринимать себя единым целым с существом из древности – так выглядит истина. Но, увы, вчера Даниэль выкапывала труп на пару с архангелом и немного повредила лицо в процессе его оживления, повредила так, что ни один консилер не замажет достойно эти красные росчерки на лбу, поэтому вечеринки сегодня совершенно не в тему. Да и зачем они, когда насыщенности её жизни можно только завидовать. Даниэль вообще теперь не верит, что бывает как-то иначе. А если и бывает, то уже явно не с ней. Снежный ком станет лишь нарастать.

Когда к концу подходит вторая бутылка, Дани понимает, что еще чуть-чуть и тишина собственной квартиры её просто сожрет. Понимает она и то, что идти ей, в общем-то, некуда. Большую компанию незнакомых людей она не вынесет, знакомых маленьких не осталось. Да и никому из них не расскажешь, чем занимался на досуге, почему всегда милое, с легким аристократическим снобизмом лицо, сегодня потрепано так, будто она уличная девка, которая не угодила своему сутенеру. Не объяснишь, почему пьян толком не выпивая, и хочется впиться в кого-то зубами, только бы заглушить до тошноты подсасывающее внутри ощущение пустоты.

Дани бесцельно бродит по квартире, разглядывая стены и мебель. Вот здесь, в гостиной, Марвин умудрился разбить её зеркало, когда устроил свидание со своей супер тайной интрижкой. С позволения Даниэль устроил, конечно же, так сказать по старой дружбе. А здесь, в мастерской, они с «дядей» Эдди однажды неплохо провели время. Звучит крайне мерзко на самом деле, но Дани понравилось.

Она знает, что ему тоже понравилось, но с тех пор утекло столько лет и воды, что каждый делает вид, будто ничего не случилось, продолжая выгораживать задницы друг друга из неприятностей. В частности Эдвард конечно. Это удобно. Он палочка-выручалочка семейки Лоусон и Мэдиган, которая наверняка коллективно их ненавидит, однако, надолго повязана в рабство всеми делишками. От этой мысли Дани пьяно посмеивается, но, кажется, всё еще не от вина.

Если по-честному, Эдвард Холлоуэй гребанный мудак, которого надо бы обходить за километр, чтобы на одежде не осталось и следа от запаха его сигарет и парфюма. Но Даниэль в первую очередь звонит ему, если нужно помочь Марвину выжить после неудачного эксперимента с напитками в клубе или у неё всё двоится в глазах от наркоты. В эти веселые времена именно такой циничный, угрюмый мудак способен разрулить проблемы отбитых детишек и не рассказать об этом их родителям. Забавно, не правда ли?

Дани невольно задумывается, сколько месяцев они уже не встречались. Сколько месяцев у неё всё настолько дерьмово, что даже дядя Эдди здесь абсолютно бессилен.

Она слизывает последние капли вина с горлышка опустевшей бутылки и, отбрасывая её на диван, решает, что сейчас, наверное, подходящая ситуация, чтобы докопаться до службы спасения в его лице. Не обязательно что-то рассказывать – да и едва ли он поверит, чего уж – просто сказать, что обдолбалась, что плохо, что хочется полежать рядом с тем, с кем не страшно казаться настолько отвратительной, насколько есть на самом деле в ту или иную минуту.

Ей хватает ума заказать такси, а не ехать лично, до офиса, который Эдд занимает уже дохрена лет. Никого ведь не обрадует очередная разбитая тачка, верно? Дани едет к нему на работу, помня, что он частенько засиживается допоздна, а сегодня ему тем более нечего делать дома. Праздник цветов, конфет и открыток тошнотворен для них обоих, но когда тебе не с кем даже напиться в интимной обстановке, это всё-таки немножечко удручает. Она едет к нему на работу, а не домой, еще и потому, что если там вдруг окажется темно и тихо, то Дани просто развернется обратно, ведь завтра всё равно должно стать лучше, и для этого совсем не обязательно совершать новых глупостей.

Однако сегодня её ангел-хранитель, похоже, на выходном, так как в окнах горит приглушенный свет. Со сверхурочной, конечно, мог остаться и Марвин, если так, то… что ж, значит Марвин сверхурочную сегодня точно не сделает. На самом деле, звон в голове уже такой силы, что Дани плевать, даже если вместо Эдварда там в кресле сидит, задрав ноги, уборщик. Пожалуйста, кто угодно, лишь бы больше не переживать всё это в одиночестве.

Дверь не заперта. Ауч… Она надеется, что не найдет здесь очередной труп. Увидеть Эдди с пробитой башкой в такой вечер было бы крайне печально. Но в помещении стоит знакомый сигаретный кумар, который забивает всё на свете, поэтому Даниэль не сразу замечает, что Эдвард Холлоуэй тоже сильно изменился за лето.

- Эээээддд. – Приглушенно зовет она. – Ты в курсе, что там дверь открыта, а за пеленой дыма тебя уже практически не видно?

Дани улыбается. Еще один неоспоримый плюс Эдди – всякое отсутствие условностей. Не нужно строить из себя английскую леди или вытаскивать наружу хорошую девочку, когда она в ужасе от всего случившегося прячется внутри под десятком одеял.

– Привет, Эдд. Сегодня такой поганый вечер, вижу, что не у меня одной. Давай скоротаем его вместе, раз уж ты тут. Мне кажется, я даже соскучилась.