Красавчик Питер...
а ведь он действительно красавчик - вы только посмотрите на эту чуть квадратную (ровно настолько, насколько нужно) нижнюю челюсть, на этот прямой нос с привлекательной горбинкой, на эти изогнутые в пренебрежительной улыбке губы... господи, Всехняя за такую жертву полцарства отдала бы - хоть Верхнего, хоть Нижнего, хоть Ничьего; щурюсь - а тело отдала бы?.. каков курс Питеров к Мэдиганам нынче?
полцарства за коня; жизнь первенца - за мелочные желания вроде богатства, власти... удачного марьяжа
я тоже думал раньше, что мне все это нужно. теперь я знаю, что мне нужно только время, которого у меня меньше, чем воды в Африке, чем правды в Библии, чем альтруизма и любви в Боге
...красавчик Питер исчезает в уборной. Перед тем, как дверь в сияющий холодным светом толчок (толчки, холодильники, больницы и богадельни всегда светятся холодным, а, а? верно, это должно навевать мысли о чистоте) закрывается, я вижу, как он сует палец в свой прекрасный с горбинкой нос.
Мне хочется избавиться от них всех. Выкинуть, как утром я выкинул его футболку, продырявленную ножницами. Дырка на печени, дырка под солнечным сплетением. На сердце. Восстановлению не подлежит, да, Эдди? О, это ты точно не вылечишь.
Давай-давай, Питер, при должной тренировке получится запихнуть по локоть.
Мне откровенно скучнннно и как-то... брезгливо. Брезгливо настолько, что на трезвую голову выносить невозможно. Пальцы Эдди скользят по застежке лифчика; при желании он может оттянуть её сильно-сильно и отпустить, и со звонким шлепком она оставит след на моей спине. Прикрываю глаза. За каждый такой след я оставляю два. Ты делаешь мне больно - я делаю больно вдвойне; даешь мне затрещину - я ломаю тебе нос; убиваешь меня - я...
превращаю твою жизнь во что-то очень красивое, гротескное, смехотворно-больное - вроде ядерного гриба на школьном утреннике (я же говорил, что это шоу будет просто бомба), или отполированного магнума в роддоме (все там будем, крошки, помашите маме ручкой)
Опрокидываю в себя еще с треть стакана и облизываюсь. Почти не замечаю, как мои губы кривит усмешка; будь у меня магия, пальцы красавчика Питера приняли бы такую затейливую форму, что идеально подошли бы к анатомически несовершенным носовым ходам...
Честно говоря, после этого они бы ни для чего больше не подошли - в этой жизни. Разве что для прочистки засоров в трубах, да и то до первого незамеченного измельчителя.
Мою усмешку замечает Эрин и, видимо, расценивает как одобрение, потому что её пальцы-палочники ползут выше - и точно как палочники на свету замирают, стоит мне бросить на них взгляд. Тише едешь - дальше будешь, Эрин. Мы... играем.
Я - в поддавки.
Эрин - в затаившегося тигра.
Эдди - в закодированного алкоголика, оказавшегося в баре. Заходят как-то в бар циник, нигилист и социопат... Не знай я его, я бы и правда решил, что он закодирован: слишком напряжен... слишком хххрипло, слишком много неуверенных ноток. Я не привык видеть... о, нет, я его не вижу - слышать его таким.
Что-то, верно, произошло; что-то, о чем мне только предстоит узнать, да? Как и Эдди предстоит узнать о том, что я изрезал к чертовой матери всю его одежду, оставшуюся в квартире. Я вырезал бранные слова, я вырезал раззявленные пасти, я вырезал снежинки. Я едва не перешел на его тело: еще неделька-другая, и можно будет вырезать на нем инициалы, сердечки и ножи, как на коре заветного дуба. Все равно ни на что не годится.
А у меня есть неделька-другая?
Или мне стоило начать уже сейчас?..
Мне чудится запах его пота сквозь парфюм и сигаретный дым. Я тоже пользуюсь его парфюмом. Контраст меня забавляет. Кроме того, не забивая запах чужого тела хоть чем-нибудь, я чувствую себя неуютно - будто без одежды.
Оголенный провод.
Ничего не получается, Эдди. Нет такого взаправдашнего ритуала, который можно провести без магии - бесталанных ведьм с их идиотскими картами и дилетантов с хрустальными шарами и безобразными счетами я в расчет не беру. Я использовал отпущенное время по максимуму - Бардо Тхёдол лежит у моих ног. Книга Земли лежит у моих ног. Пикатрикс лежит у моих ног.
Ими можно было бы топить печь, если бы она у нас была.
Я все проебал.
Магии нет. Без неё я беспомощен и остро ощущаю свою ненужность. Раньше для маленького акта вандализма мне не нужны были ножницы. Даже руки не нужны: так разве, пальцы в нужный жест сложить. Я есть магия. Она делала меня особенной, лучшей версией меня самого; из-за неё меня выманили из покосившегося холодного сарая, из-за неё со мной носились как с писаной торбой, из-за неё со мной считались, меня боялись, меня любили. И убили - тоже. Я - вредный, мерзкий кусок дерьма, под пальцами которого растут самые красивые цветы; я - истероид, бешеная курица, которую нельзя-нельзя-невозможно игнорировать, потому что я могу разнести в щепки все, до чего дотянусь...
Стакан, барную стойку, танцпол. Могу провалить потолок на головы. Эрин, вернувшегося Питера, мнущегося позади меня Эдди могу разнести тоже: от Эрин остались бы смешные дымящиеся ножки, как у болотной цапли. От Питера - кудрявые пальцы без суставов.
От Эдди остался бы я.
Вот только понятия не имею, что мне делать, если бы от Эдди остался бы только я. Может быть и правильно, что я... утекаю. Умираю. Потому что он живет без меня куда дольше, чем со мной, ему легче. Сколько лет он топтал землю спокойно после того, как меня этой же земле предал?.. Не знаю, но думаю, что много.
Я же почти не помню себя отдельно от Рафаила. Врос, обвился, как плющ. Сорняк.
- Может быть, и правильно... - задумчиво шепчу. Почему-то мне кажется, что Рафаил вот-вот взорвется. Что тогда будет? Некрасивая сцена? Как в диафильмах. Щщелк - прекрасная челюсть Питера глухо и страшно хрустит. Щщщелк - голова Эрин чудесным образом поворачивается на сто восемьдесят градусов. Щелк - каждый, кто имеет неосторожность попасться под горячую руку, очень скоро обнаруживает у себя порок сердца, рак печени, язву желудка и прочего ливера...
Что-то висит в воздухе густое-густое и черное-черное, как смог. Его дыхание обжигает мне ухо. Тепло... Шершавое касание губ; гладкие прохладные пальчики Эрин - мне почему-то очень хочется обхватить их губами и облизнуть.
У меня так мало времени. Покаяжива, я не хочу думать о том, что нравится или не нравится Эдди. И в то же время - о чем мне еще думать?..
Глотаю остатки джина залпом. Меня ведет.
Хватаюсь за предплечье Эдди, чтобы не оступиться, и использую его как опору. Коротко глажу Эрин по ладони, прощаясь. Пойдем, Эдди. Пойдем, поедем домой на твоей чудесной тачке, унесемся, блять, в Диснейленд, а на повороте не справимся с управлением (потому что я засуну язык тебе в ухо и фигурально, и буквально), разгонимся побыстрее (как тебе нравится) и врежемся в грузовик... какой-нибудь evergreen подойдет. Море крови, общие похороны. Наши органы будут изрешечены и не подойдут даже самым непритязательным реципиентам. Наши кости будут лежать вместе, сплетенные. Ты больше меня не переживешь и не истребишь еще пару центнеров яблок после моей смерти. Не будешь наслаждаться жизнью и всем-таким-прочим, пока я мерзну в аду.
Идет?
Он помогает мне накинуть пальто, оставленное на вешалке у входа. В пальто - телефон, карты, ключи... всё. Без магии я - открытая книга: бери и делай, что хочешь. С магией никто и никогда не посмотрел бы на мои карманы. Я едва не спотыкаюсь на ровном месте, но знаю, что Эдди поможет. Эдди подхватит, а если не подхватит - соберет меня с пола. Проводит в уборную, подержит мне волосы. Омерзительно мило.
Так приятно и отвратительно на тебя рассчитывать и быть в тебе уверенной - ты бы знал. Как будто мы играем в игру, правила которой знаешь только ты. Подбадриваешь и говоришь, какой... какая я молодец, пока я переворачиваю фишки, рву карты, порчу игровое поле.
Все так и запланировано, да поможет нам Господь.
Он открывает передо мной дверь машины, а я - жду, сжав ладони в карманах. Воздух такой чистый и вкусный. Недавно прошел дождь. Внутри мы молчим с пару минут, думая каждый о своем, наверное; я привычно откидываюсь на спину и кошу взглядом в окно, накидывая на себя ремень безопасности. Дотрагиваюсь до его ладони и указываю жестом на ремень: пристегнись тоже.
Сюр.
- Поехали домой, Эдди. Покажешь свое расписание, - улыбаюсь. Мне кажется, что подбадривающе и почти даже не едко. Мне хочется успеть сегодня съесть вафли и приготовить молочный коктейль. Мне хочется лечь спать не слишком поздно, чтобы утром проснуться вместе с ним. Мне хочется гладить его лицо и зарываться пальцами в волосы.
Можно даже поговорить о Марвине и о том, что я бесполезен. Можно не говорить: скоро и так все станет ясно.
Перед глазами плывет. Моргаю. Поворачиваю голову, чтобы сказать ему что-то... что-то... уже неважное, наверное, потому что я мгновенно забываю, о чем я хотел спросить... или сказать... потому что мой взгляд прикован к длинному светлому волосу на плече Эдди.
Вот так вот. Я думаю о том, как я буду уходить.
Он меня уже проводил.
Длинный светлый волос, блестящий в отраженном свете фар, на темно-сером шерстяном пальто. Пошло. Очень пошло. Очень... осторожно протягиваю руку и стягиваю кончиками пальцев чертову кошачью шерсть. Держу на весу, как мерзкую спагеттину. Как слизняка. Дождевого червя.
Скриплю зубами. Если бы у меня была магия, я бы исполнила свою фантазию про эвергрин мгновенно, по щелчку пальцев... но все, что у меня есть - умеренно симпатичное тело и голосовые связки, к нему прилагающиеся.
- Останови тачку, - медленно и очень спокойно цежу, глядя прямо перед собой. Я не хочу смотреть ему в глаза, потому что, блять, он обязательно мне все-все объяснит; потому что в них я увижу что-нибудь, что отговорит меня, образумит... напомнит о том, насколько я от него сейчас завишу. - Останови. Чертову. Тачку.
Хочу оказаться подальше отсюда. В объятиях Питера, например. Пить джин изо рта Эрин. И чтобы не пахло сигаретами, чертовым парфюмом и...
Облизываю губы. Меня тошнит.
[icon]https://i.imgur.com/GsEQyYW.gif[/icon][status]жутко живой[/status][nick]Elmo[/nick]