Исключая ежегодную акцию от Дейзи, которую я невольно жду, и жду, что в ней проснулась какая-то дрянь вроде Ехидны, Цербера, или и того похуже - Левиафана - сегодня планово паршивый день, который почти может стать нормальным. Когда-то он таким точно станет. Опустим утро и встречу с братом, они никогда не получаются такими, как должно, потому что я не собираюсь браться за старое, да и братья не такие, как раньше..

Мишу здорово пробрало. Я не собираюсь об этом больше вспоминать, на самом деле.

Только на руках всё ещё - чужой прах, мелкий землистый пепел..

Я - гора Фудзи в предрассветных лучах.
Неподвижен, совершенно спокоен, и, главное, твёрдо намерен таковым оставаться.

Ежегодно, опять же, обращений в этот день традиционно мало, и мы с Марвином, точнее, с Эльмо, просто работаем над бумагами - друг напротив друга, практически за одним столом, и..
раньше это было мило, знаете?..

Мы понимали друг друга с полуслова. Оба хотели уйти раньше, я даже готов был его отпустить; он много мне улыбался, подписывая бумаги; сейчас улыбается, глядя на монитор второго телефона, теперь он его блядь не скрывает, а стопка бумаг на его стороне не уменьшается от слова совсем.

Он просто знает, что я его не уволю, что я не сдам его Уолтеру, и пользуется этим на все сто.

Готов придушить его собственными руками.

Готов смотреть, как он давится под моими руками, захлёбывается и краснеет, пока на его телефон приходит очередное сообщение с изображением цветов и шампанского. Мне видно превью.
Асти. Просекко. Кристалл. Кто больше?..

В этот день все сходят с ума и становятся непредсказуемыми, а потому я его ненавижу. Особенно когда это какой-нибудь вторник. Или, например, четверг. Когда все обязаны носить свои офисные костюмы - белые рубашки, галстуки, брюки, и человеческие лица. И хрен знает, кто за этим всем скрывается именно сейчас.

Вздыхаю. Морщусь, сжимая в руках шариковую ручку. Косметолог говорит, что всё это не на пользу моим морщинам. А выглядеть ещё старше невыгодно для моего бизнеса, хотя..

Пластиковый корпус ручки в руках даёт трещину. Сцепляю зубы. Нам давно перейти на цифровой формат, так?.. Жаль, некоторые клиенты его не приемлют, но это ничего, ничего, со временем... Кошусь на Эльмо, который, кажется, вообще не смотрит в рабочие бумаги.

Таким я вижу его сегодня - мечтательный взгляд, рыжие кудри, даже веснушки рассыпались по лицу как-то особенно сегодня, радостно как-то, будь они неладны, мать их.

Нне понимаю.
Пытаюсь поймать его взгляд, и ничего, блять, не понимаю, ещё два дня назад всё было по-другому. На моих лопатках до сих пор синяки - так он вжал меня в стену коридора, а после, кажется, уже я утянул его в подсобку, не разрывая болезненного, сладкого поцелуя. В коридоре слышались шаги, нам надо было скрыться..

у меня до сих пор, твою мать, в с ё болит

Теперь он делает вид, что ничего не было. Я тоже делаю - из банальной гордости. Он выглядит счастливым, пялясь в свой чертов телефон; я хочу повеситься.
Ну и кто выигрывает?..

С тех пор Эльмо делает вид, что не было ничего, разве что, стал чуть тише.
Я поддерживаю его игру, веду себя привычно - флиртую с секретаршей, потому что так она работает быстрее, и никак не проявляю своё расположение к нему, потому что блядский Уолтер.

Поднимаю взгляд на Эльмо, и предлагаю:

- По капучино?..

Моя ладонь скользит по его и едва касается кончиков пальцев. Вздрагиваю - это уже слишком, пожалуй. Камеры заснимут, да и вообще.. Выдыхаю...
Замираю, пока моя рука где-то рядом с ним.
Мне кажется, я чувствую его тепло

мне кажется, с тех пор, как он пробудился, как я узнал о нём, я на это тепло так прочно, плотно подсел

Моргаю. Снова выдыхаю. Легко прикасаюсь кончиком пальца к поверхности чужого ногтя. Мягко улыбаюсь - куда-то в бумаги. Сегодня много работы, знаешь, милый?..
Каждый год столько же. Каждый.

- Какие у тебя планы на сегодня, Марвин, собираешься задержаться?

Традиционный вопрос, на самом деле.
И мне хочется удавиться, прежде чем я услышу ответ.

Последние пару дней я на редкость умиротворён, во всяком случае, сохраняю видимость. Мне кажется, встреча в том коридоре дала мне передышку: я будто глотнул свежего воздуха, и этого запаса кислорода на какое-то время хватит. Ненадолго, конечно, но я почти_спокоен, я почти_сыт - убеждаю себя в этом, и только вибрация телефона на столе бьёт по этому ощущению, раз за разом оставляя всё большую трещину.
Скоро я взорвусь вместе с его телефоном.

Эльмо выглядит настолько счастливым, что это должно быть уголовно наказуемым. Он буквально светится, сука, настолько лучится уверенностью в себе, что я завидую. Я хочу сказать ещё что-то, что-то о том, что из нас двоих капучино, вообще-то, носит он; ладно, я почти готов оказать ему такое удовольствие, но замираю, когда он так мило, по-дружески хлопает меня по руке. И этот тон голоса, боже.

Беру его за руку в ответ. Хотя вернее было бы сказать - хватаю, сжимаю ладонь своими пальцами. Пока что - даже не больно, но где-то на грани. Щурюсь и ловлю его взгляд своим.

Знаешь, Эльмо, я ведь - человек не об этом. Я не о сбитых в кровь костяшках - кажется, случайно оцарапал их о стену тогда, в подсобке; я - не о грубости в сексе, я не тот, кто будет заводиться, затыкая рот партнёру и прижимая его к металлическому стеллажу так, чтобы остались следы-полосы на коже.
Я точно знаю, что Эльмо не умеет лечить, но он мог найти кого-то, кого-то из своих милых мальчиков, кто умеет, я так мало знаю о его новом окружении, но именно сейчас искренне надеюсь, что у него всё ещё болят рёбра, и, быть может, в парочке из них есть трещины. Что у него всё ещё саднят губы; что оставленный мной укус на плече (мне тоже надо было каким-то образом молчать, крошка) всё ещё расцветает на коже иссиня-красным пятном. Точно под линией воротника рубашки: я, в конце концов, не хотел ставить его в неудобное положение надолго.

Я, чёрт возьми, вообще не такой; может, Эдди бы ловил от этого кайф, но не я, я не должен. Я - всегда считал себя из тех, кто дарит в грёбаный день всех влюблённых букет цветов с пошлой валентинкой внутри, и этим, пожалуй, ограничится; я бы хотел пригласить Эльмо на свидание, если бы не Уолтер, я бы хотел шутить над тем самым происшествием на Хармуд-стрит и смеяться вместе, обедая в какой-то чёртовой забегаловке, где никому нет до нас дела, да, я из тех, кто предпочёл бы нежно вылизывать чужую шею, а не кусать её, но...

..Эльмо - такая сука, что я завожусь и взрываюсь раз за разом.
И раз за разом я не узнаю себя.

Его я тоже не узнаю, не того человека, которого когда-то, задолго до всего, знал.
Как, прости Господи, мы в это превратились?

Даже сейчас он умудряется парой слов довести меня до бешенства. Это будет чудо, если я не оставлю синяки на его запястье. Чшшш, спокойно. Выдыхаю и даже ласково глажу его ладонь большим пальцем. Вввот так, медленно, мягко улыбаясь и не вззздрагивая, блять, от звонка.

..Опять второй телефон. Какого хрена он снял его с беззвучного, какого хрена вообще его достал? Марвин прятал его от меня так, что я вообще не догадывался о его существовании.
Этот же - не стесняется, выставляет всё напоказ, даже уведомления не отключил, да и смахивать их не торопится.. Улыбаюсь шире и думаю, что Марвин - самый, черти бы его драли, популярный шизофреник в мире. Кто бы мог подумать. У Эдди - и у того полтора контакта, способны позвонить ему или написать в этот день, Эдди - эдакий вариант на случай отмены планов, и далеко не первый, даже не второй в списке. По правде говоря, у мистера Холлоуэя с личной жизнью давно так себе. В уборной его квартиры, за дверцей зеркала, до сих пор стоит несколько тюбиков таблеток на случай, если всё вышло из-под контроля. Пробуждение избавило меня от этих проблем, точно так же, как и позволило быстрее избавляться от кровоподтёков на шее.

Опускаю взгляд на телефон Эльмо. Мне очень хочется поднять трубку и ответить очередному идиоту, что он занят. Я до дрожи в уголках губ не думаю о том, что Эльмо трахается, как дикий кот, и одно воспоминание об этом даёт в голову крепче виски.

он всегда такой, или только со мной?

Он ведь сейчас сидит, смотрит на меня, мило улыбаясь, и помнит, как два дня назад расцарапал мне спину. Красные полосы не было видно на рубашке только из-за пиджака.

Сдержался, конечно.

будто ты и правда хотел.

Чувствую себя одураченным: словно один из нас получил, что хочет, и успокоился окончательно. Забыл обо всём. Этот один из нас - совершенно точно не я.

снова чешутся костяшки пальцев - работая бок о бок с этим мудаком, я рискую получить на них незаживающие язвы

- Да что ты, Марвин, нечего прощать: мой интерес сугубо рабочий, всё же, именно такие отношения нас и связывают, помнишь? Ты сегодня какой-то рассеянный, обычно бываешь.. собраннее.

Второй рукой пододвигаю к себе телефон Эльмо поближе. Отпускаю его руку. И одним жестом жму на кнопку выключения - для этого даже не нужно знать код блокировки. Желание упрятать чужой телефон к себе в карман преодолеваю с большим трудом: это будет совсем неэтично, но.. так тоже хорошо. Сдерживаюсь.

Ти-ши-на.

Мою улыбку сейчас можно прикладывать ко всем голодным детям мира и заодно болеющим раком: им поможет, такая она счастливая. И безмятежная. Немного с оттенком самодовольства, но без этого сегодня - никак.

- Да, по горло, ты прав. Вот этих дел. Теперь тебя ничего не отвлекает, можешь начинать, душечка.

Всё таким же осторожным, вежливым жестом пододвигаю к Эльмо стопку бумаг. Она всё ещё не уменьшилась даже на пару листов, и я не собираюсь расправляться с этим в одиночку.

- И за кофе сходи таки, но когда разгребёшь.. хотя бы четверть, окей?

Моего деланного спокойствия надолго не хватает. Не моргаю, глядя на ручку, которой он щёлкает, щщщёлкает... Так бы и сломал. Не ручку - руку. Перелом запястного сустава долго заживает, а ещё больше - болит. Щёлкать ручкой при нём возможно, но очень, очень больно. Удовольствие для мазохистов. Могу устроить его одним лишь движением зрачков...

Мало.

Мне чудится запах жженых перьев.

Порой я радуюсь, что мои способности к магии очень ограничены: будь у меня огонь, я бы уже парочку раз поджег его оперение. Возможно, в полёте. Поджег его полностью, смотрел, как он вспыхивает, как корчится, задыхается... а после - восстановил. Он стал бы моим персональным фениксом. Возможно, тогда он понял бы, как я его...

Ненавижу.

Щелчки прекращаются. Выдыхаю. Улыбка всё ещё слаще елея. И такая же лживая. Честной ты не заслужил, ублюдок.

Тем более, ты и сам мне.. лжешь. Постоянно. Наши сугубо рабочие отношения целиком состоят из вранья.

В какой-то момент мне кажется, что я вижу, как черты его лица подёргиваются рябью, словно я смотрю через толщу прозрачной воды, которую потревожило дуновение ветра; смотрю через морок.

Думаю, что мне это мерещится - от злости.

Тогда, в коридоре, в тесной комнатушке техперсонала, мне тоже мерещилось, так что я не удивляюсь совсем. Например, что это что-то для нас обоих значит. Что он скулил, прикусывая мою ладонь, что он дрожал не просто так. Не просто так оставил на моей шее следы-метки: мне чудилось в этом что-то собственническое. Чудилось, что я не просто так взмок за какие-то глупые две минуты, за самые охрененные две минуты за сколько лет моей жизни?...

Он злит меня специально, я уверен. Даже сейчас, когда он специально перезванивает по идиотскому нерабочему вопросу, он делает это только для того, чтобы в который раз довести меня до бешенства. Нескромно так предполагать, но вы бы видели его улыбку. Смотрю на неё поверх очков: рот растянут, верхняя губа приподнята, обнажает зубы до дёсен прямой линией. Искусственно, душечка. Характерный прищур глаз, который напоминает мне птичий... помню, как он высматривал добычу. Приносил кроликов, белок, а я готовил их на костре на ужин. Сейчас так же. Вот вот, и моргнёт третьим веком, клянусь.

Выдыхаю. Я схожу с ума, наверное. Ещё немного - и дойду до галлюцинаций. Окажется, что Эльмо и вовсе мне померещился, и вместо него последний месяц тоже был Марвин, просто.. осмелевший. Переставший принимать свои чёртовы таблетки.

...Или нет, мне не кажется. Я вижу, как он морщится, когда телефон надавливает на плечо - на то самое место укуса. Я вижу, как его рука вздрагивает, когда он тянется ею к бумагам.. Он слишком светится как для человека, постоянно испытывающего боль. Он явно что-то скрывает. Ответ может быть только один.

Поднимаясь с кресла, я думаю, что Уолтер скоро подаст на меня в суд. Или меня лишат работы. Эти мысли приносят мне облегчение: больше не придётся устраивать в судах клоунаду. Я не стал хуже работать, но мои силы на исходе. У Эдди было бесконечное количество цинизма. У меня его уже тоже много, но и усталости сверх меры. Эдди больше нельзя назвать карьеристом, рано или поздно это заметят, и всё посыплется, посыплется...

Лучше уйти на покой раньше, так мне говорили когда-то коллеги. Лучше оставить своё доброе имя незапятнанным, хотя моё уже испачкано сверх меры, сколько там, ещё год платить алименты?..

Возможно, сейчас я ломаю всё, что так усиленно строил мистер Холлоуэй, но мне плевать. Стоя за спиной Эльмо, я укладываю ладони на его плечи, разминая мышцы. Заставляя взять блядский телефон в ладони, выпрямить шею.. Мои руки чертовски горячие, потому что, кажется, я просто горю от злости.

Провожу ладонью вдоль его позвоночника снизу вверх, пока он рассыпается в объяснениях перед неизвестным. Даже с закрытыми глазами я помню, как он врезался спиной в металлический стеллаж. Между шестым и седьмым ребром справа должен быть кровоподтёк. Едва касаюсь его пальцами через ткань пиджака и рубашки; тяну ладонь вверх.

Конечно же, ты хочешь уйти как можно раньше, милый

НО СПЕРВА

- Что ты скрываешь, Эльмо?

Шепчу, слушая гудки. И надавливаю пальцами в то самое место, которое я два дня назад сжимал зубами - между плечом и шеей, трапеция, тогда она была напряжена, как камень. Сейчас - наоборот.

- Сними.

Скольжу второй ладонью выше - к шее. Зарываюсь большим пальцем в короткие волоски на затылке.
Наклоняясь, тихо дую на них же, придерживая шею Эльмо,

этот сумасшедший расшибёт мне нос затылком, и ничего ему не помешает

- Сними морок, немедленно.

Я знаю, что ему больно. Дело даже не в том, как он смеётся, скрипя зубами - клянусь, был бы лицом ко мне, откусил бы руку, - я.. просто вижу это. Чувствую. Что-то вроде огонька под рукой, подрагивающего пламени свечи, которое так хочется успокоить: пусть горит ровно, прямо.. Прикрываю глаза. Подавить порыв снова, как когда-то, забрать его боль, очень просто.

Галстук затягивается на шее удавкой. Старый пёс Эдди знал не так мало об играх с удушением. Женщины любят это, мужчины, впрочем, тоже; главное правило - не оставлять следов, если не хочешь попасть на бабло. Деньги мистер Холлоуэй любил куда больше, чем секс; а сколько заявлений о нанесении телесных увечий подпортили ему судовые процессы? Бесконечное количество. Никаких следов, как бы мне не хотелось. Никогда не отпускать контроль. Всегда помнить, что мир против тебя, Эдди. Ни одного чёртового отпечатка пальца не должно остаться в виде кровоподтёка.

На Эльмо их.. сколько, шесть? Я прикрываю глаза, слушая чужой шепот. Слушая биение чужой крови под пальцами. Слушая рваные выдохи, слушая... его.
Отметины на бёдрах - от рук. На плечах и загривке - от зубов. Ссадины на рёбрах.
Отдельный алый огонёк - голова. Кажется, у моего малыша разыгрывается мигрень. Кажется, он довёл себя до состояния, близкого к истощению. Почему-то от осознания этого мне хочется мелко дрожать от радостного возбуждения. Больное, извращённое чувство; больной я. Смотри, что я наделал, Эльмо!.. Смотри, тебе не наплевать!..

..Почти тянусь за силой, чтобы, зачерпнув её полной горстью, отдать ему. Как когда-то. Тогда было просто. Бери хоть всё, мне не жалко, только живи. Только приди в сознание, протяни мне руку - я вытащу тебя из липкой трясины бреда и горячки. Мы снова будем давать птичьи представления в деревнях а я, клянусь, больше не буду дарить никому "чудодейственное исцеляющее перо", чтобы они объявляли потом на тебя охоту. Будем собирать спелые яблоки, а на ужин зажарим на костре попавшую в сети рыбу. Только живи. Я всё смогу, я почти всесилен. Вылечу последние царапины на руках - помню, как ты поранился, собирая ягоды. Вылечу, держа твои ладони в своих. Глядя в глаза, которые когда-то казались мне добрыми.
Казались.

Прочищаю горло, снова останавливаю себя.
Обойдёшься, змеёныш.
И, к слову, теперь ты ещё и лжец.
Как минимум потому, что свою ненависть ко мне ты не скрываешь теперь ни дня.

Он всё говорит, а я лишь чувствую тёплое дыхание на своём виске. Галстук сворачивается вокруг шеи тесным змеиным кольцом. Не дышу, прикрыв глаза.
Я не понимаю ни слова, наверное. Не понимаю, почему я должен от него избавляться теперь; не понимаю, зачем он так больно жалит. Знаю только, что ему есть за что мне мстить, но...

милый, месть - это самая хреновая вещь, на которую можно положить свою жизнь

Прохладная ладонь касается моей шеи и подбородка, отталкивая. Слух обжигает ядовитое "свободен", и всё, что я чувствую - ожоги. На виске, которого касались его губы; на шее, которую он только что оттолкнул рукой.  Выпрямляюсь, соскальзывая ладонью по его затылку. Пальцы зарываются в волосы, кончиками провожу до самой макушки. И отпускаю.

Делаю шаг назад.

Кожа горит. Ладони горят. Растягиваю зажатый тугой петлей под кадыком галстук, делая шумный вдох. Перед глазами пляшут чёрно-белые пятна. Благодаря Эдди я знаю, что секс на ненависти получается охрененным. Благодаря... не знаю, блять, кому, я даже это проверил. Мне жарко. Мне слишком плохо; мне.. почти больно, на самом деле.

Я не хочу, чтобы он меня отталкивал. Хочу, чтобы это было игрой, как тогда, когда он задел меня плечом в коридоре, а после кусал до крови. Хочу снова почувствовать наощупь его чуть шершавые, полные губы.
Хочу увидеть, как они складываются, произнося что-то, похожее на "пожалуйста".

- С чего ты взял, что я собираюсь от тебя избавляться?

Хриплю.

Прислоняюсь к столу, нашаривая рукой в кармане пачку сигарет. Даже не пытаюсь скрыть дрожь в пальцах, щёлкая зажигалкой. Всё ещё жалею, что огонь мне не подвластен: ноздри по-прежнему щекочет фантомный запах горелых перьев. Я видел, как он моргает по-птичьи, третьим веком, я видел, мне не показалось..

Не знал бы лучше - сказал бы, что он не человек вовсе. Так, вороньё, расклёвывающее в мясо мою черепушку, чтобы добраться до лакомства. Эльмо в этой жизни - моё персональное наказание, потому что всё, всё что он делает направлено лишь на то, чтобы меня довести.
Не знаю пока, до чего. До полного срыва с катушек? Потери контроля? Может, он мечтает, чтобы я залез в петлю?

Я видел висельников: у них раздувается до синевы вывалившийся язык и выпучены глаза. Таким ты хочешь меня видеть, Эльмо?

Огонёк загорается перед моим взором. Подкуриваю. Втягиваю дым, задерживаю в лёгких. Ннадолго. Ещё один способ помолчать.
Выдыхаю.
Немного легче.
Усмехаюсь и тихо шиплю; моим речам сейчас позавидовал бы эдемский змей. Сегодня с ним у нас есть что-то общее: я теперь тоже обманщик.

- С чего ты взял, что ты ещё мне не надоел? Я не могу тебя уволить из-за твоего папочки. Мне невыгодно.

Жму плечами.
Опираюсь на руку, рассматривая его - Эльмо - лицо.
Я знаю, что ему плохо; я знаю, что у него болит голова, и, всё же, именно сейчас я загоняю ему в мозг тонкие иглы. Пусть медленно пульсируют болью, продвигаясь глубже, пусть взрываются, пусть горят где-то у самих глазниц - так, чтобы у него лопались сосуды. У Эльмо ведь всё хорошо, правда? Всё, решительно всё можно скрыть под мороком.
Я ему не нужен.
Я... "свободен".

Поправляю очки, делая ещё одну затяжку. Никогда ещё насылать на кого-либо мигрень не было так приятно. Поглядываю на него искоса с любопытством - и что же, даже сейчас он сохранит лицо?
А догадается?..

- Ссам уйдёшь. Нож, яд не нужны: ты просто не продержишься долго. Посмотри на себя, что ты с собой сделал, сколько ещё ты так протянешь, прежде чем..

Морщусь, качая головой. Цокаю языком. Тихо смеюсь.

Меня от себя тошнит.

Прежде чем угодишь под капельницу? Прежде чем твой мудацкий папаша запихнёт тебя в психушку?
Господи, Эльмо, не делай этого. Пожалуйста.
Но тебе правда лучше от меня уйти.

Потому что я ведь тоже так долго не протяну.
Ещё одна игла... аккурат под левым нижним веком. Наверное, отдаёт аж в челюсть и носовые пазухи. Возможно, брызнут слёзы.
Ровно так больно ты мне сделал, ублюдок, понял?

В какой-то момент мне кажется, нет, я точно знаю, что я передавил. Последнее было лишним. Всё было лишним.
Можно было помолчать, можно было просто отпустить его

давно блять пора его отпустить, но Эльмо - заноза в моём пальце, незаживающая язва, он случился со мной и не проходит, никак не проходит, а я так свыкся с ним, что и надеюсь, что он не пройдёт

хуже - я уже знаю, что не дам ему уйти

Смотрю на то, как он соглашается со всем бесцветным голосом, и мне кажется, что он сейчас, поднявшись, он пошатнется, и... Тут-то я буду героем. Я его подхвачу. Спасу, как когда-то. Когда я в последний раз кого-то спасал, девчонку в том торговом центре, и всё? Меня до сих пор обжигает воспоминание о взгляде священника: он смотрел на меня, как на еретика.

Смотрю на сникшие плечи у окна. Да, от головной боли помогает подышать воздухом. Делаю шаг вперёд. Так просто было бы обнять его за плечи. Положить на них ладони, чуть сжать, забирая боль, всю боль, я ведь должен был сразу это сделать вместо того, чтобы загонять ему в глаза иглы, правда?..

Ещё всего один шаг навстречу.
Стою неподвижно.
Нелепо моргаю в ответ на прощание.
Обычно он оборачивается на подоконнике. Я успеваю полюбоваться рыжеватым оперением, прежде чем он поднимается в воздух.

Вместо редкой птицы на подоконнике я вижу стремительно удаляющиеся.. ноги. Придурок. Не верю своим глазам. Я до сих пор не уверен, что он сможет в таком состоянии обернуться, и медленно подхожу к окну.
Мне кажется, я знаю, что именно я там увижу.
Тело молодого рыжего юноши в костюме с головой, повёрнутой под неестественным углом. У него даже поза будет смешная - ноги присогнуты, раскинуты, руки тоже: он же хотел от меня сбежать.

Задаю себе множество вопросов. Например, как буду объясняться. Как мне выкрасть его тело в морге, чтобы воскресить. Что делать с очевидцами, коих на оживлённой улице десятки, если не сотни. Суицид, конечно, не такое уж редкое дело в нашей стране, но отпрыска мистера Мэдигана опознают быстро. Поднимут медицинскую карту, устроят шумиху.

Утираю холодный пот, выглядывая из окна. В ухоженном палисаднике - пусто. Вместо Эльмо там - пара обёрток от "сникерса" и ещё какая-то дрянь. Выдыхаю, сосредотачивая взгляд на росчерке крыльев птицы вдалеке, отсюда я бы принял его за ворону. Низко, Эльмо, всё ещё так низко...

...Ночь. Меня почти мутит от слабости. Оттираю с запястьев кровь. Заживить их мне удалось почти сразу. Рукава рубашки закатаны по локоть, и всё равно испачканы. Запёкшиеся пятна на металле. Под ногтями: так бывает, когда кровь стекает по ладоням. Из зеркала на меня смотрит оживший труп. Уже поздно, и мне пора домой, а я очень не хочу в таком состоянии за руль, и для этого надо...

Чёртовы салфетки пропитываются мгновенно. Очень скоро урна наполняется смятыми розовыми шариками. Возможно, Дани бы сочла и их вкусными, если бы любила бумагу. Швы почему-то расходятся у самого локтя, и всё начинается по новой. Когда там уже закончатся чёртовы пять литров?.. Менеджер по клинингу найдёт меня здесь утром, обескровленным и с перерезанными запястьями. Вдоль, как и нужно.
Ненавижу, что ей пригодилась именно моя кровь. Ненавижу, что некоторым вещам я не могу сопротивляться. Священная чаща должна быть наполнена, так?

Я почти закончил и оттираю раковину, когда слышу звонок. Красная дрянь пристаёт к белому кафелю на ура, стоит зазеваться. Вино господне. Священный напиток. Не хочу брать трубку. Самый приятный из тех, кто может мне звонить - менеджер по продажам какого-то дерьма. Разговор выйдет коротким и полюбовным: мне предложат чистку ковров, а я откажусь. Может быть, даже вежливо в этот раз. Для того, чтобы сорваться на оператора колл-центра, тоже нужны силы.

Номер незнакомый. Почти облегченно выдыхаю, хотя это всё ещё может означать, что Арчи попал в передрягу, и не хочет, чтобы узнала мать. Закручиваю краны, жму на кнопку принятия вызова.

Первые несколько секунд мне кажется, что ошиблись номером: у меня нет животных и, тем более, птиц. А потом я судорожно растираю только что залеченное запястье. Мне хочется выть, хочется осесть спиной по стене, потому что я понимаю: попавший к ним странный крупный чеглок может быть только одним, и, если он не может обернуться...

и захватите с собой разрешение на содержание диких птиц, сэр

Захватываю только пиджак и ключи от машины. Теперь ехать мне точно придётся. Я даже не превышаю скорость. В голове проносятся слова, сказанные неуверенным голосом в телефонную трубку. Авария. Лобовое стекло?
Врачам разрешено общаться такими терминами, как "всмятку"?
Эльмо, блять!..
Кровь всё ещё на металлическом браслете часов.
Курю вместо того, чтобы не звонить дилеру.
Стараюсь не думать о том, что, если бы не "помог" ему, он бы так не вмазался. Точно бы не вмазался.