Способности
Ничего в этой жизни Норми не умеет лучше, чем принимать удар. В любом известном смысле. Его бьют, а он отряхивается и шагает дальше, теряя равновесие, деньги, память или все сразу. Пальцы сломаны в трех местах, под лангетой чешутся невыносимо. Последнюю двадцатку спустил на сэндвич с яйцом. Девушка бросила еще в прошлом феврале.
(Ну ты и сука, Мэделин)
А ему хоть бы хны. Сводит талантливо балансы, рассчитывает срок прибытия автобуса с точностью до минуты и скорость движения кулака, от которого было бы неплохо увернуться.
(Иисус, ты слышишь меня, Иисус?..)

Норми умеет пить. В плане, сколько бы он ни выпил, его организм просыпается наутро относительно живым. Похмелье у него слабое. Способность называется «Мне пока еще не тридцать». Еще нравиться бабушкам умеет. Правда.

У организма Норми есть своя отдельная суперспособность: болеть целиком в любое время дня и ночи. Расшатанная психика присоединяется. Ебаные мигрени, фантомные боли в мышцах, трещины в костях, воспаление минисков, первые признаки подагры: Норми еще не тридцать, но он уже старик.

А еще он английский завтрак делает ух какой! – пальчики оближешь.

История
Сначала была искра. Точнее сказать, искры. Из глаз. Норми не слышит хруста хрящей носа, но буквально чувствует его, когда костяшки на чужом кулаке приземляются прямиком в его прехорошенькое рыло. Ему не обидно, нет. Он стонет, когда переворачивается на другой бок за мусорным баком где-то возле супермаркета на Олд-Комптон-стрит. Как говорится, скажи спасибо, что в жопу не выебали.
(Норми на всякий случай проверяет)
(Интересно, что на это сказала бы его учительница математики из церковно-приходской школы)
(Норман, настоящие мужчины обращают очи к богу, а не к анальным бесам)

Потом была бумага. Ну, та, что бьет камень. Салфетки, из которых он соображает тампонаду для носа, прилипший к подошве шмат туалетной бумаги и счета-счета-счета: за свет оплатите, вот еще штраф за проезд в нетрезвом виде, а уж сколько вы должны психотерапевтам… Норми ковыляет вдоль дороги, держась за стену там, где можно, а где нельзя – и за воздух сойдет, он не гордый.

В его карманах последние пенсы, потому что последние фунты он уже потратил. Если его не пустят с парадного входа, он напросится с заднего: у него в этом клубе депозит. Вроде. Был.
(Вообще-то он образованный человек, миллион классов школы и образование деньгосчета в одном из лучших университетов страны)
(Все потому что папочке легче отстегнуть денег, чем посадить его на колени)
(В смысле в двадцать шесть его уже не надо сажать на колени…)
(В общем, вы поняли, да?)

Рассел в очередной раз качает головой, но проводит Норми окольными путями прямиком в мужской туалет. Мол, отольешь, и вали. Норми отливает, но не валит, а растворяется где-то в битах и бесконечном шуме, среди потных и мокрых рож. Добирается до барной стойки. У него, между прочим, болит вообще все, что может болеть. Дайте ему немного виски.
(Много виски)

В третьем акте появилась лошадь. То есть, единорог.
Алкоголь очень смутно снимает боль. И как ему всякий раз удается об этом позабыть? Девушка у барной стойки смотрит на Норми, он силится сосредоточить взгляд, но все попытки тонут в пляске неоновых лучей и миллиона рук, тянущихся к потолку. Она качает головой, и он повторяет за ней без всякого умысла. Расстояние между ними сокращается так быстро, но ему едва удается устоять на ногах, и затем мир погружается во тьму.
А боль – боль проходит.
(Преследовать подобных женщин – занятие крайне увлекательное)
(Например, вы знали, что они нихрена не люди, и Лондон кишит подобными же тварями?)
(Что ты будешь делать, если ты среди всего этого великолепия – всего лишь человек, который хочет унять боль?)
(Норми ведь сможет найти ее, правда?)