- Я благодарен, я чертовски тебе благодарен, наверное, больше всех из тех, кого я знаю, но тебе этого мало. Что я должен прекратить? А? Что, Фрэн? Прекратить пользоваться своими способностями? Я уже предупреждал, сама их природа сопряжена с рисками, а это значит, что риск есть всегда, и, конечно, можно немного погоревать о произошедшем но в целом лучше бы радоваться, что всё обошлось.
Тим почти готов пойти на попятную, правда, почти готов сдать позиции для этого человека, для его парня, для кого-то близкого, пожалуй, для кого-то кому наконец-то не всё равно. Но слова, которые говорит Фрэн, тем больше ранят, чем больше это правда. Не для Тима, нет, для Фрэна вся реальность Тима это жалкой обесцененный к чертям мирок. С его семьёй, со сложностями в отношениях, с тем, что весь их род друг друга обманывал, околдовывал, предавал, и всё же, вопреки всем интригам они как-то учились друг другу доверять. Они берегли друг друга ровно настолько, чтобы не позволить убить родного кому-то другому, вот такая у них была семья, и именно это Мордред впитал с молоком Моргаузы, которая его выкормила, и именно этому научился что в Оркнее, что позже при дворе.
От чужой жестокости ему больно и он пытается понять, как это, когда родной человек не признаёт право на ошибку, когда её невозможно искупить и это становится причиной для слишком уж крупного раскола.
Тим задумывается, тонет в этой мысли, не дыша, и понимает: а с чего он собственно взял, что у них такие отношения. Три недели после пробуждения они вместе, может чуть больше, и все три недели как только заходит речь о том, что хочет сделать Тим, или о его семье, он натыкается на волну, на взрыв негодования и непринятия.
Браслет всё ещё жжется на руке, обхватывая запястье повыше костяшек, мягко но и очень плотно, точно змея увивается кольцами вокруг жертвы. Чудо-браслет, который выручил бы его, если бы с духом он облажался окончательно. Чудо-браслет, который, впрочем, не вернул бы ему рассудок.
Тим смотрит на него и никак не может понять, почему Фрэнк его не забирает?
- Вот значит как. Жаль.
От этих слов сковывает плечи. Нет, Тим не успел настолько прикипеть к этому парню, чтобы говорить, что из него будто выкачивают воздух, кроме того, его своеобразные отношения с гипоксией делают это высказывание немного бессмысленным. Вместо этого его раздирает изнутри болью, боль жжется где-то в груди и поднимается к горлу с клекотом, сковывая его судорогой. Позже он разложит эту боль на полочки, отделит от неё, одно на одним, другие чувства: где-то там будет и злость, и разочарование, и одиночество, последнего будет даже слишком много.
Тим не знает, куда деть руки, куда деть себя. Он соскальзывает с кровати, роняет тлеющую сигарету в пепельницу, обходит комнату по кругу, растерянный и расстроенный. Пока не возвращается к Фрэну, чтобы мягко, невозможно ласково, и крепко обнять его со спины, прижаться губами к шее под мочкой уха, надышаться впрок.
Пока ещё можно, пока за Фрэном не закрылась дверь навсегда.
- Ты ведь всё решил для себя решил, верно?
- Подпись автора
