Вернувшись из Штатов, куда его приглашали вместе с группой, Уилл чувствует себя совершенно разбитым. Дело даже не в перелётах, которые он всегда любил, но этот дался ему невероятно тяжело, и теперь Уилл имеет полный комплект побочек в виде ломоты во всём теле и головной боли. Дело даже не в том, что изначально в этом любительском недо-турне всё покатилось не так. Очередное выступление, на котором Винс так старательно пытается сорваться, Сара, зачем-то на радостях притащившая им траву, попытки скрывать свою сущность от остальных, оказавшихся крайне наблюдательных участников группы, парочка случайных трупов, от которых нужно избавиться, ещё одно выступление, грозящее обернуться скандалом и мигалками полиции..
И вот, последнее выступление, которое заканчивается именно так, и, что самое потрясающее, дело вовсе не в способностях голоса корригана, во всяком случае Уилл думает, что это не так, тем не менее, их шмонают на допросе, и благо же трава Сары выветрилась ещё несколько дней назад, но они опаздывают на рейс, вылетают обратно на два дня позже... И почти зарекаются ещё куда-то так же летать.

Не поэтому у Уилла так тяжело сейчас на душе, вовсе нет. Но былое увлечение - барабаны, больше не приносит ему такого удовольствия, как раньше. Драйв от выступлений кажется напускным и отчаянно слабым, точно тонкий слой позолоты на ржавой меди, который слезает от одного лишь прикосновения. Скандал идёт группе на руку, по большому счёту, Уилл ловит новые подписки и охваты, даже даёт какому-то журналисту комментарий по случившемуся, но особо не отслеживает дальнейшее. Его коробит, что в этой спешке и суете он почти забыл, что встречался с дочерью, а ещё ему куда больше хочется парить над городом, чем находиться в пропахшей табаком и потом пьяной толпы помещении. Когда-то ему это нравилось, верно? Когда-то Блейку это нравилось.

Уилл постоянно помнит о Юэне, скидывает ему в директ какие-то фотки и бессмысленные комментарии, от всей души надеясь, что тот скандальчик пройдёт мимо него. Юэну это не понравится, и он будет прав, Уиллу тоже не нравится, что они подставляются, и теперь он впервые видит популярность не как какую-то безумно приятную вещь, а как риск, причём неоправданный.

Как открывается дверь, Уилл, увлечённый поглощением кофе с мороженым и переключением каналов на телевизоре, не слышит. Присутствие Юэна он чувствует скорее через запах его духов, потом уже шаги - мягкие и непривычно тихие, видимо, сегодня в Неметоне был тоже непростой денёк и у Юэна нет либо сил, либо настроения на его излюбленные шпильки. Что же, у Уилла тоже довольно мрачный настрой, и первым делом он радуется визиту, потому что рядом с Юэном он всегда чувствует себя лучше.

Он начинает подозревать, что что-то не так, когда Юэн заговаривает - его голос очень редко звучит так, в последний раз Уилл слышал подобное, когда Хогг прогонял из своего бара одного хулигана, даже помощь Бирна не понравилась, нет, Юэн просто добил и выбил парня из седла одним лишь взглядом и голосом. Уилл любил эту его внутреннюю силу и умение подчинить людей, красиво, почти на уровне искусства.

- Здравствуй, детка, наконец-то мы видимся по-настоящему, а не по видеосвязи.

Что-то всё же останавливает Уилла от привычного жеста-приветствия в виде поцелуя в щеку. Что-то подсказывает Уиллу, что в этот раз провинился именно он, но как? Он уже готовится выслушать тираду о своей неосторожности, когда звучит совершенно другой вопрос. Уилл почти готов облегченно выдохнуть.

- Друга? Любовь? Неа... ничего такого.

Очередной переключенный им канал показывает второй сезон Игры Престолов. Уилл восхищенно тыкает пальцем в экран.

- Смотри, драконёнок! Почти как настоящий! Наши птенцы выглядят так же... может с минимальными отличиями. Потрясающе, не так ли.

Вздрагивает Уилл только от звучания собственного истинного имени. Было в их отношениях что-то вроде негласного правила, Уилл никогда не называл любовника Гвиневерой, разве что, маленькой королевой или королём - всё чаще в последнее время, Юэн же.. Никогда не зарился на связи Уилла с драконами, даже не спрашивал о них, что было безумно приятно и исключало корыстные цели и попытки в охоту. И не называл его "Файрвинд". Имя, данное ему при рождении, теперь было скорее нарицательным, и произносилось чаще в пику, чем с какой-либо теплотой. Вот и теперь Юэн на него злится.

Теперь Уилл замечает всё, по-немногу - но всё, и напряжение в развороте плеч, и точёное лицо, которое сейчас кажется непроницаемым и высеченным из камня, и эманации огня, которые он просто таки не может не чувствовать. Ощущение сродни вулкану, который где-то совсем рядом готов начать извержение. И если в прошлый раз Уиллу это казалось сексуальным, то теперь..
У него по-прежнему раскалывалась голова, ломило всё тело, и он зверски не хотел ругаться. Все его надежды на визит Юэна, поцелуи, возможно, совместную ванную и сладкий сон в объятиях друг друга теперь пылали алым пламенем в буквальном смысле, и он не понимал, что же пошло не так.

Высказывания о дочери не достигают цели, Уилл соскакивает с сиденья кресла, мигом растеряв всю свою расслабленность, которая была скорее симптомом открытой усталости. Юэн - один из немногих, перед кем он позволял себе быть таким, но сейчас, когда тот откровенно орёт на него, показывать мягкое пузо и ждать туда удара совсем не хочется. Уилл даже не уверен на все сто, что он сможет сейчас среагировать и закрыться вовремя, а главное, он никак не возьмёт в толк, где он провинился.

- Верно, она и правда чудесная девушка, - шипит Уилл.

Но что чёрт возьми Юэн хочет этим сказать? Уилл, встретивший дочь в Штатах, не думал, что она решит поехать в Лондон, и уж тем более даже не догадывался о том, что она может заявиться к Юэну в гости. Его вдруг осеняет мгновенная догадка - Неметон и Юэн слишком часто мелькают в его сторис, а, значит, его личная жизнь фактически открытая книга для дочери. Во второй раз Уилл задумывается о том, какой сукой может быть популярность.
И вместе с тем любуется пляшущим в руках Хогга огнём. Где-то глубоко внутри зажигается огонёк гордости за Юэна, у него получилось, он сильный, очень сильный и огонь подчиняется ему, но...
Какого чёрта Юэн метит именно в него.

- Да, есть, и что дальше? Мы с ней лет тридцать не виделись, перед тем, как.. И вообще, ты не спрашивал! Уоу-уоу, - Уилл присвистывает, когда видит, как пламя в руках Юэна вздрагивает, набирая силу.

Головная боль тому виной, усталость, или до крепко сжатых зубов чувство предательства оттого, что уютный тыл, человек, для которого он был готов на действительно многое, теперь без особой причины предоставляет ему фатальный градус тепла вместо привычного, заставляют его действовать опрометчиво. Потому что когда на него идут с огнём, он привык защищаться, пусть и умеет рассчитывать силу, всё ещё умеет.

Порыв холодного ветра сдувает пламя с рук Юэна. А воздушные потоки поддерживают предплечья и кисти рук, направив запястья в пол. На безопасный, и невоспламеняемый керамогранит.

- Тебе стоит озвучивать претензии пояснее, дорогой.

Уилл подходит ближе, он и сам злится, словно ярость Юэна перекинулась на него искрами пламени, поглощая здравомыслие, поглощая всё остальное. И теперь уже в его глазах начинает плясать огонь.

- Никогда не угрожай дракону его стихией, если у тебя в кармане нет козырей.

Из плена воздушных петель Юэн освобождается очень легко, слишком легко, и Уилл не удивляется этому. Последние несколько дней у него всё валится из рук, и уже даже начинает появляться ощущение, что причина в нём. Просто всё идёт не так, как должно, и вещи, которые были ключевыми, позитивными в его жизни, по непонятным причинам разворачиваются к нему спиной. Это горькое ощущение будит в нём сдобренную злостью тревогу. У каждого ли из живуших дракона есть воспоминания о том, как его бросили, как он оказался один, потому что его мать, уязвимую после родов, разыскали охотники? Уилл помнит это чувство, когда он, ещё мелкий, бился крыльями о прутья клетки, пытаясь не просто проломить путь на свободу, нет.. На соседней телеге везли до боли знакомое ему тело.
И так каждый раз случалось с ним, с людьми, с существами, к которым он привязывался, их либо убивали, либо в конечном счёте он почему-то оказывался козлом. Исключением были, пожалуй, лишь драконы, у которых, кажется, между себе подобными семейной или любовной привязанности друг к другу не существовало как таковой.
Уилл слушает Юэна, его слова о Килгарре, и вспоминает, как ему оставили ещё не вылупившееся яйцо с серебристой чешуйчатой скорлупой.
Если бы мог, он бы оберегал её и от самого себя.

- Про отца... Так, значит, тебе повезло встретиться со Скирлаугом, - рот Уилла перекошен кривой улыбкой. Отец не был нелюбимым, нет, но его вспыльчивый характер даже для дракона был чем-то чрезвычайным, и, по правде говоря, Уилл надеялся, что они с Юэном познакомятся примерно никогда. - Не надо было мне ехать в это турне, - тихо роняет Уилл, сникает плечами и, вздохнув, разворачивается к Юэну спиной.

Ему хочется бить посуду, ему хочется дышать огнём, ему хочется... Открыть окно и чтобы оказалось, что он на тридцать пятом этаже какого-нибудь небоскрёба. Можно было бы сигануть вниз до самого тротуара, чтобы раскрыть крылья за несколько метров над ним. Такие вещи здорово освежают, а ещё, такие вещи помогают понять, что же теперь делать.

- И что теперь? Бросишь мне в спину эти искорки?

Уилл хмыкает через плечо, даже ослабленным ему, наверное, стоит быть уверенным в своих силах, если дело дойдёт до драки. Но собирается ли он драться? Он снова спиной к Юэну - ровно для того, чтобы таки дойти до окна и открыть его, впуская в помещение прохладный осенний воздух. Холод и лёгкий ветерок остужают жар и немного приводят в порядок мысли.
Очень немного.

- Я их помню, конечно, и, пусть встретил не так давно... Учитывая, что нас осталось не больше десятки, ты собрал троих - это почти джекпот, ты не пробовал покупать билеты в лотерею, детка? Давай давай, тебе повезёт. И что же ты думаешь, мы все друг другу не родственники? - он скептично поднимает бровь, разворачиваясь снова лицом к Юэну и садясь на подоконник. - Мне выдать тебе досье на каждого? Мы ведь все друг другу так или иначе родня. А в следующий раз, когда ты разозлишься, что я не сделал чего-то, что должен был сделать, к слову, до сих пор не понимаю,  о чём ты, ...могу я быть уверен в том, что ты сделаешь с этими знаниями? Сейчас ты не выглядишь, как образец самоконтроля и благоразумия, уж прости.

Уилл больше не злится, нет, его разъедает изнутри тоска по тем, за кем вели охоту, кто доверился и не смог спастись. И по собственной привязанности, которая так болезненно колотится в груди рядом с этим человеком даже сейчас. Он верит Юэну, но теперь невольно задаётся вопросом - а насколько его действиями могут руководить эмоции? Насколько сам Уилл может подставиться, находясь рядом с ним? Сегодня Юэн приходит, угрожая обратить против него пламя, которое они приручали вместе ещё несколько недель назад, а на что он способен завтра? Эти вопросы вызывают в нём отчаяние. Для дракона эти сроки слишком короткие, чтобы что-то менялось.

- Давай же. Делай, что хотел, или говори, что хотел. Вряд ли я сейчас даже смогу толком обратиться, пользуйся.

Юэн не атакует. Вопреки страхам, вопреки ожиданиям Уилла, он даже не пытается проявить как-либо свою агрессию, пока Уилл поврачивается к нему спиной. И это невольно подкупает, заставляет сжать ладони в кулаки чуть крепче и задуматься.

И всё же подкупает, больше, чем что-либо другое.
Уилл смотрит на своего любовника из-под полуопущенных ресниц, рассматривает его беззастенчиво, тихо, не торопясь. Юэн кажется ему тем самым человеком, который не стыдится оказаться раскрытым, как на ладони, показать свои яркие эмоции, может жуткие местами, но. Уилл до этого самого момента не был уверен, сколько в этой открытости градуса откровенности. Уилл не верил ему полностью, но он не стыдится этого: ему есть за что не доверять людям, ведь верно? Кроме того, он ничем не обидел Хогга, он так считает, именно сейчас, именно сегодня.
Ничем.

- А тебе и не нужно объявлять охоту, - Уилл видит, как его партнёр беснуется, и принимает всё это на свой счёт, всё могло бы быть проще, если бы Уилл был чуточку осмотрительнее, верно? Но у него пока не получается. Он не умеет действовать с упреждением.

Поэтому Уилл притягивает Юэна за предплечье только сейчас, выдыхает ему в шею пахнущий дымом воздух, тыкаясь кончиком носа куда-то меж ключиц, прикрывая глаза, принимая чужой огонь.

Огонь, кажется, выходит из-под контроля. Он разлизывает рубашку Хогга до мелких ошметков, а Уилл только рад. Он приникает к нему, обнимает, заводит ладони за спину, вцепляется пальцами в мягкую кожу, и жмурится от ласкающего ощущения языков пламени, которые столь охотно перекидываются и на его одежду.
Уилл усмехается.
Не этого ли он хотел?
Не к этому ли стремился.
И пойманный в броске браслет кажется невероятно тяжелым в руке, а после оттягивает карман джинсов, он принадлежит не Уиллу, нет. У него теперь новый хозяин, которому он покорен, и только ему.

- Достаточно одного лишь твоего неудачно оброненного слова. Охоту объявят другие, те, кто это слово услышал, - Уилл едва слышно выдыхает, усмехается в чужую шею, прижимается губами к разгоряченной коже. Он играет с дьяволом сейчас, на самом деле. - Не надо уходить, - Уилл понижает голос, и произносит следующее слово до невозможности тихо, почти неслышно, но так искренне, - останься. Останься,  а я постараюсь объяснить.

Уилл касается ладонью чужой спины, ведя пальцами вдоль позвоночника.

  - Представь, что вас мало, что сотни лет напролёт вас истребляли, представь, что первое твоё воспоминание - это клетка, а рядом на телеге везут труп твоей матери, то и дело отковыривая от него чешуйки на память. Нет, я вовсе не пытаюсь воздействовать на твои эмоции, милый, но мы не говорили об этом, верно?.. Предпочитали не говорить. А нас правда осталось десять, может же больше, может уже меньше, из них моя дочь и мой отец тоже живы, как ты знаешь, и вместе мы составляем.. На минуточку, треть популяции. Если нам безумно повезло (прости, дорогая, но раз Килгара и Скир живы, мне уже безумно повезло, это выигрыш в лотерею, который ничего не значит), то и мать Килгары жива. А это уже четыре - почти половина. Так как после того, как она спихнула на меня яйцо, я её не видел, я действительно не уверен..

Уилл тихо вздыхает. Огонь по-прежнему ластится к коже, к ладоням, словно пытается нарочно быть прирученным, но это не его огонь; Уилл играет с ним, щурится, втягивает аромат дыма, но... Огонь по-прежнему чужой. И настороженный. Так же, как и Юэн.

- Я не верю людям и рыцарям. Я, чёрт возьми, самый лояльно настроенный из драконов, не хочу рассказывать никому о своём племени, потому что я не чувствую себя в безопасности. Мне так легко было бы сдать себя, но не дочь, не отца, этих идиотов, чёрт, - Уилл отстраняется, с отчаянием глядя в глаза Юэна. -  Мне просто страшно, понимаешь? Я даже не знал, что кто-то из них до сих пор жив, - он сникает плечами, - я даже не уверен, что кто-то из них до сих пор, всё ещё, жив. И в чём ты меня сейчас обвиняешь?..

Огонь гаснет. Оседает пеплом на плечах и шее, а Уилл поднимает взгляд на Юэна. Он хотел бы, чтобы это было вопросом, спором, оживленной беседой, конфликтом, в котором не настолько больно. Но это всего лишь риторическое высказывание в пустоту, а Юэн собирается уходить.
Уилл по-прежнему удерживает его за предплечье, где-то около сгиба локтя.
Куда бы спрятать глаза?..

- Останься, прошу, для меня нет никого ближе, чем ты, сейчас.

Голос предаёт его. И руки. Лицо тоже.. Подумать только, о чём он просит сейчас?.. О чём скулит?
Уилл бы зажмурился, если бы хоть немного стыдился своих слов.
Но совершенно неожиданно ему не стыдно.
Отец бы сказал, что он борется за то, что ему дорого, или расхохотался бы ему в лицо.
А может, и то и другое.
Уилл  мрачно усмехается: таков он, драконий век, времени много, доверия критично мало.
Так и живут - вхолостую. Без права на ошибку.

Не сразу, но Уилл вдруг понимает, что ссора идёт на убыль.
Словно костёр медленно затухает под моросящим дождём, так и Юэн перестаёт на него злиться и сменяет гнев на милость. Невольно Уилл выдыхает от этого, потому что ему совершенно не хочется больше ругаться. После поездки в Штаты и так много чего придётся менять в жизни, это он уже понимает, он больше не простой барабанщик в группе с сомнительной известностью даже на уровне страны и не просто парень из сторис в инстаграме, которые, пусть и пользуются популярностью, но всё же не слишком-то серьёзное занятие. Он теперь кое-что большее, кое-кто больший, и вопросом безопасности ему нужно будет озаботиться со всех сторон, а, значит, публичность надо будет ограничить, или обыграть этот вопрос по-другому, так, чтобы публичность играла на него, на них, на всех одарённых. Если, конечно, они с Юэном на это вообще решатся.

- Тшш, - шепчет Уилл, прижимаясь к чужому виску. - Я хочу продолжить.

Есть у них кое-что общее несмотря на разность историй и видов, которым они принадлежат. Тотальные проблемы с доверием, например. У Уилла были небольшие (относительно остальных его сородичей) вопросы к человеческому роду, который нередко видел в драконах лишь пару мешков золота, что можно заработать, продав полученные из драконьей туши реагенты. Положение королевы же при дворе тоже мало чем отличалось от дорогой и безусловно ценной вещи, которую при нужде можно передвинуть с полки на полку или вовсе выбросить за ненадобностью, что и попытались сделать с Гвиневрой после учиненного рыцарями же скандала.
Уилл думает, что им следовало поговорить бы раньше, стоило бы высказаться и стоило бы не затягивать всё до такой крайности. И потом так же спокойно, с тоской понимает, что эти разговоры ничего не меняют. Уилл просто так не перестанет непроизвольно прятать все свои мягкие места, а Юэн не перестанет ждать момента, когда его снова предадут. И это чёртов замкнутый круг, который просто так не разорвать. И всё же в одном Юэн прав - их дьявольски тянет друг к другу, и даже сейчас, когда Юэн, казалось бы, просто обнимает его, в этом жесте столько проникновенной ласки, столько нежности, приложенной ровно так, чтобы Уилл растаял, и чтобы все их недомолвки и связанные с ними проблемы казались ему сейчас пустяком.
Но ведь они никуда не исчезнут.

- Я вдруг подумал.. Можно, конечно, продолжать эти горки и присматриваться друг к другу ещё какое-то время, но в целом - я не хочу так, я не хочу ждать удара в спину, я не хочу полагаться на то, что у кого-то из нас двоих в это странное время перемен вдруг появится и созреет умение доверять, потому что мир вокруг меняется, шатается и трещит по швам, а, значит, дальше будет только сложнее. Я не хочу надеяться на веру, вера хрупка, я хочу - з н а т ь, - Уилл отстраняется, чтобы, склонив лоб, уткнуться им в чужой.

В его глазах сейчас пляшут черти. Он уже придумал решение, самое рисковое из тех, которое мог бы предложить Юэну, а особенно - предложить себе. Но ему больше не страшно: он ведом собственным чутьём, и глубоким внутренним ощущением, что так будет хорошо, и так будет безопасно, так будет единственно правильно для их общего дела и для тандема партнёров, который они являют собой.

- У вас, людей, есть интересная традиция - у алтаря клясться любить в горе и радости, но пустые клятвы незначительны, а любовь имеет средство увядать со временем. Я не хочу просить у тебя ни обещаний, которые будут нарушены, ни уж, тем более, любви, которая не имеет ни формы, ни определения, ни границ.. А чаще всего и ни значения в вопросах жизни и смерти.

Уилл переводит дыхание и усмехается, он выглядит безумно сейчас, так же, как и его идея. Он касается кончиками пальцев скул Юэна, легко очерчивает его подбородок, чуть нажимает на нижнюю губу; в его жестах снова сквозит жадность, он не хочет ни с кем делиться этим человеком, и оттого желание провернуть задуманное только возрастает.

- Я буду рассказывать тебе всё, что ты пожелаешь, и даже больше, если ты поклянёшься не навредить моему роду. Чего бы ты хотел от меня в ответ? Какую клятву? Да не простую, а на крови - нерушимую до конца жизни. Я предлагаю равноценный обмен. Больше никакой имитации близости, моя королева, и это не оковы, которые будут невыносимым грузом тянуть на дно, мешая прежней жизни; но прочная нить, которая свяжет нас навсегда так, как это нужно нам. Подумай хорошенько, ведь я даже не знаю, кто из нас рискует сильнее.

Отредактировано William Blake (2021-03-11 17:14:48)

Уилл вдруг думает - Юэн не совсем понимает, чего от него требуют, и что пытается заставить сделать, и насколько это фатально но это не так важно, не сейчас. Уилл уже решил для себя всё, присмотрелся, приценился, выманил и заманил своё сокровище, возвёл пьедестал, и теперь только и думает, как бы подтолкнуть к нему Хогга, как бы заставить его оставаться на нём, оставаться рядом, и речь идёт вовсе не об узах или кандалах, на самом деле.

Юэн нравится ему таким, как сейчас - улыбающимся, вдохновлённым, полным идей, неугомонным и до кончиков ушей свободолюбивым. Уилл не может похвастаться пониманием людской натуры или крепкой дружбой с кем-либо, но он прекрасно знает себя и свою такую неудобную местами черту  —  если он захотел кого-то или чего-то, захотел так сильно, он вылезет из собственной кожи, и заставит ещё десяток людей сделать то же самое ради него, но получит, получит всё что ему нужно.

Он вдруг думает, что, несмотря на все риски, бояться нечего, даже наоборот: годы пролетят незаметно, и Уилл заранее скорбит о том, что рыцари стареют ровно так же быстро, как и остальные люди; впрочем, он не умеет слишком долго предаваться тоске. Он всегда ищет варианты. И сейчас, сегодняшний день, может стать отправной точкой для того, чтобы у них в дальнейшем было какое-то будущее, а не жалкий огрызок в полвека.

Уилл усмехается, когда видит реакцию Юэна, когда замечает, как у того загораются глаза и чуть подрагивают от возбуждения губы. Так всё просто, оказывается, никакой больше лжи и тайн, всё безумно просто, если вам достанет смелости дать слово, а после - воли его сдержать.

Слыша желание Юэна, в обмен на которое он согласен произнести ответную клятву, Уилл хочет коротко и звонко рассмеяться, но вместо этого он лишь замирает на месте, улыбается шире, распахивая глаза в немом удивлении, всё ещё оглаживая пальцами чужие скулы, и запускает ладони в непослушные кудри тёмных волос. Они слишком похожи, и, наверное, это должно пугать  —  когда-то они просто убьют друг друга из-за сочетания взрывных характеров, ревности и жадности, которая у каждого из них имеется в полном объёме, когда-то…

Это последний момент, когда ещё не поздно остановиться, не так ли?
Когда можно обдумать всё, подойти к вопросу осмысленно, составить договор, вчитаться в каждую строчку и в то, что между них, просчитать все варианты, обезопасить себя...
А, к чёрту.

  —  Смотри внимательно, я научу тебя.

Уилл отстраняется, нехотя выпускает Юэна из объятий, чтобы задержать руки на уровне груди, правая замирает, словно в просящем жесте. Уилл ведёт по ней кончиком пальца, сгущая воздух в одну тончайшую пластину, пересекая собственную ладонь ярко-красной полосой.

Воздух вокруг электризуется от магии и становится почти осязаемо плотным и, как всегда это бывает с сильной магией огненного дракона, слишком горячим. К жару добавляется ветер  —  почти незаметный, ласково треплющий одежду и волосы, вносящий хоть немного прохлады в то пекло, которое Уилл собирается тут разлить.

Если где-то в округе есть хоть сколь-нибудь умелые жрица, друид, или владеющее магической дисциплиной существо, Уилл только что превратил их с Юэном в живой маяк, в пляшущий в темноте ночи огонёк, на который слетаются неосторожные мотыльки, и от которого благоразмно удирают хищники.

Уилл надавливает воздушным лезвием глубже, так, что на ладони начинают собираться капли крови, и думает, что куда уместнее было бы сделать это на природе, в тени листвы деревьев, у шумящего водопада, где-то, где нет людей, где воздух не провонял насквозь дымом, и где он не превращает их в живую мишень, буквально крича действиями о своём присутствии, но это бы означало ждать. Ждать, сомневаться, откладывать на потом, дожидаясь идеального момента, но ведь его не существует, не так ли?..

Уилл отпускает нож, рассеивая его, и чуть ведёт пальцами, поднимая капли крови в воздух, заставляя их медленно кружиться над расправленной ладонью.

  —  Я клянусь быть рядом с тобой, верным тебе и нашему общему делу, в ответ на обещанную тобой клятву, пока оба из нас живы.

Уилл поднимает взгляд на Юэна. Магия собирается вокруг них таким родным, знакомым и уютным коконом; когда Юэн закончит, она не рассеется, нет, она ляжет на них второй кожей, пока не проникнет под неё, чтобы угнездиться в каждой клетке тела, самой своей природой запрещая нарушение клятвы.

Теперь очередь Юэна.
И он решится на это, или же всё рассыплется в прах.