Он думал, после пробуждения всё будет по-другому. Всё изменится, особенно восприятие, и музыка больше не будет настолько нравиться. А прошла жизнь и вовсе отойдёт на задний план. Но этого не случилось. Уилл торчал в баре после выступления, и все его мысли были сосредоточены на Куинни. Корриган в качестве вокалиста не мог полноценно контролировать свои способности, а потому выступление превратилось в лотерею, во время которой Уиллу пришлось потрясти хорошенько их солиста  и прекратить попытки учинить беспредел сегодня и немедленно. Он не представлял, что будет дальше, но почему-то отказываться от группы и от этого маленького человеческого занятия казалось ужасным решением. Почему, зачем именно сейчас ему это?.. Уилл был в полной гармонии с новопробуждённой личностью, он даже парочку раз принимал истинную форму, пока никто не видел, поднявшись на крышу дома по пожарной лестнице.

Ему, наверное, просто повезло. Тщеславие Фэйрвинда целиком перекликалось с тем образом жизни, который вёл Блейк, по сути, тот становился идеальным плацдармом для дракона, и одному чёрту известно, как далеко он собирается зайти.
Он был голоден, дьявольски голоден, и с этим надо было что-то делать. Воспоминания из прошлой жизни в какой-то момент просто прерывались, видимо, из-за заклятия, которое запечатало магию, а теперь было нарушено, но теперь Фэйрвинд проснулся дьявольски голодным и даже немного злым. Последние годы до сна он провёл в борьбе за собственную жизнь, удирая от преследования рыцарей и прочих искателей приключений. Драконов оставалось всё меньше, и он даже не догадывался, кого из себе подобных сможет встретить в следующий раз, а всего лишь знал, что его родители уже мертвы - убиты людьми.

Двадцать первый век показался ему куда более дружелюбным.
Скрываться в человеческом теле не так уж неприятно, особенно учитывая все достижения прогресса и техники, люди в разы меньше болели, лучше пахли и выглядели, чем полторы тысячи лет назад. Они даже придумали определение для образа жизни, который прелпочитал Фэйрвинд - это был здоровый гедонизм, его истинное воплощение. Это было не только нормально, но и превозносилось среди людей, как особенное умение получать удовольствие от жизни.

Фэйрвинд задумывался над тем, что у него осталось спустя время. Кроме второго облика с полной острых зубов пастью и умения дышать огнём. Сомнительный список родственников? Обязательные попытки разыскать сына?.. Тот был молод и жив, всё ещё жив на момент заклятия. А ещё - жизнь Уилла, блог с многочисленной аудиторией и группа, с которой они выступали в пабах.

Аудиторией можно было воспользоваться. А группа.. Музыка была так себе, Уилл знал это, потому парень, кажется, хозяин паба, где они сегодня зависали, и где  Куинни чуть не сорвался к чертям, лгал и не вёл бровью. Чёрта с два Блейк ему поверит, его лучезарной улыбке и тону голоса, такому слащавому, такому многообещающему. Тем более, под  миловидным лицом проступают совсем иные черты.
А от стакана Уилл не отказывается, сегодняшний вечер, очередной с Куинни, был тяжелым. Уилл опрокидывает ёмкость, глотая горючую жидкость безо всяких попыток разобрать вкус. Это ему не нужно. Он дьявольски устал, и ему интересно (почти интересно), чего от него хочет хозяин бара? Чего от нехо хочет эта коронованная особа?..

- Можно не делать вид, что я тебе поверил? - Уилл жмёт плечами.

На языке перекатывается вкус коктейля, не самое плохое сочетание кислоты, горечи и сладости, но хочется совсем другого. Голод по-прежнему мучает его, и по-прежнему будоражит воображение, хотя Уилл терпит, всё ещё терпит.

- И что дальше?.. Удиви меня. - Уилл хмыкает. Опирается локтями на стойку, всё ещё сидя на стуле, принимая "открытую" до невозможности, и, пожалуй, уязвимую позу. Пойло окажется отравленным, а парень уже вызвал своих дружков, чтобы разобрать его на ингредиенты? Именно так они действовали в прошлом. Уиллу, на самом деле, стоит поживее шевелиться, если он собирается выйти победителем из этой стычки и как минимум уснуть в собственной постели, а не быть разделанным на запчасти.

Отредактировано William Blake (2020-11-22 21:58:00)

Проступающий сквозь черты бармена образ выглядит завораживающе. Особенно под маской нынешней оболочки. Светловолосая женщина с властным взглядом в короне - Уилл уже пообещал себе мысленно назвать её маленькой королевой, потому что в какой-то мере все люди казались ему маленькими - настолько разительно контрастировала с темноглазым скуластым парнем. У заклятия, что перенесло их сюда, своё особенное чувство юмора - в христианской вере её бы назвали ангелоподобной, тогда как парень обладал скорее демонической внешнотсью и такой же привлекательностью.

- Вам всегда что-то нужно от таких, как я, всегда то, с чем нам уж очень не хочется расставаться, - Уилл щурится. - Ты будешь таким же упрямым, как и остальные?

Один из рыцарей попросил у него отдать зуб по доброй воле и разойтись с миром. Якобы содержащиеся в нём вещества и магия могли избавить его дочь от какого-то заболевания. Файрвинду вовсе не претила помощь ближнему, нет, но человеческий век тогда был удручающе короток, в два раза короче, чем сейчас, и.. Лишаться частей тела, чтобы помогать тем, кто проживёт сущий пустяк времени? По мнению дракона, люди порой слишком уж сражаются с природой. В дикой среде больные не порождают потомство, а вот человечеству естественного отбора слишком не хватало. Одно хорошо было в той встрече - из рыцаря получился недурственный ужин, а ещё его доспехи были достаточно хлипкими, чтобы выковырять из жестянки мясо оказалось не слишком сложно.

Впрочем, все эти мысли о вырождающихся, больных, вонючих, или просто неприятных людишках ни в коей мере не касались бармена. Парню явно повезло и с генетикой, и с пониманием, чего он хочет, и он буквально шел напролом, полностью отвечая на провокацию не меньшей провокацией с его стороны.

Прикосновение ледяных влажных пальцев напомнило Уиллу о снежных вершинах в горах и обледеневших пещерах. Ему нравилась зима и холод, впротивовес родной стихии, в качестве игры и ради одного лишь контраста ощущений. Он подумал, что в этих пальцах неплохо бы смотрелся кубик льда, особенно если парень так же смел, каким пытается показаться. Потому что, чёрт возьми, так нагло трогать его, прекрасно зная, кем он является, где находится в пищевой цепочке - это либо очень смело, либо парень хочет об него убиться. Впрочем, один вариант другого не исключает.

- Оу, дорогой, ты ещё даже не представился, а уже думаешь о тандеме? - Уилл смеётся, едва уловимым движением наклоняя голову, он не против, чтобы его так ласково гладили по щеке. - Мы же не были знакомы, верно? Хотя, признаться, я тебя видел, он наклоняется ближе, понижая голос, - ...маленькая королева.

Уилл не решил, чего он хочет дальше. Не решил, как относиться к этой встрече, и к тому, что где-то рядом будут ходить рыцари, которые раньше видели в нём лишь объект для охоты. Не решил, нужно ли ему что-то от этого человека, который когда-то был женщиной, во имя которой рыцари свершали такие "подвиги". Хочет ли он выманить его на улицу, куда-то в тёмные подворотни, где можно будет задать ему трёпку в облике? Или ему больше интересно, такие же холодные наощупь его губы, как и пальцы.

- Предложение о помощи это очень благородно, спасибо, конечно, но в чём она может заключаться? Есть у меня сомнения..

Голос Уилла всё такой же тихий и вкрадчивый, но в глаза он больше не смотрит, скользит взглядом по лицу, шее, и легко прикасается к воротнику рубашки, разглаживая его край, словно случайно касаясь кожи. Чёрт знает, почему, нервное выступление сегодня, или какая-то другая причина, но химия работает, даже слишком, покалывая искрами кожу.
Это не к добру.

Всё внимание, которое у него есть... Нельзя сказать, чтобы Уилла это не подкупало, и не интресовало. В былые времена к нему водили принцесс, к нему водили девственниц, и те визжали от ужаса и страха, едва завидев его истинное обличие. Что же не так с Гвиневрой? Маленькая королева не походит на глупую, о нет, она походит на расчётливого и знающего себе цену человека, который пытается сейчас выгодно себя продать. На своих условиях. И дракон думает: а так ли уж дорого он просит?

Он выдыхает, пытаясь избавиться от наваждения. Всё происходящее действует на него, туманит рассудок, эти плавные, текучие, манящие движения - они обещают очень много, обещают много удовольствия, а так ли это будет на самом деле, или же это жестокая ловушка? Уиллу уже не важно, в целом, он клянётся быть осторожным, но не собирается отступать назад.

- Они убивали ради тебя, - шепчет он, целуя чужие пальцы. - Ради таких, как ты, - он легко прикусывает указательный палец бармена зубами, и тут же отпускает. - И ты желаешь убедить меня в том, что хочешь быть для меня полезным?..

Всё, что интересует Уилла сейчас - почему?.. Почему маленькая королева, такая обворожительная, пленительная даже в новом облике, Особенно в новом облике в двадцать первом веке, обращается за помощью именно к чудовищной твари, которую считали воплощением кровожадности, жестокости, и средоточием зла на её веку. Почему она не ищет сира Ланселота, Артура в конце концов? Они наверняка тоже где-то пробуждается, гонимые чужой магией, пробуждаются, глотают свои таблетки, или упиваются до полусмерти, пытаясь смириться с тем, что они упустили. Уиллу проще. Он живёт сегодняшним днём.
И это сегодня ему нравится. Несмотря на всё, что случилось на выступлении. Винс, к слову, жив, и не пострадал.. Можно сказать, всё прошло успешно. Более чем.

Уилл тихо выдыхает, когда его щеку снова ласково гладят, теперь прикасаться к пальцам губами не хочется, только что они полировали губкой стойку, чистую, но.. И всё же, у него есть парочка вопросов к отважному человеку напротив. Уилл почти очарован. Он почти пленён.

- Почему же я? Почему не стайка твоих рыцарей, послушных парнишек в консервных банках, полных всех этих ваших принципов гуманизма и морали, рыцарского кодекса?.. Которые согласны ради тебя пускать кровь. Почему ты ищешь не их? Мне не понятно, с моей стороны, пойми меня, моя маленькая королева, это выглядит, как ловушка.

Он тянется рукой к чужому предплечью и перехватывает его у локтя, пожалуй, слишком крепко, но если немного надавить, если немного потянуть на себя, это заставит бармена нагнуться посильнее над стойкой, оказавшись лицом к лицу с Уиллом.
Наконец-то можно рассмотреть его лицо вблизи. Смуглая кожа практически без морщин, чёрные брови вразлёт; глаза, чуть раскосые и янтарные, как у самого Уилла. И такой притягательный рот с правильно очерченными губами, чуть приоткрытыми и тоже влажными, прямо как пальцы. Бармен был беззастенчиво красив, и его хотелось как минимум попробовать, положить в коллекцию своих побед, яркое, пряное воспоминание.

Уилл смотрит в чужие глаза, тёмные, почти чёрные в тусклом свете бара - отражение его собственных. Усмехается. И отпускает руку - нехотя, огладив напоследок большим пальцем чувствительное запястье.

- Мне интересно. Но это не то место, в котором можно вести переговоры. Тут слишком много ушей. Как думаешь? Может, перейдём к более уединённой обстановке?

Файрвинд действительно слишком беспечен, потому что он позволяет происходящему очаровать его. Полностью захватить его мысли и вести его по чужой линии, по чужому сюжету, в конце концов. Но что, если это кажется ему интересной? Если сказка о маленькой королеве, которая на самом деле была лишь атрибутом власти, кажется ему потрясающей?

Она не лжёт - он уверен - в двадцать первом веке действительно известно, да и тогда, в пятом, что в то время женщина была лишь аксессуаром при мужчине. И даже такая весомая, значимая, казалось бы, как королева, какой бы великолепной она не была.. Всё это лишь забавный момент устроя человеческого общества, среди подобных Уиллу, наверное, наоборот, их так мало, а самок ещё меньше, так как те подвергаются серьёзным испытаниям при попытках выносить и высидеть яйцо... Они равноправны, почти равны физически, и в их взаимодействии ничего о праве собственности. То ли дело люди, правда?
На какое-то мгновение Уилл пытается примерить на себя, на сколько может, слова бармена, слова когда-то королевы, пожалуй барменом ей нравится быть даже больше, не так ли?..

И поддаётся. Позволяет увести себя за руку по лестнице, в тёмный коридор, оказаться в помещении с выключенным светом, благодаря усиленному зрению способным рассмотреть очертания.
Похоже, он здесь живёт. Что-то вроде студии, там диван, позади кухня, Уилл принюхивается, нет, здесь нет животных, даже попугая или хорька, парень словно ждал этого момента, не создавая лишних обстоятельств. И как же это созвучно тому, как он сам, ещё будучи человеком, готовил почву.

- Они хотят вернуть Артура...

На мгновение лицо Уилла перекашивается, он ненавидит человеческих королей. Утера, который получил звание Пендрагона и символику рода с драконом не просто так, и Артур, в благородстве которого его так искренне убеждала Вивианна, но они оба оказались беспощадно обмануты. Эти люди были одинаковы, их интересовало влияние, власть, а они с Вив оказались лишь ступеньками на их пути. Что же, Уилл надеялся, Артур об эту ступеньку здорово споткнулся, и споткнётся ещё раз.

Тем временем, бармен оказывается близко, очень близко в полумраке помещения, обнимает его за плечи; Уилл чувствует дыхание на своём лице и всё ещё делает ставки - действительно ли его губы холодные наощупь? По сравнению с его.

- Пожалуй, да, - Уилл обнимает его за талию, осторожно скользит пальцами к пояснице, чтобы прикоснуться к ямочкам у поясницы, которые было видно, он мог поклясться, сквозь рубашку над заниженной посадкой джинс. - Пожалуй, я тебя понимаю, моя маленькая королева, с твоего позволения, если тебе нравится это прозвище.. Но.. Что дальше? Я один против всех них? Моя дорогая, - он переходит на шепот, склоняется к чужой шее, чтобы, прикрыв глаза, провести по ней носом, вдыхая запах кожи. И даже немного сожалея, сам он наверняка пахнет после барабанов так себе, это изнурительное занятие всякий раз заставляет его потеть. - Меня так надолго не хватит, да и любого другого, даже постарше, даже поумнее. Да и, откровенно говоря, ты позволишь мне?

Уилл прикасается губами к нежной коже  под подбородком; скользит выше, он снова оказывается лицом к лицу с Гвен.

- Кто же тебе нужен? Покорный слуга, выполняющий все указания, или соратник, с которым можно будет играть на равных?

И  снова перед его взглядом дрожит корона, уже без облика женщины, всего лишь корона из золотистых шипов, из сапфиров между ними, из узоров в основании зубьев. Он запоминает этот рисунок, грубоватое литье, но что-то в этом есть.
Первым делом, уйдя отсюда, он будет рисовать этот эскиз.

Уилл сейчас только кажется расслабленным до невозможности и подчинившимся. Себе тоже кажется, но... Все его рецепторы настроены лишь на одно. Он вслушивается в чужую речь, всматривается в чужие жесты, в выражение лица, в интонации.. И он готов учуять ложь за версту, услышать сбившийся сердечный ритм, определить хоть какие-то опознавательные знаки, которые подскажут ему: Гвиневра его обманывает. Обводит вокруг пальца. И если это так, он готов сомкнуть пасть на её чудесной тонкой шее, он готов хрустеть позвонками, вопрошая - почему? Почему его опять хотят обмануть, зачем все эти игры и попытки, и напомнить себе, что с рыцарями, с любыми их проявлениями, связываться нельзя.

Но ничего не происходит.
И Уилл не находит малейшего повода защищаться.
Хотя пора бы.
У парня рядом с ним равномерно учащающееся сердцебиение, очень даже объяснимо их близостью, размеренный, не срывающийся голос, ну а взгляд.. Уилл готов поклясться, что он говорит от души, или хотя бы просто поверить ему, потому что тот человек выглядит так, будто происходящее не просто набило ему оскомину, нет; оно ударило его поддых и отпинало по полной, оставим истекающим кровью где-то в канаве. Вот как это было. И Уилл прекрасно понимал эти чувства, почти подключался к ним, почти сочувствовал... Насколько вообще мог сочувствовать человеческой королеве.

Но всё в происходящем вело именно к этому. Голос, дрожащий от ненависти, горящий взгляд, всё это невозможно было подделать на таком уровне, это было так искренне, так открыто, что даже Уилл распалялся от этого, невольно принимая сторону королевы, вынужденной играть вечную роль марионетки. В чём же было дело, почему он так легко сдался? Ненависть к рыцарям сыграла роль, или?..
Или всё же бармен рядом с ним был одурительно горяч и дёргал мастерски дёргал за нужные струны?..
Уилл не знал.
Но он собирался ловить момент, пока его собственные рецепторы работают на больше, чем сто процентов. Пока каждое прикосновение или звук голоса будоражит до одури, одурманивает, сводит с ума.
Ради этого он способен на многое, верно? И постоянно.

- Восхитительно, да.. - вторит он, прикасается губами к чужой шее, припадает к чужому дыханию, прикусывает кожу, слизывает солоноватый привкус, целует, и так тщательно удерживается от того, чтобы не оставлять следов, чтобы не клеймить, пока ему выдали на то разрешение.

А потом тонет сам, его целуют так жарко, ласкают языком, к нему прижимаются, и он настолько потрясающе, одурительно н у ж е н, что он успевает подумать о том, что это всё ловушка, что за эту сладость надо платить, но точно так же успевает решить для себя, что ему плевать. Пускай. Он целует королеву в ответ, крепко обнимает за поясницу, скользит жадными, жесткими ладонями по спине, исследуя каждую выпирающую косточку, пока не ныряет под брюки, туго затянутые ремнём, в кистях немного больно, ну и чёрт с ним, Уилл прижимает Гвен к себе, слишком тесно, слишком жарко, просто слишком, чтобы продолжать просто стоять друг напротив друга в этой квартире.

Они целуются, обнимаются, и это, чёрт возьми, круче, чем даже кокаин.
Самая что ни на есть естественная и природная химия. Похоть. Влечение. Влюблённость, наверное. Потому что за один день это не пройдёт, он знает наверняка.
Уилл думает, всё дело в том, что человек напротив него сам по себе больше, чем кто-то обыденный.. Чем обычный человек, еда, банальный мясо-костяной мешок. Рядом с ним не просто человек, рыцарь, принцесса; нет, это королева, вытесанная в своей воле, отлитая из благороднейшего металла, она знает, как себя подать, преподнести и знает, чего хочет.
И сама по себе она являет сокровище, которого у него никогда в жизни не было.

- Я хочу тебя, - горячо шепчет Уилл в чужие губы, жмётся носом в чужую щеку, не разжимает объятий. - Сейчас.
Он полностью отдаёт себе отчёт в происходящем, так же как и в том, что это происходит впервые.
Он просит разрешения.

Отредактировано William Blake (2020-12-01 22:16:11)

- Одежды и правда многовато... Это случайность, - хрипит Уилл, выпутываясь из собственной рубашки.

И правда, какого чёрта? Он нехотя вспоминает о том, что какое-то время назад, кажется, год или около того пообещал себе завязать с случайными связями и это обещание ему даже удалось выполнить. Парочка скандалов в интернете почти лишила его группы, и он не мог так рисковать, но сегодня.. Сегодня всё было по-другому. Кроме того, здесь ведь не было камер, правда? Уилл искренне надеется, что нет и не будет. И никакой прослушки. В какой-то момент он вытаскивает из кармана телефон и, нажав на кнопку отключения, бросает его куда-то на пол, потому что уже знает, что здесь очень скоро будет шумно.

Когда-то позже он непременно заинтересуется вопросом, откроет пару страничек в интернете и почитает сказки о том, как королева Гвиневера сводила рыцарей её короля с ума одним лишь взглядом. О том, сколько из них были готовы на поединки в её честь, в честь того, чтобы она повязала им на плечо свою ленту, или подарила цветок из своего венка, или чем там занимались рыцари в то время?.. Когда-то, может быть, он дойдёт до этого, но сейчас Уилл в полной мере ощущает на себе весь королевский шарм. Ему по душе именно такие партнёры в постели - раскованные, яркие, в чём-то дикие, и он в полной мере поддаётся, становится жестче там, где просят, торопится там, где подгоняют, торопится, но всё же не слишком. Для него физическая близость это что-то в первую очередь об удовольствии, которое получают оба, это не просто принцип, это его мировоззрение, почти религия, ода собственному гедонизму и свободолюбию.

- Ты всегда так спешишь?.. - на диване они оказываются почти голыми, Уилл каким-то чудом успевает выхватить  из кармана джинс презерватив, он даже готов заикнуться о смазке, потому что без неё, чёрт возьми, будет больно, но бармен целуется так, что, кажется, угроза ещё нескольких минут промедления - и Уиллу залепят заслуженную пощечину. Это подстёгивает, это заставляет тяжело дышать, а ещё диван чертовски узкий, чтобы удержать на нём равновесие, надо жаться друг к другу ещё теснее. Уилл упирается рукой в обивку рядом с краем дивана, и по-прежнему пытается не торопиться, отчаянно пытается, даже когда расстояние между ними уходит в минус.

Это больно поначалу, и он может только представить, насколько больно его партнёру. Уилл слизывает с чужой шеи выступившие капельки пота, шепчет на ухо пошлости, кусается и сам подставляет под чужие поцелуи-укусы плечо, а спину - под ногти, ему не жалко, может расцарапать хоть всего полностью, ему нравится, когда его настолько хотят, он слишком любит быть единственным и неповторимым; надо будет сказать об этом королеве, когда-нибудь, потом. И всё же несколько минут уходит на то, чтобы привыкнуть, чтобы подстроиться друг под друга и все болезненные ощущения растаяли где-то в сладкой истоме внизу живота, которая так приятно растекается по всему телу.

Всё происходит слишком стремительно, Уилл глушит стоны в поцелуях, сжимает чужие бёдра до следов; секс получается оглушительно взрывным и ожидаемо коротким, а бармен - ещё более горячим, горячим и жадным, сколько он оставил на нём отметин за это время? А ведь они познакомились каких-то пятнадцать минут назад, может, двадцать. Хотя стойте, имени друг друга они не знают до сих пор.

- Кстати, меня зовут Уилл, - дракон устраивается на груди любовника, даже не думая пока что о том, чтобы уйти. Диван по-прежнему не слишком-то удобное местечко для двоих, и приходится немного, но всё же жаться к спинке боком, чтобы не свалиться, и ему отчаянно необходимо сходить в душ, но всё это позже, не сейчас, когда в голове блаженная пустота, и не хочется шевелить ни единым пальцем. - Я, кажется, знаю, на основании чего мы можем заключить наше перемирие, или пакт, если желаешь. Нам и правда есть что дать друг другу. Тебе всё ещё интересно, моя маленькая королева? Или мне стоит называть тебя по-другому?

Уилл не сразу понимает, когда на его слова поступает какой-то ответ. Красивое лицо принцессы (или королевы, чёрт бы с ним), просто приходит в какое-то движение, он что-то говорит, и до Уилла, словно издалека, доносятся слова. Возможно, они были слишком громикими, и он слегка оглох, такое с ним тоже бывало, а, возможно, он просто поторопился с тем, чтобы поделиться планами, которые он слишком давно вынашивал, ещё до того, как на них пало заклятие.

Долгие сотни лет назад.. Можно сказать, он уже предвидел, к чему всё пойдёт. И сейчас, обнимая Гвиневру, зарываясь носом в чужую грудь и сладко жмуря глаза, он думал, что, может, всё было и не напрасно, может он и не ошибался? Разве что с тем учётом что он собирался выбрать королеву. Или принцессу. Наиболее удобную ему, конечно же, наиболее послушную.
А теперь было поздно. Гвиневра явно являла собой ящик Пандоры, как сказали бы греки, не была ни управляемой, ни предсказуемой. Уилл даже не мог подумать о чём-то вроде верности, он просто вспоминал слухи на пару со сплетнями и у него заранее щемило где-то под грудью - это был тот самый страх быть обведённым вокруг пальца, одураченным.
И несмотря на все видимые недостатки, на все непредвиденные факторы и переменные, которые, казалось бы, должны были быть константами.. Уилл хотел именно эту королеву.
И больше никого.

Он смеётся, всё ещё утыкась щекой и носом в чужую грудь. Бармен прав, сейчас хочется просто поваляться в постели, не говоря ни слова, слишком хорошо, слишком пусто в голове после ярких ощущений и этим ощущением хочется насладиться. И всё же валяться хочется дольше, чем пару минут, а балансировать на краю дивана Уиллу изрядно надоело.

- Ладно, ладно, молчу, ты простишь меня?.. Это недолго. И укажешь путь?.. - Уилл нехотя поднимается, ноги гнутся плохо, но слушаются. Он подхватывает королеву на руки, но это всё равно холодно, не в пример холоднее и неприятнее, чем обниматься на диване. И всё же Уилл верит в любовь к удобствам и где-то здесь общими усилиями, не без указаний его партнёра, он находит кровать - ровно для того, чтобы откинуть покрывало и улечься туда вдвоём.
Куда удобнее раскинуться здесь, хотя Уилл далеко всё равно не отходит, обнимает любовника за плечи, и не может перестать заглядывать в глаза.
Он не может поверить, что снова загорелся этой мыслью.
Наконец-то он опускает взгляд и указательным пальцем выводит на груди Гвен одному ему видимые узоры. Тишина длится достаточно долго, уютная, комфортная тишина в тепле под мягким покрывалом, прежде чем Уилл снова нарушает её звуком своего голоса.

- Никто из нас, из драконов, или из других существ, не может претендовать на власть, даже не думает об этом, даже.. не может позволить себе думать. Нас не примут. Но тебя, особу королевской крови, примут охотно, несмотря на все россказни от средневековых авторов. Посмотри на себя, ты солнышко, и тебе.. тебе хочется подчиняться. А нас так мало, милый. Как думаешь, нас перебьют всех до единого? Как скор омы исчезнем? - Уилл вздыхает, скользит ладонью по чужой коже, оглаживает пальцами едва выступающие жилки. Долго ли ему ещё осталось? Им?.. Когда Уилл родился, их было порядка сотни.. - Тем временем, мы куда более полезны живыми, чем мёртвыми. В прошлом нас разбирали на запчасти. Террор с нашей стороны был скудной причины - от упырей за сезон погибало в десятки раз больше крестьян. Но именно дракона было сразить так почётно.. А потом продать - отдельно, разумеется, разделив на части. Кому-то когти, кому-то кости, кому-то глаза, печень. Прости, милый, это несладкие подробности, но меня это так здорово волнует. Потому что теперь, в двадцать первом веке, в эру гринписа и прочего, когда нас осталось сколько - десяток?.. - и то хорошо, если десять! - мы на грани вымирания. И самое время на этом сыграть. Нам ведь не обязательно убивать людей. А живыми мы имеем почти безграничные возможности. Не снилось такое ни одному магу, ни жрице. К чему я веду, сладкий, я понимаю, всё не сразу, но... Я согласен на всё ради тебя, если ты станешь королевой, а драконы при тебе станут религией. Если мы станем священными и неприкосновенными, как те самые коровы в ебучей Индии, вот что. И наши самки снова смогут высиживать яйца... Если, конечно, среди нас остались самки. Ты видишь перспективу, милый? Как тебе будет благодарен весь наш чешуйчато-хвостатый род?..

Уилл действительно ищет что-то в глазах этого человека, точнее рыцаря. Он свято верит в свою способность распознавать ложь, и сейчас, в какой-то мере открываясь, высказывая свои сокровенные мечты и планы на будущее, которые так тяжело будет воплотить в жизнь, он невольно ждёт подвоха. Потому что их знакомство произошло слишком ладно, слишком хорошо, вспыхнувшая внезпно искра и вовсе удивительна, разве может всё сложиться так удачно случайным образом? Уилл выдыхает. Так же, как тогда, в баре, и после, поднимаясь по лестнице, он ждал хоть одного неверного слова, сбившейся речи, сердцебиения или дыхания, которое выдаст, раскроет правду.. Так же и сейчас он не мог найти в человеке рядом с ним хоть каплю лжи. Но находил кое-что другое, похоже, этот мужчина искренне наслаждался его компанией, почти по-хозяйски гладил его по голове, перебирая волосы, и соглашался, соглашался с его условиями и обещал даже больше.

Всё это убаюкивает бдительность, так или иначе, и Уилл "просыпается", только когда слышит упоминания о рыцарях-охотниках. Тоже ему герои! Даже в те дикие времена от упырей, холода и голода умирало куда больше людей, чем по вине нападения драконов. Но сражения с голодом и болезнями не могли принести такую же славу, они не выглядели так же внушительно, как привезённая ко двору драконья голова с мечом, торчащим из глотки. Это был просто ещё один способ хвастовства и бахвальства..

- Не больше десятка, - хмыкает Уилл, он злится на ситуацию, но сейчас ничего не изменишь. Сейчас надо пользоваться преимуществами нового времени, двадцать первого века. - Но для благородных господ больше не в почёте хвастать шкурами убитых, скорее наоборот. Тенденции современности дают нам некоторую фору, детка, и за убийство занесённого в красную книгу существа есть риск самому скорее стать объектом охоты и ненависти, нежели выслужиться перед кем-либо. Теперь человеческий вид не находится под угрозой вымирания, а даже наоборот, потому в моде совершенно друге вещи. Это нам на руку, не так ли?

И всё же как Уилл мечтает повстречать хотя бы парочку из них, рыцарей, и выпотрошить. А ещё лучше просто покалечить, лишить конечности или двух, чтобы в полной мере позволить насладиться беспомощностью, чтобы вся жизнь насмарку. Но ведь он этого не сделает, правда? Он сможет быть выше этого? Пока что, нежась в кровати в тёплых объятиях после отличного секса, ему казалось, он одолеет даже пойти на сделку. Но Уилл правда не уверен, что этого благодушия хватит надолго, скорее наоборот, двадцать минут - и он снова будет дышать огнём от одного воспоминания.

- Ты мне нравишься, - мурлычет Уилл, подставляя шею под чужие ласковые руки, - ты мне слишком нравишься, чтобы я отказался. Твои амбиции, планы, и я даже согласен, чтобы ты не носил корсеты вне секса, детка, но всё же, тогда у меня есть ещё одно условие, точнее, даже два. А, может, три...

Уилл снова укладывает голову на чужую грудь поверх собственных ладоней, так ему удобно, тепло, в конце концов он просто придавливает любовника к постели, чтобы тот не смог встать и уйти. Разговоры уже кажутся лишними, все ставки сделаны, и жребий, кажется, брошен, раз Уилл решает так импульсивно увлечься именно этим человеком, оказаться очарованным плящущими в его глазах чертями.

- Первое - не прекращай меня гладить вот так, мне очень нравится. Второе - я очень люблю быть одним и единственным, любой другой расклад вскроется очень быстро и у нас ничего не выйдет. Третье - ты, чёрт возьми, скажешь мне своё имя, или мне так и называть тебя крошкой?