Погожие лондонские осенние дни впору заносить в красную книгу. Но каким ещё может быть день, когда под белой крышей вновь встречаются две королевы? Как в старые-добрые времена, да только декорации карикатурно-иные. И маски, если можно так выразиться.

Будни в «Wright`s Art Gallery», как правило, делились на два типа: молчаливые, пустынные или наполненные лихорадочно-бурными творческими процессами, а так же такие, как сегодня. Сегодня здесь развернулась выставка, посвящённая классическому искусству, естественно, не без налёта видения авторов и веяния эпохи. Галерея располагалась неподалёку от Ньюингтоне и наряду со старинными зданиями смотрелась несколько карикатурно – модерновое асимметричное сооружение с прозрачными стеклянными стенами привлекало взгляд не только разительно отличавшейся архитектурой, но и обилием припаркованных машин, а так же компании на крыльце, очень характерной для телевизионщиков. Представительный человек среднего возраста в костюме-тройке благородного серого цвета благожелательно отвечал на пулемётную очередь вопросов в наставленный на него, аки дуло пистолета, микрофон – вопросы дежурные, конечно же, но не без подоплёки.

Внутри здание оказалось гораздо просторнее, чем могло показаться – возможно, тому виной был тёплый естественный свет, лившийся снаружи, и отсутствие перегородок. Помещение несколько переформировали, чтобы в нём картины заявленного стиля смотрелись гармонично, а свет не бликовал по покрытию картин. В воздухе повисли пылинки, похожие на вкрапления в янтаре. Стояла какая-то странная, зыбкая тишина только такой штиль бывает после некоего большого праздника. Приятной наружности девушка около входа, похожая на тех, кто пестрят в стоковых фото, раздавала программки сегодняшнего мероприятия, помогавшие ориентироваться в залах – ничего навязчивого, на этот раз – только информация. Из главного зала на небольшую площадку перед вторым этажом вели две лестницы - отсюда было удобно обозревать происходящее в зале. Небольшие группки людей задерживались возле картин, тихо переговаривались между собой, пара человек сидела на одном из обитых коричневой коже диванчиков. Присутствовали здесь и студенты - один из них, со следами минимум двухнедельного недосыпа на лице, что-то спешно записывал в небольшой исписанный и без того до черноты блокнот, то и дело бросая взгляды на маленькую картину с изображённой на ней Девой Озера. 

Девушка в белом на преддверье второго этажа медленно провела точёной ладонью по парапету, бросила взгляд из-под опущенных ресниц на тускло блеснувшие на запястье часы. Уже так называемое файв-о-клок, ажиотаж давно прошёл, и в галерее остались одни лишь только особо заинтересованные люди, а также те, кто мог искать общества автора странных, привлекающих взгляд картин.
Если сказать точнее – важна были не столько форма, сколько содержание, поскольку именно оно менялось в зависимости от того, кто на них смотрел. Для людей, имевших отношение к той эпохе, к которой принадлежала Бланшефлор, в глаза бросалось изобилие деталей, которые не увидишь в работах прочих мастеров, так сказать, лично тогда не присутствовавших. Нюансы, за которые цепляется взгляд, от которых холодок ползёт по загривку. На центральном триптихе была изображена сиятельная королева Гвиневера, настолько живо и точно, будто смотришься в зеркало…
Не так ли, Юэн?

Картины располагались в центре стены под парапетом, так что лестничные скосы как бы акцентировали на триптихе внимание, позволяя драконице увидеть людей, что слетались на сияние прошлого подобно мотылькам. Повременив, Кондвирамур решила спуститься вниз, к людям – неспешно, буднично обменявшись вежливыми улыбками с появившимся на пороге личным помощником. К счастью, новое тело позволяло непринуждённо двигаться на каблуках, а память и ориентирование в современности – не терять лицо перед общественностью. С тех пор, как Констанс вернулась к делам, Эдвин выглядел несколько обеспокоенным. Он раз за разом вглядывался в запавшие, некогда – усталые, но теперь точно бы несколько иные карие глаза, пытаясь уловить суть и причину произошедших с начальством перемен.
Кондвирамур прекрасно понимала, что он ищет.

Около двух недель ей понадобилось, чтобы подбить итоги произошедшего, свыкнуться с мыслью, что ей дарована новая жизнь в новой для драконицы среде, и научиться вести себя так, чтобы относительно близкие ничего не заподозрили.
Вероятней всего, это всё тот же самый старый мир в новых красках, стало быть, этому некоему новому рождению есть своя цена. Возможно, именно молодой человек, коего ещё со спины обходившая зал по периметру девушка зацепила взглядом вскользь, может пролить свет на происходящее.

Не зря говорят, что у драконов хорошая память. Иной раз чересчур хорошая, о чём порой приходится жалеть.

Никто их прочих гостей не подозревал даже, что здесь и сейчас, рядом с посетителями выставки временная завеса обратилась в шелковую занавесь, которую можно отодвинуть простым движением руки. Жаль, со спины Кондвирамур не могла увидеть реакцию юноши с точёными чертами – подумать только, судьба распорядилась так, чтобы даже в мужском теле одна из красивейших женщин своей эпохи сохранила утончённость черт. Резкие скулы, изящный разлёт плеч, «французскую» горбинку на аристократическом носу – ни одна черта нового облика старой знакомой не укрылась от взгляда художницы, привыкшей разглядывать людей тайком, но с неким особым пристрастием. И находить в любом человеке индивидуальную красоту. В отличие от Констанс – беспристрастно, с позиции наблюдателя.

Или хирурга.

Неверный свет играл со зрением злые шутки – на краткое мгновение можно было принять блик в карих глазах Кондвирамур за серп драконьего зрачка. Блашенфлор поймала взгляд Юэна, оттолкнулась от стены плечом и направилась к нему, динамично, летяще, сопровождаемая ритмичным постукиванием каблуков по лакированному полу. Женщина, представшая перед ним, разительно отличалась от облика, данного ей в древности – теперь золотые волны сменились прямыми и тяжёлыми каштановыми локонами (за что, впрочем, спасибо современным методам окрашивания). Она казалась стройней, меньше ростом – очевидно, в отличие от королевы, художница никогда не держала в руках какого бы то ни было оружия. Кроме родительских нервов, конечно же.

Она была в костюме – свободные брюки со стрелками, пиджак и чёрная майка, надёжно скрывавшая черты несколько субтильной фигуры. На ключицах – скромный сапфир в серебряной оправе, ловивший некоторые взгляды и солнечные блики.
Кондвирамур склонила голову набок, перехлестнув шоколад волос с одного плеча на другое, затем неожиданно обаятельно улыбнулась – улыбка не затронула глаз, хотя выглядела достаточно радушной. Будучи блондинкой, улыбалась она пленительно-застенчиво, теперь же улыбка королевы была обещающей. В случае Гвиневры, впрочем, обещание было достаточно туманно, поскольку драконица не знала, чего на данный момент ожидать от людей из эпохи Артурианы.
- Моё почтение, - кивнула она, но удержалась от реверанса, бросив взгляд на удаляющегося через зал помощника. – Каждый раз мне кажется, что судьба отшутила уже все свои шутки, однако…
Драконица обвела взглядом фигуру Юэна, остановилась там, где должна была быть выемка ключиц, затем – с прищуром взглянула в его почти чёрные глаза, встав так, чтобы выглядело, будто те обсуждают триптих перед ними.
- … каждый раз убеждаюсь, что вдохновение у неё неиссякаемое. Впрочем, простите мне мою дерзость, я пока не свыклась с тем, что происходит. Полагаю, до тех пор, пока не пойму причину. Или, во всяком случае, следствие.
Бланшефлор подхватила бокал у проходившего мимо юноши, с полуулыбкой кивнула ему и пригубила шампанского, оставив по краю бокала фигурный отпечаток бардовой помады.
- Работать в современных реалиях над этими картинами было сущее удовольствие. И странно сознавать, что даже в тех условиях, которые предлагают нам всевозможные ухищрения для подчеркивания внешности, эта красота, - она качнула бокалом на изображение Гвиневры, - была нетленна. Абсолютна. Совершенна.
Кондвирамур помолчала, в задумчивости склонив голову, затем продолжила, тише, с неким странным, едва ощутимым раскаянием в тоне.
- Не могу понять, что испытываю при встрече с вами. Облегчение это или радость. Опасение или ностальгия. Как бы там ни было, вам, миледи, известно ли что-то ещё о наших… Современниках? - она взглянула на Юэля чуть искоса, приподняла аккуратные тёмные брови, беспрестанно держа в периферии пространство вокруг – так, чтобы какой бы то ни было недруг не остался незамеченным.

Странно и немного стыдно было сознавать, насколько настораживало её неведение. Оно заставляло почувствовать себя уязвимой.

Беззвучно открылись входные двери. Лезвие солнечного блика, отскочившего от стекол, полоснуло по двум спинам перед триптихом и замерло широкой линией света, как бы вычёркивая их из этой реальности. В какой-то степени вычёркивая справедливо. Взгляд Кондвирамур соскользнул с картины, когда Гвиневра упомянула их знакомство, и изгиб губ приобрёл несколько ироничное выражение. О супруге короля Артура  и её красоте не знал, пожалуй, лишь глухой и слепой.

На одном из триптихов, там, где несколько нестройные ряды верховых направлялись прочь из города – вероятно, перед одним из походов за священным Граалем – нанесённые небрежно, вскользь, как бы невзначай мазки складывали в лицо рыцаря с поднятым забралом. Те, кто знал этого рыцаря лично, могли бы признать в нём доблестного Парцифаля, пожалуй, несколько более громоздкого, чем прочие на картине. С волевым подбородком, что так не нравился Кондвирамур – многим было известно, что любила она его отчасти вопреки, несмотря на вешние изъяны. От того благолепия и лоска, с которым обычно изображали воинов легендарной эпохи, не было на этой картине ровным счётом ничего. Парцифаль обладал крупным, не раз ломаным носом, а борода, торчавшая из подшлемника, был клочковатой, невзрачно-мышиного цвета. Черты, впрочем, производили впечатление человека основательного. Глубоко посаженные чёрные глаза рыцаря можно было отнести к тем, которые при первом же взгляде вызывают доверие и расположенность. Таким он был. Как сказали бы в современности – своим в доску, душой компании.

Взгляд Констанс точно болезненно зацепился за него, и девушка, выглядевшая старше своего возраста – так, что оной её было затруднительно назвать, вероятно, из-за духовного наследия прошлого, отразившегося на внешности – повела плечами, зябко, будто проняло сквозняком. Отвела насколько обострившийся взор, что тот, казалось, был способен разрезать холст.
- От некоторых привычек избавиться не так-то просто, - двусмысленно отозвалась она на просьбу не обращаться к титулам. Уголки губ Кондвирамур дрогнули, когда она взглянула на собеседника, ощущая, как тело Райт хочет курить. До того, что саднило где-то на дне лёгких, однако портсигар остался наверху, в кабинете.
Констанс стояла к Юэну вполоборота, убрав расслабленные руки в карманы брюк, в расслабленной позе, и наверняка создавала впечатление манекена, изготовленного по лекалу современных стандартов. Припорошенного косметикой, но настолько мастерски, что выдавал наличие макияжа только прямой солнечный свет. На точёном лице нынешнего облика Кондвирамур, отмеченном от природы кокетливой родинкой, ещё видны были следы измождения от приёма психотропных веществ. Кажется, та же причина была у субтильности и худобы Констанс Райт, не просто отдавшей тело без борьбы – передавшей его, аки эстафетную палочку. Сбросившей его с себя, как бремя.
Если бы кто-то спросил Кондвирамур – ей облик был не по нраву, она предпочла бы ту «живую», рослую блондинку из прошлого, вероятно, как и многие другие друзья по несчастью. Но, за неимением альтернатив…

- Бар? Надо же. Может быть, я бы не отказалась тоже побывать там, - улыбка несколько оживила лицо Кондвирамур, отметила ямочки на белых, почти болезненно-бледных щеках. Впрочем, в глубине бархатисто-карих глаз загорелись огоньки тревоги, когда она опустила ресницы.
- Вы… не встречали наших с Парцифалем детей?
О сыновьях Кондвирамур думала в первую очередь, но предпочитала не афишировать этого. Пусть она лучше выглядит никчёмной матерью, чем привлечёт к ним опасное внимание. Как бы там ни было, они были уже достаточно взрослыми, чтобы позаботиться о себе самим. 
- И… Как это произошло с вами? Известно ли что-то о причинах? – вопросы давались тяжело и звенели, точно натянутая струна. Кондвирамур сомневалась, что у Гвиневры есть ответы, но было бы кощунственно не задать подобный вопрос.

Отредактировано Constance Wright (2021-03-05 22:30:00)

[indent] Кто же ты теперь, королева? Облачённая в столь грубую плоть – не чета прежней, мягкой и податливой – и густые волны смоляных волос, всё ещё скованная, сонная. Дыхание прошлого, сокрытое в картинах, нашло тебя, укутало во вьюгу печали, зябкой дымкой прошлось по хребту, забираясь внутрь, меж плавно вздымающихся рёбер. Укололо сердце отравленной иглою и зашептало на самом краю сознания: «Вспомни». Вспомни всё, пригуби сладко-горького вина пережитого. Ласку рук в боевых мозолях, что ныне не узнать, равно умелых как с оружием, так и с женщинами. Бессовестно лживые, но столь прекрасные песни бардов, одевающих придворных девиц в шелка красоты, рыцарей – в металл благородства, королей – в сияние доблести, чудовищ и магических тварей – в саван безусловного и беспощадного зла.
Кондвирамур до сих пор так и не решила, чудовище она или, всё же, красавица. Молва не позволяет быть сразу и тем, и другим.

- Красота осталась, пусть и переплавилась, мутировала, изменилась до неузнаваемости, - почти шёпотом произнесла Констанс, повела узкими плечами, обхватывая их узкими белыми ладонями с просвечивающей тонкой паутинкой вен.
Прикоснись Юэн к поверхности картины, покрытое лаком масло ребрилось бы под пальцами и казалось бы, что оно тёплое, будто в творение своё художник вложил часть своей души. Говорят, что истинная красота невозможна в творчестве подобного плана без страдания, даже если то весьма условно – кто знает, может, полотна были на крови? Напитанные магией, но толь искусно и невесомо, что ажур чар почти не ощущался.
[indent] Она поймала его скользящий взгляд, чуть повернув лицо. Бархастисто-карие глаза на мгновение вспыхнули азартом, что был свойствен её полторы тысячи лет назад, и Кондвирамур рассмеялась, коротко, но даже добродушно.
- К такому быстро привыкаешь. Тогда пиры казались нам обыденными вещами, теперь же принято считать их почти непозволительной роскошью в мире иссякающих ресурсов. Что ж, в таком случае, - Бланшефлор перевела взгляд на триптих, протянула ладонь, дабы пройтись кончиками точёных пальцев по одной из них, любовно, так, как прикасаются к ребёнку.
- Пусть картины украсят ваше заведение, вы ведь пришли за какой-то из них, верно? Считайте это знаком моих добрых намерений, я искренне надеюсь, что вместе с памятью старых лет в наших… - она закусила нижнюю губу в задумчивости, подбирая верное слово, - знакомых не пробудится столь же старая, в какой-то мере варварская, свирепая и бессмысленная вражда. 
[indent] Когда тот, что таил в себе секрет личности Гвиневры произнёс имя рыцаря, некогда бывшего мужем драконицы, губы её едва заметно дрогнули, плавная линия их затвердела.
- И почему нельзя просто оставить прошлое в прошлом, - тихо проронила она, опуская тёмные ресницы, - Переступить через него и отправиться дальше. Стать другим человеком.
«Потому что ты – не человек, как тебе того ни хотелось бы.» - тут же ответила она сама себе. Мысли эти, длившиеся долгие десятилетия, время от времени возвращались, столь же бессмысленные, как упомянутая Кондвирамур некая вражда.
- Думаете, создание сообщества не возродит старые междоусобицы? – Кондвирамур снова перевела взгляд на Юэна, лёгким жестом предлагая ему прогуляться по залу дальше, дабы гость ненароком не заскучал. – Вместе с душами наверняка проснутся так же и старые обиды. Некоторых людей ничему не учат ни прожитые годы, ни ошибки, тем более – ошибки смертельные.
[indent] Она сделала несколько шагов мимо соседней стелы возле стены, замедлилась, слегка сузив глаза – кажется, в новостях мелькало нечто, упомянутое мужчиной, однако Констанс не придала этому значения. Новостная лента нередко пестрила зверствами на любой вкус, включая раздутые журналистами мистические подробности, зачастую попросту высосанные из пальца.
- Чем эти исчезновения отличаются от всех прочих, помимо невыясненных обстоятельств? – несмотря на серьёзный настрой, мягкий и низкий голос женщины всё ещё звучал тихо. – Я… Осознала себя не столь давно и, боюсь, ещё не успела вникнуть в происходящее. Вы – одна... Один из первых, кого я встретила перерождённым. Если можно так выразиться. По-вашему, на что именно мне следует обратить внимание, если доведётся? И если я смогу что-то выяснить – кому лучше сообщить, в текущих обстоятельствах?

[indent] О том, что женщина перед Юэном знает себе цену, говорило многое – начиная от манеры держать голову и заканчивая одеждой, подобранной с неким вкусом, присущим людям светским. Впрочем, как раз за вкус к одежде можно было поблагодарить личность Констанс Райт, оставившую на облике измождённость от манеры жизни, способной иссушать людей за считанные месяцы. С неким подобием чёрной иронии можно было сказать, что пробуждение Кондвирамур состоялось… своевременно. Прежде, чем ущерб организму был бы необратимым.
[indent] Когда один из наиболее интересующих посетителей выставки в лице бывшей королевы отметил истинную цель, Кондвирамур чуть прищурила глаза и утвердительно качнула головой, скользнув взглядом по залу.
- В таком случае, если ты примешь этот триптих в дар, я отдам распоряжение запаковать их и отдать в службу доставки. Если только ты не пожелаешь забрать их лично. – на этот раз улыбка Райт была тонкой, дипломатичной, мимолётной и вежливой, как принято в обществе. – Мне нужно лишь согласие. Или отказ, тут выбор, разумеется, за тобой.
Кондвирамур повела плечом, как бы подытоживая свои слова.
- Соглашусь, - лаконично отозвалась драконица на мысль о времени, - Коли дела обстоят так… как ты описываешь…
Мрачная задумчивость стёрла улыбку с лица Кондвирамур, голос её истаял, и кончиками пальцев она провела по лбу, будто силясь разгладить расчертившую его высокую складку меж сведённых бровей. Была в этом некая злая ирония – в прошлом Кондвирамур большого труда стоило принять тот факт, что её силы истаивают вместе с тем временем, что было отведено магии в старом мире. Теперь же, когда довелось вдохнуть сладко-горького, напоенного бензином и никотином воздуха современности, над головами пробуждённых непроницаемой тенью навис дамоклов меч отмщения за неведомые грехи.
[indent] На последнюю фразу она ничего не ответила, только взглянула на собеседника из-под ладони, отбрасывающей на лицо чёткую тень. Затем взгляд её скользнул мимо Юэна, поверх его плеча, в сторону засуетившегося возле триптиха одиночки, более всего напоминающего внешним видом студента. Что-то сверкнуло в его ладони, извлекающей предмет из студенческой сумки через плечо.
- Эм… Хэй. – окликнула его Кондвираммур, сделав пару звонких шагов обратно, в ту сторону, откуда они с собеседником только при пришли. – Мистер, на выставке запрещено фотографировать.
[indent] В воздухе повисло то самое неуловимое ощущение, когда счёт начинает идти на секунды. Кондвирамур приблизилась к долговязому юноше, заглядывая ему в лицо, и только теперь, периферийным зрением, увидела, что ранее сверкнула не линза фотоаппарата. Некое слово, производное между «стражей» из старого времени и «охраной» из нового, застряло у Кондвирамур в горле. Когда речь шла о реакциях на испуг, в случае Бланшефлор ответ всегда был однозначный – и сейчас, когда она увидела в ладони у незнакомца обыкновенный кухонный нож, даже прежде, чем тот совершил замах, она молниеносно выбросила руку вперёд. Едва ли она рассчитывала на эффект неожиданности – рефлекс подействовал беспрекословно, и, если бы Кондвирамур была в той же физической форме, что условные полторы тысячи лет назад, наверняка обычным синяком вторженец не отделался.
Чуть поодаль стайка женщин в возрасте за сорок вместе с гидом отшатнулись, кто-то вскинул руки к лицу.
Студент, что прежде держал в руках блокнот и карандаш, не успел нанести удар по центральной картине из триптиха – той, где золотым руном и полированной медью сияли волны волос Гвиневры. Выбитый нож оглушительно звякнул по лакированной поверхности пола и отлетел к центру зала прежде, чем показалась охрана, обнаружившая странность ещё по камерам слежения.
[indent] Кондвирамур обернулась к Юэну, черты её лица ещё сохранили гремучую смесь гнева и шока. От посетителей почти осязаемо дохнуло волной сумбурного беспокойства, кольнуло паникой. Один из людей в форме, с ярлычком на кармане и логотипом охранной службы, поднял руки, уверяя, что всё в пределах нормы. Студент даже не вырывался, когда его крепко прихватили под руки, а нож – подняли.
Но фоне рассказа Юэна инцидент выглядел гораздо более тревожным, нежели выходка некоего вандала или сумасшедшего – на которых, впрочем, слабо отнекивающийся парень похож, очевидно, не был.
- Я… такое… в первый раз. – ярко жестикулируя, сообщила собеседнику Констанс, и затем добавила, понизив голос, - Я ничего не ощутила. Ничего. Возможно, это действительно обыкновенный сумасшедший.
Суета вокруг возрастала со скоростью снежного кома. Посетителей выставки с извинениями препроводили на выход – всех, кроме Юэна, по просьбе драконицы. Кто-то из охраны уже вызвал копов. Вероятно, единственное, что грозило вандалу – административный штраф, однако невысказанная угроза ещё висела над головами присутствующих.

Отредактировано Constance Wright (2021-04-02 15:41:30)

[indent] Создавалось ощущение, будто грозовые тучи стягиваются не снаружи галереи, но внутри – атмосфера зазвенела насторожённостью и напряжением, даже тогда, когда Кондвирамур заверила посетителей в том, что никакой опасности нет. Люди галерею покидали охотно, перешёптываясь, и драконица не сомневалась в том, что происшествие где-нибудь да всплывёт – впрочем, в семействе Райтов такие казусы были относительной нормой. Концентрация средств – славы, денег, внимания - у одной фамилии вешает на неё тем более ощутимую мишень, чем сильней эта самая концентрация.
Молодого человека, представившегося Джозефом Вински, в ближайшее время ждало аж несколько свиданий – с полицейскими,  психиатром и улыбчивой девушкой, которая выпишет ему административный штраф или, что вероятней, отработку на общественных работах. Вероятно, Конни спасла бедолагу от более жёсткой участи за акт вандализма.
Как позже выяснится, у парня случилась одна из разновидностей психического срыва из-за гремучей смеси факторов – среди них было расставание с девушкой, отсутствие нормального сна в течение последнего месяца и высокое нервное напряжение на учёбе. Рефлекс, что вызвала у него картина, был спровоцирован показавшимся ему внешним сходством с его бывшей – и именно этот факт станет причиной постановки Джозефа на учёт в психиатрической клинике и последующее медикаментозное лечение.
Однако, несмотря на прозаические причины нервного срыва у студента, Кондвирамур волей-неволей согласилась с мнением Гвиневры, с губ которой сорвались зловещие, едва ли не пророческие слова. Она и сама подозревала, что случаев будет больше, и многие из них будут связаны с раком всея человечества с древних времён – неуёмной жажды наживы, в том числе на вымирающих видах. Признавать свой вид вымирающим, впрочем, Кондвирамур решительно отказывалась, как и любое бедственное положение. Это попросту было ниже её достоинства.
[indent] - Нет… конечно же нет, не ждём. – фраза Юэна точно оживила её, привела в себя после того, как кровь перестала биться в висках оглушающим набатом. Она бросила на знакомого незнакомца взгляд вскользь, глаза Бланшефлор отливали янтарём и мёдом при таком повороте головы, однако выражали они отнюдь не испуг, а некую невыраженную, ещё не рассеявшуюся, затаённую опасность, змеёй свернувшуюся в центре смоляных зрачков. Тот, кто поднимет руку на имущество дракона, впоследствии сильно об это пожалеет, вопрос был только в методах. Современность давала гораздо больше рычагов давления, но вместе с тем усложняла игру.
[indent] - Я совершенно не подозревала, что наша встреча ознаменуется чем-то таким. Мне следовало оставить охрану в зале. – последнее предложение было окрашено тем самым, двояким оттенком – так могла бы говорить и Констанс в настоящем, и Кондвирамур в прошлом. Красная нить власти объединяла время.
- Вместо этого триптиха я пришлю тебе другую картину в классическом стиле. Не хочу привлекать неприятности в твоё заведение. – Констанс устало вздохнула, загребла густую каштановую шевелюру обеими ладонями, затем те отливающим рыжиной водопадом обрушились на линию плеч и спину.
[indent] Один из охранников, отделившись от группы, сопровождавшей студента под белы руки на выход, отделился от остальных, дабы подать ей знак наведаться в отделение вместе со всеми, как непосредственного участника.
- Рада, что мы встретились, пусть и при таких щекотливых обстоятельствах. – на краткий миг сожаление скользнуло в голос женщины, когда она обеими руками подхватила ладони Юэна, сжала их в своих, отдающих приятной, тёплой вибрацией ауры грозовой драконицы.
- Если ты не против, я бы заглянула в бар, о котором ты говорил. Уверена, та, кого ранее знали как главную драгоценность Камелота, не могла не создать вокруг себя совершенно особенную атмосферу.  Иду, Винс, секунду. – она отвлеклась, бросив взгляд на ждавшего у входа охранника, затем отпустила руки собеседника, - До встречи.
Затем, буквально на ходу переключившись на деловой лад, Кондвирамур отдала несколько лаконичных распоряжений перепуганному администратору, обменялась парой малозначащих для всех остальных фраз с помощником, красноречивыми жестами показала оставшимся в зале работникам охранного предприятия следить за людьми, а особенно – за камерами. Кондвирамур летящей поступью вышла из заведения, напоследок одарив Юэна тенью улыбки.
Её не покидало странное, горько-сладкое чувство прикосновения к эпохе легенд после встречи с Гвиневрой. Вероятно, вместе с ним её посетило некое предчувствие. Предвкушение ещё одной встречи, которая, возможно, станет роковой.