У каждого из них было два имени. Одно для людей. А другое – тайное. Домашнее. Настоящее.
Истинное имя давали при рождении и никогда не произносили его за стенами родного дома. Нельзя доверять его чужакам. Потому что в твоем истинном имени – сила  и власть над тобой. Если злые духи услышат его – ты пропал. 
Ее звали Злата. Так нарекла ее мама. Без сомнений, без раздумий. Лишь взглянула в первый раз на свою крохотную фею, услышала ее пронзительный сильный голосок. И нарекла золотом.
А для людей она звалась Сольвейг. Словно солнечный луч, разрывающий густые хмурые тучи. Теплый, яркий, ослепительный. Словно сама жизнь. Будто благословение богов.

Зимняя повозка была бронированной, огромные тяжелые кони - закованы в железо, а стрелки со скорострельными ружьями неустанно вглядывались в Чащу. Но Сольвейг все равно была готова к смерти. Как и каждый человек в этом отряде. Она не снимет доспеха весь путь до Джерхольма, не выпустит из рук верного топора и будет отчаянно молить ландветтиров о защите. Оградите. Отведите запах. Заглушите шаги. Заметите следы. Позвольте пройти сквозь Чащу. Не дайте Зверю выследить нас. Не дайте Ему добраться до наших сердец. Не сегодня. Мы должны доехать. Прошу.
Фьерданская принцесса молила не о себе. Каждый воин здесь, включая ее саму, знал, что может не вернуться домой. Никто не жаждал смерти, но каждый был готов встретить ее с боем. Сольвейг молилась лишь о безопасности миссии. Потому что эта миссия должна была принести спасение людям Оверюта. Если она не доедет – некому будет просить защиты от чудовищ.

В народе ее называли Эльвдотти – дочь феи. Она была дочерью своего отца, а от мамы в ее памяти оставалось слишком мало. Лишь яркое золото волос, лишь нежность теплых рук, лишь упоительный звонкий голос, мягкий и чистый, словно звук самой нежной арфы. И ее запах. Вереск. Древесная кора. Цветы и мед...
Многое изменилось с той поры. Теперь Сольвейг знала, что люди гораздо прозорливее, чем кажутся. И тем крепче нужно было беречь и прятать свои секреты. Она была «дочерью феи», она искренне и крепко верила в духов, в природу своей земли и силу, которая таится от людских глаз повсюду, вокруг, за каждым камнем, за любым деревом. Она соблюдала древнейшие традиции, исполняла ритуалы, в которые сегодня верили только самые малые детишки. Она не прослыла блаженной дурочкой лишь потому, что была умна, сильна и яростна в бою. Люди простили ей это «фейство». Потому что она была добра, отзывчива и мудра. Люди любили свою принцессу. А она любила свою землю, и стремилась защитить всех их…

- Огонь! – рыкнул стрелок на крыше повозки, и в тот же миг над головой…
- ТУ-ТУ-ТУ-ТУ-ТУ-ТУ! – раскатисто и тяжело забасили скорострельные ружья.
Чаща взорвалась огнем, эхом, визгом рикошетов, хрустом избитых и раненых деревьев. И сквозь все это неумолчное и оглашенное, - прорвался утробный чудовищный рык из глубины заснеженного леса. Сольвейг в тот же миг оскалилась зло и яростно, коротко рявкнула в ответ, - она готова. Она не боится. Иди сюда, тварь!
Круглый щит был окован сталью, а небольшой топорик, не смотря на скромный размер – весил немало и был таким острым, что мог срубить налету ивовый прут.
Зверь не пришел. Стрельба утихла, и кто-то из бойцов снаружи сказал, что чудовище сдохло – он видел кровь на снегу. А другой возразил, что единственный, кто тут сдох, - это старый хорек за пазухой у Сигги. Кто-то из молодых вызвался пойти проверить, подохло ли чудище. Но сотник Ульв в тот же миг осадил храбреца. И колонна быстро двинулась дальше. Зимняя чаща выпускала Сольвейг. Но маленькая фея все равно оставалась внимательной и спокойной. Она не верила в легкую удачу. Она теперь слишком много знала о жизни.

Чудовища начали нападать летом, полгода назад. Поначалу охотники не возвращались из глуши, но ведь такое бывало и раньше, правда? А потом Зверь вышел из Чащи. В отдаленных деревнях начали находить разорванные и обглоданные туши коров и лошадей, по ночам люди слышали из леса перекликания чудовищного волчьего воя, - низкого, страшного. Таких волков не бывает в природе. Заслышав эти голоса, зовущие братьев к охоте, - люди в своих домах дрожали и с ужасом вглядывались в темноту, хватаясь за ножи и вилы. Двери на ночь запирали топорами, а окна закрывали новыми прочными ставнями.
Не помогло. Через несколько недель чудовища осмелели настолько, что вошли в деревню. Поздние летние козлята блеяли в хате от страха слишком громко. Пахли молоком и сладкой кровью. Слишком сильно. Чудовища забрались в дом через крышу, разметав и прорвав настил и проломив доски. Зверь прыгнул в живое тепло человеческого гнезда. Крики ужаса и боли вспороли ночь, будто старое пыльное покрывало, – с треском сломанных костей и влажным хрустом парной плоти. Хоронить было нечего. Только кровавые волчьи следы уводили от мертвого дома в лес. Огромные. Тяжелые.
Чаща надвинулась на деревни и поселки. Разбойники исчезли с дорог. Но вместо них появились Звери. Беспощадные голодные монстры, место которым лишь в старых забытых легендах. Люди бросали дома и бежали в надежде найти защиту у ярла за крепкими и высокими бревенчатыми стенами, за спинами солдат. Урожай оставался на полях. Следующий год будет голодным.

Сольвег смотрела сквозь бронированную бойницу зимней повозки. Вокруг расстилалась бесконечная снежная равнина. Дороги замело едва не по пояс. Возничие ориентировались по компасу, ночным звездам и редким веховым столбам. Зима – не время для дальней дороги. Но ждать до весны нельзя, - Оверют не переживет эту зиму.
Поэтому дорогу через снег торили заново. Громадные вороные кони - прямые наследники знаменитых и бесценных коней дрюскелле - были, казалось, сделаны из тьмы и стали. Они перли вперед без устали, не оглядывались на чудовищный волчий вой и не приседали от грохота стрельбы над головой. Иногда Сольвейг думала, что охотники на ведьм намеренно вывели себе породу глухих коней. Но эта догадка была бы слишком простой. Три года назад ярл Оверюта заплатил за четырех жеребят в Столице золотом по их живому весу. И хотя это были отбракованные из конюшен дрюскелле и по каким-то признакам непригодные к службе лошади - они все равно выросли невероятными и почти сверхъестественными созданиями. Лучшими во всем Оверюте.
Ярл Хлодвиг лично контролировал снаряжение дипломатического отряда – Сольвейг получила все самое лучшее для защиты, что только было у города. В том числе и этих лошадей.
Провожая дочь в Столицу, Хлодвиг сгреб в ладони ее лицо, заглядывая в глаза и словно прося прощения. Сольвейг все поняла. Накрыла светлыми пальцами широкую руку отца и улыбнулась.
- Не печалься, отец. Ты вырастил меня и научил всему, что мог. Я справлюсь. Иначе к чему тебе такая бесполезная дочь.
Ярл обнял свою обманчиво хрупкую фею, прижал к огромной медвежьей шкуре на груди.
- Дорога опасна. Здесь, за стенами…
- Здесь за стенами ты нужен людям. Ярл не может покинуть город в такое тяжелое время, - Сольвейг смотрела на отца и чувствовала, как рвется из груди его сердце. Он потерял возлюбленную фею-жену. И теперь боялся потерять дочь. Хлодвиг склонился и шепнул ей в ухо одними губами, прикрывая рот ладонью:
- Вернись ко мне, Златка. Что бы ни случилось – вернись домой.
Духи не услышат. Он сказал это так тихо. Но сердце встрепенулось, узнав свое имя. Сольвейг улыбнулась, засияла.
- Вернусь. Обещаю.

Белоснежные стены Джерхольма упирались в свинцовые зимние тучи. Снег вился крупными хлопьями, топил горизонт в сплошной дымке. Близилась метель. Черные кони, почуяв скорый отдых, тепло и кормежку, - зашагали бодрее.
Сольвейг устала от дальней дороги. Ноги затекли, спину ломило, хотелось вскочить в седло, вдохнуть морозного ветра. Но она держала себя в руках. Всему свое время. Дома, в Оверюте, к ее причудам привыкли. И то, что дочь ярла была воином, влюбленным в битву, упоенным кровью и победой, - было делом Оверюта. Конечно, в Столице знали об этом, и слухи о яростной принцессе Сольвейг добрались и до Джерхольма. Но не стоило показывать правду всем и каждому.
Прикройся красивым хангером из бордовой вышитой шерсти, укрась  грудь драгоценными бусами, а на пальцы нанижи перстни сказочной красоты. Заколи плащ золотой фибулой и покажись перед королем Фьерды – истинной принцессой Оверюта. А не лихой девой битвы с окровавленным топором и зубами врагов, застрявшими в выщербленных досках щита. Всему свое место. Всему свое время.

Но едва ли не больше, чем защита людей Оверюта, маленькую фею тревожили неотступные мысли о гришах из Равки. Когда один из гонцов вернулся из Столицы к Хлодвигу, он принес удивительную и небывалую новость. Король Фьерды послал гонца в Равку, чтобы просить помощи гришей. Тогда Сольвейг хватило и того, что крик Оверюта восприняли всерьез, не отмахнулись, поверили.
Но каждый день после она не могла не возвращаться мыслями к гришам, которые живут в Равке свободно и открыто. Служат своему королю-гришу и облечены почетом и уважением. Сольвейг тосковала по своей силе. Чувствовала ее каждый миг, гладила осторожно и нежно, словно обиженного большого зверя, которого незаслуженно заперли в тесную клетку. Но чтобы не погубить и себя, и свою силу, - принцессе приходилось таиться, притворяться и лгать. Смотреть в глаза всем, кого она любила, – и бояться их.
А теперь она увидит в стенах Джерхольма настоящих свободных гришей. Посланцев Равки. Единственных, на чью помощь могли рассчитывать люди Оверюта.
Так неужели случится небывалое? Сольвейг была напряжена, словно струна арфы. Тронь – зазвенит. Она так хотела увидеть этих людей. Вдохнуть воздуха рядом с их счастливой судьбой. Услышать их свободные голоса, которым незачем лгать о своей силе. Посмотреть хоть одним глазком, как это – быть гришем и не бояться этого.
Новый король Равки сменил на троне династию Ланцовых и стал первым гришем у власти целой страны. Как бы хотелось Сольвейг…
- Дочь ярла Хлодвига из Оверюта!
- Откройте.
Бронированная дверь повозки открылась, и Сольвейг одарила холодным взглядом капитана привратной стражи.
Он за две секунды окинул взглядом повозку, убеждаясь, что внутри одна лишь закутанная в меха красавица-принцесса. 
- Добро пожаловать в Джерхольм.
Он даже не попытался улыбнуться. И Сольвейг его понимала. Мороз пробирал до костей. Улыбка застывала на лице, не успев родиться. Ничего. Скоро они все окажутся в тепле.
«И я увижу гришей».

Посольский сектор расположился недалеко от ворот. Сольвейг бывала здесь пару раз в жизни. И с тех пор город не поменялся. Ни один из солдат не подал ей руку - дочь ярла этого не любила. Она спокойно шагнула со ступеньки, и полы белого мехового плаща упали в снег.
- Узнай, прибыла ли делегация из Равки, - шепнула она Гуннару, своему ближнику и верному соратнику. А потом шагнула к ступеням посольства. И ее тяжелые воины шли вокруг, словно стая железных псов. Фьерданцы не ходили армейским строем, как свиты послов Равки, привыкшей к военной эпохе и четкости построения. Воины Фьерды шли боевыми группами, всегда готовые вступить в схватку, даже если шагали по плитам королевского дворца. И снежная принцесса Оверюта шла в центре. Ее щит и верный топорик принесут следом. Но она не смогла остаться полностью безоружной даже в этот миг. Короткий хищный нож в мягком сапоге и пятизарядный пистолет на поясе под плащом. Сольвейг всегда могла постоять за себя. И ее ледяной взгляд был спокойным и уверенным. Что бы здесь ни случилось – она встретит это с достоинством.
[nick]Сольвейг[/nick][status]фея метели[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e5/51/49/913024.gif[/icon][sign] [/sign]

Отредактировано Eleanor Moonspell (2021-03-03 00:45:38)

Гуннар вошел без стука. Шагнул в покои и не замешкался на пороге, встал за спиной у Сольвейг, сложив руки на тяжелом поясе.
Принцесса смотрела в узкое окно, и морозное солнце ослепительно сияло в золоте ее волос. Она три дня ждала послов из Равки. Метель ударила сразу, едва отряд Оверюта вошел в Столицу. Дороги замело безнадежно. Лютый ветер пронизывал насквозь так, что плотный белый иней оседал в бородах воинов и девичьих ресницах. От коней валил пар, а огромные лохматые псы жались к дверям сторожек, ища хоть толику тепла.
Если послы из Равки не доедут… если они не сладят с морозом, метелью и дорогой… так ли уж они сильны…
Сольвейг гнала эти мысли прочь. Гриши, что служат королю Александру, должны быть могущественными и опытными. Великими воинами и мастерами владения силой. Что им метель. Что им мороз. Что им снежок под копытами коней. Под их ногами будут таять льды, и цветы расцветут в декабре. Гриши Равки – могут всё. Просто они задерживаются.
- Хэда…
Сольвейг едва заметно повернула голову, слушая голос Гуннара.
«Скажи то, что я хочу услышать, брат».
- Они приехали.
Морозная принцесса медленно развернулась, вглядываясь в лицо своего побратима, словно искала ответы прямо в его голове. Тягучий взгляд ворожеи, словно патока, обволакивал, не давал отвести глаза. Когда Сольвейг забывалась, люди боялись этого взгляда. Гуннар не испугался. Он привык.
«Говори»
- С ними сам король-колдун.
Сольвейг вздрогнула, не удержала дыхание. Сам… Здесь… Примчался сквозь пургу и стужу, словно вещий ворон. Для чего? Уж точно не для того, чтобы послушать мои сказки про волков. Что ты замыслил, хитроумный король? ХОЧУ ТЕБЯ УВИДЕТЬ! Чего ждешь от Фьерды взамен за свою помощь? ХОЧУ ТЕБЯ УСЛЫШАТЬ! Что ты задумал на этой древней морозной земле? ХОЧУ ТЕБЯ УЗНАТЬ!
- Ничего не бойся, хэда. - Гуннар по-своему истолковал оборвавшийся вдох принцессы и ее резко сузившиеся зрачки. - Мы всегда будем рядом. Пусть только скажет хоть одно колдовское слово…
- Я не боюсь.
- А я боюсь. Ты знаешь, когда я пугаюсь, – то начинаю убивать всех подряд. Так что лучше бы ему сидеть смирно, а то укорочу на голову.
Сольвейг совсем не по-принцессьи фыркнула и улыбнулась своему верному воину. У них не было секретов друг от друга. Кроме одного - самого важного. Если Гуннар когда-то узнает, что его верная и честная сестра, его величественная хэда, его будущая золотая королева, - грязная колдунья… Сольвейг было до слез больно и горько думать об этом. В жизни она не боялась ничего. Ничего, кроме того дня, когда ее проклятая и благословенная сила перестанет быть секретом. Ее друзья и братья отвернутся. Ее отец проклянет ее. Имя ее очернят, а прах ее тела смешают с грязью.
- Заклинательница Солнца не смогла одолеть его… а ты кто такой?
- Я Гуннар Сварт, победитель великана Игмара, и на костре я видал этих колдунов. Говорят, что Заклинательница Солнца была простой крестьянской девчонкой. А меня не особенно впечатляют победители юных крестьянок.
- Когда-нибудь, Гуннар, тебя повесят за твой длинный язык.
- Когда-нибудь, хэда, - он улыбнулся во весь рот.
- Гриши прибыли, чтобы помочь нам справиться с варулами.
- А ты не думаешь, что Бранд… - Гуннар вмиг стал серьезным, он почти шептал, - поддастся искушению? Король-колдун в столице Фьерды. И с ним всего десять ведьм. А в Ледовом Дворе ставка дрюскелле. Ему никуда не деться. Если Бранд обезглавит Равку здесь и сейчас…
- Не осмелится. По крайней мере, не сейчас. – Сольвейг зябко повела плечами и присела на сундук у стены. – Бранд суеверен. Он верит в варулов. И знает, что без гришей Равки нам не справиться. Но когда дело будет решено…
- Тогда Бранд может напасть. И тогда тебе, хэда, лучше не стоять между молотом и наковальней.
Сольвейг едва заметно кивнула.
Почему-то она не была уверена, что Бранду по силам будет убить Александра и его свиту. Король-колдун… интересно, каков ты в битве. За твоими плечами так много сражений. Упиваешься ли ты победой? Пьянеешь ли от крови на своих руках? Пробовал ли ты на вкус живую плоть своего врага?

Людей Оверюта в столице звали северянами. И чем дальше на север от Джерхольма уходили дороги, тем суровее и злее был народ. Фьерда никогда не жила во внутренней гармонии. Ее вечно рвали войны кланов, грызня ярлов и грабежи соседних деревень и поселков. Пираты, бандиты, лихие разбойники, - налететь, схватить, уволочь и радоваться, что удалось выжить еще в одном бою. Сольвейг упивалась битвой, нападая на такие банды со своими побратимами и карая за нарушение законов ярла на землях Оверюта. Когда звучали боевые рога, и сталь бешенно звенела о сталь, - ледяную принцессу словно подменяли злые феи. Из глубин ее души выходил яростный дракон. Лютый и неудержимый.
На ее теле змеились белые шрамы, над которыми горевала бы любая женщина. Но Сольвейг гордилась ими. Это были вехи ее побед. Тяжелых, заработанных собственной кровью. Она стала возлюбленной дочерью войны, и выбор ее оружия был не случайным. Топор – нести гибель врагам. И щит – для защиты слабых.
Так чем закончится эта битва?

- Какой он?
- Кто?
- Король-Колдун…
- Мелкий из себя, худой.
- Для тебя даже Великий Морж – мелкий и худой.
- Чернявый, бледный. Глаза, как два угля. И весь в черном, как ворон.
- И близко ты его видел?
- Из окна. Когда сани подъехали к крыльцу.
- Красивый?
- Сойдет. Хотя на мой вкус плосковат…
- Ох ну тебя, Гуннар!
- Не думай о нем, хэда. Говорят, у него нет души.
- Скоро увидим.

Сольвейг открывала мешочки и бросала в огонь сушеные ягоды рябины, пила отвар бел-таленца и умывалась дымом. Скрытно надевала на пояс тряпичный амулет с зашитой внутри царь-травой, а в сапог под пятку клала лист расковника. Сольвейг хотела видеть. Хотела знать. Границу сна и яви, черту меж добром и злом, барьер от жизни к смерти.
Она ласково позвала нисс, оставляя ему блюдце молока и кусочек пирога с мясом и капустой. А потом расправила плечи и взглянула в зеркальце на стене. Благородный королевский бордовый всегда шел светлокожей фее с золотыми волосами. Богатая связка драгоценных бус и золотые фибулы-черепахи говорили о ее статусе и значении в дипломатической зале. Перед отъездом отец вручил ей свою тяжелую золотую гривну, и сейчас Сольвейг с трепетом и замиранием сердца медленно надела ее на шею, облекая себя властью говорить от всего Оверюта. Здесь сегодня она будет представлять Север.

Король Бранд приветствовал ее милостиво, и Сольвейг учтиво склонилась перед двумя тронами во главе стола. Словно цветок согнулся под ветром, склоняя тяжелую золотую голову. Ее ближники поклонились разом, прикладывая руку к сердцу.
Фея Оверюта была в этом зале десять лет назад и помнила лишь небывало высокие потолки, огромные жаровни и столы, которые ломились от яств. Как и десять лет назад, кабанов и оленей не жарили прямо в зале, как это делали на севере. Жаркое приносили с кухни уже готовым и даже нарезанным. Перепела, запеченные в медовой корочке. Тушеные зайцы в сливочно-грибной подливке. Пироги с олениной и лосиными почками. Соленые боровики, фаршированный лосось, кулебяки с куропатками, орехи в меду и целые бочонки кваса и хмельного меда.
Дворяне Джерхольма гудели и басили вокруг. Ни у кого не было оружия. Зато роскошь вышивки, золото, драгоценные камни и несравненные ткани их одежд кричали в лицо принцессе Оверюта о том, как на самом деле богата столица. На их фоне даже со своей золотой гривной на шее Сольвейг выглядела бедной родственницей. Она улыбнулась этому сравнению и бросила мимолетный взгляд на шестерых своих ближников. Тяжело одоспешенные, вооруженные и готовые ко всему. Такими должны быть фьерданцы в этом зале. А не заевшимися мягкопузыми беззащитными сурками…
Двери распахнулись, и от королей в этом зале стало вдруг тесно. Вещий ворон влетел к обеду. Сольвейг замерла, глядя на то, как спокойно Александр Морозов идет по трапезной Ледового Двора. Будто наступающая армия. Медленно и неотвратимо. Высокий, блистательно красивый, единственный человек в зале, который с ног до головы был облачен в черное. Его колдуны шли следом яркой трехцветной группой. Красные, синие, фиолетовые. Они все держали строй. Они все держали лицо. Но Сольвейг чувствовала, как все они напряжены. Она видела тщательно скрытый и сдавленный страх. Во всех, кроме короля-колдуна. Кроме Александра. Он ничего не боялся.
Северная фея, наконец, увидела то, чего так долго хотела. Вот они перед ее глазами – свободные гриши. Она слышала, как всколыхнулись басы вокруг. Невидано-неслыхано. Не упомнят эти стены. Не расскажут эти камни. Сотни лет не стояло здесь колдунов и ведьм, на которых не было бы цепей.
А вот теперь стоят. Сольвейг смотрела на Александра, взывала к выпитым настоям и припрятанным зорким травам. Она пыталась понять, кто он. Хотела узнать, что за человек перед ней. Смотрела так, будто пыталась заглянуть в саму его душу, насквозь. Взгляд ее снова стал тягуче-колдовским. Фейским. Словно она пыталась утянуть этого человека за собой, за пелену нечеловеческого. И в этот самый миг король Равки взглянул прямо на нее. Сольвейг едва удержала дыхание, чтобы не охнуть и не отпрянуть от края стола. Глаза его были темными, как сама Тьма. И там, в глубине, словно ворочались и клубились тяжелые мрачные тени.
И в этот момент король Бранд поднял кубок. Сольвейг отвела взгляд. Со всех сторон навстречу королевскому – поднялись другие кубки. Старый конунг заговорил, и даже самые голодные на дальнем краю стола не посмели наброситься на запеченного кабанчика.
- Нет ничего отраднее, чем видеть, как прекращаются войны, и в землях воцаряется долгожданный мир. Равка и Фьерда пережили много темных лет. Но, как сказывал мой славный и великий дед, конунг Брагги, - «Нет ничего невозможного для настоящего человека». И сегодня я вижу, что это так. Новый король Равки ведет ее к процветанию и благополучию. И единственное, чего я, как отец своего народа, желаю своей стране, - это мира с Равкой. Пусть же здесь будет сделан первый шаг навстречу этому миру. Поднимем кубки, друзья. И выпьем за грядущий мир и благоденствие наших земель и народов!
- За мир! – уверенно поддакнули басы вокруг.
«Лжец», - шепнул лист расковника под пяткой Сольвейг.
Королева улыбнулась Александру по-матерински мягко и одновременно величественно. И ласково проговорила:
- Фьерда не говорит о делах прежде, чем гости и хозяева не съедят все с этих славных столов, Ваше Величество.
И в тот же миг королева взглянула на Сольвейг. Бровь ее едва заметно вздернулась, когда она увидела гривну Оверюта на шее дочери ярла. Но королева тут же улыбнулась, склоняясь ближе к Морозову и понижая голос, утонувший в общем шуме разговоров так, что Сольвейг не разобрала ни слова.
- Возможно, вам покажется, что нашему двору не хватает тонкого воспитания, - королева окинула красноречивым взглядом вооруженных до зубов ближников северной принцессы. – Не смотрите слишком строго. Это дитя из пострадавших земель. На Севере не чтут придворного этикета. А Сольвейг – дочь ярла Хлодвига из самой северной точки Фьерды. Не пеняйте ей за вооруженных солдат – в диких землях Оверюта никогда не выпускают оружия из рук.
Сольвейг чувствовала, что речь меж королями идет о ней, но вместо смущения или гнева, она сделала глоток меда и улыбнулась, глядя на то, как Гуннар в один присест обгладывает поросячью ногу.
И тут королева возвысила голос, обращаясь к Сольвейг.
- До Столицы долетали слухи о небывалой мудрости яростной принцессы Сольвейг.
- Иногда слухи сильно преувеличивают, моя королева, - дочь ярла никогда не выпячивала своих достоинств.
- Твой отец клялся, что его дочь – мудрейшая из женщин Фьерды.
- Наверняка это было после третьей бочки королевского кваса.
- Все возможно, девочка. Но дыма без огня не бывает. Порадуй нас развлечением. Загадай загадку, - королева была непреклонна. Она желала светских развлечений.
Гуннар рядом неопределенно хмыкнул, мотнул головой и проглотил целый кубок кваса. Он знал цену этим загадкам.
А Сольвейг опустила на миг глаза, а потом резко взглянула в лицо королю Равки.
- Кто этот великан, идущий по земле? Он глотает воду и лес, не боится ни людей, ни зверей, и затевает ссору с самим солнцем. Конунг Александр, подумай над загадкой!
[nick]Сольвейг[/nick][status]фея метели[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e5/51/49/913024.gif[/icon][sign] [/sign]

Тонкие пальцы, светлые, почти прозрачные, словно снег. А взгляд ледяной, пристальный. Хищный. Ей всего тринадцать лет, но руки ее слишком крепко держат пеньковую веревку, пропитанную отваром рябины. А под искусно наметенным снегом - кольцом упрятана железная кованая цепь. Толстая – не разорвать. Девочка подготовилась. Она охотилась на фею. И она ее поймала. Оказалась хитрой, терпеливой и талантливой.
Жалобно и долго играла в ледяном лесу на тонкой плачущей свирельке. Так тягуче, что казалось, чья-то душа умирает и стонет тут под холодными деревьями. А в серебряной чарке в снег поставила хмельной волшебный мед, который настаивала на колдовских травах и летних цветах, и куда добавила привезенный издалека с юга - листок клевера-четырехлистника.
Девочка слишком сильно хотела добиться своего. А упорство было одной из самых сильных ее сторон. Она поймала фею. Легкая, прозрачная, словно льдинка, она появилась прямо возле чарки с медом. Не устояла, бросилась вперед, начала пить. А девочка не дремала – хвать за край пеньковой веревки, и потянула, смыкая петлю на своей долгожданной добыче. Вверх не уйти, пенька, пропитанная отваром рябины лишает сил, не дает взлететь. Держит на привязи. И вперед не броситься, не напасть на обидчицу с ледяными фейскими глазами, - ведь под снегом кольцом смыкается железная цепь. Не пускает за границы. Закричала фея, заметалась, заплакала. Столько силы в ней было, столько умений. Но все зря. Маленькая девочка перехитрила. Все вызнала, все предусмотрела. Заманила, околдовала, завела. Обманула.
- Не плачь, я тебя не обижу, - а голос добрый, звонкий, что серебряный колокольчик.
Фея рванулась, ударилась о незримый барьер и упала в снег. Косится из-за плеча. Обижается.
- Я тебя поймала. Теперь ты моя.
Не по нраву фее такие слова. Оскалила острые зубы, глаза сверкают, а крылья за спиной, словно радужная дымка. Поднимает она руку и прямо в глаза глядит девочке, чьи волосы цвета яркого золота. А на пальцах у феи – когти острые. А шепот, как волны, накатывает, шумит в ушах.
- Не видать тебе больше дома. Чаща не выпустит тебя. Будешь блуждать слепая, покуда не разорвут тебя волки или не умрешь от голода. Дерево за деревом… куст за кустом… кочка за кочкой… шаг за шагом… Чаща глубокая, бесконечная, затянет навсегда, и лягут твои кости белые под темную землю лесную. Ослепни!
Поморгала девочка глазами, головой покрутила и снова на добычу свою смотрит. Не ослепла. Тут-то фея и упала на колени.
- Прости меня, королевская дочь. Не признала я тебя в человеческой плоти.
Девочка плечами пожала и отвечает:
- Я дочь ярла Хлодвига. Звать меня Сольвейг. И я не хотела тебя обидеть, милая прекрасная фея. Потому и ты прости меня. От всего моего сердца прошу, не держи на меня зла.
- Теперь вижу, почему ты смогла меня поймать. Чего ты хочешь, принцесса?
Голос звонкий, парящий, будто эхо дальних колокольцев. А смотрит фея уже совсем не зло, а с любопытством.
- Богатства попросишь? Или красоты вечной, неувядающей? А может, сердце твое просит ответа от мужчины, что холоден к тебе? Несметное дитя, проси золота и власти. Проси поклонения. Смерти врагов своих. Прости хитрых чар или чуда. Проси чего захочешь.
- Я ищу мудрости!
Посмотрела фея на дитя и улыбнулась.
- Истинная королевская кровь… Так знай же, что нет большей мудрости, чем память предков. Нет большей мудрости, чем знать свою судьбу.
- Я хочу знать всё!
- Да будет так…

Пир шел своим чередом. И загадка для короля-колдуна, которую он решил с такой легкостью, пустила шепотки и басистый гул по всем столам. А Сольвейг вдруг замерла на мгновение, вглядываясь в лицо напротив.

- Какая твоя любимая еда?
- Не знаю… Я люблю сладкое…

Сквозь весь неумолчный гомон важных и сытых голосов, сквозь хруст кабаньих костей и сочный смак распиваемого меда… Сквозь запахи и всю суету момента – принцессу пронзило эхо воспоминаний. Это случалось уже тринадцать лет. Без предупреждений. Бывало раз в месяц или три раза на дню. В любую погоду, в любом месте. Воспоминания… Они казались такими реальными, такими настоящими. Лица, голоса, запахи. Чувства. Их стало так много в ее голове, что Сольвейг уже не понимала, чужие это воспоминания или ее собственные. Они были слишком живыми. Она узнавала людей, которых никогда не видела. Любила родные голоса, которых никогда не слышала. Понимала слова, смысл которых никто не мог был понять.
Но этот голос был новым. Простым, негромким и немного осторожным. Он прозвучал так отчетливо в ее памяти, будто мальчик сидел в тихой комнате за тарелкой похлебки и задумчиво отвечал принцессе на вопрос. «Я люблю сладкое». Мальчик с темными глазами. Его улыбка, будто светлый прозрачный цветок под снегом. Хрупкая и робкая. Но такая живая. Настоящая. Бесценная.
Сольвейг вздрогнула едва заметно и опустила взгляд к тарелке. И как же тяжело было это сделать. Ей хотелось и дальше смотреть в эту Тьму в глазах короля Александра и не отрываться. В этой Тьме слышалась такая глубина, которую нельзя было даже представить, но так хотелось разгадать. Сольвейг никогда не боялась глубины. Не боялась чужой и непонятной силы. Сольвейг не боялась ничего. Она просто хотела знать. Что там, в этой Тьме? Что там, за мягким клубящимся мраком, за тенями, за ослепительным блеском, за короной и бременем власти. Что там, за непроглядно черной броней? Человек? Мальчик с бледной улыбкой, который любит сладкое? Не может быть, чтобы она помнила его.
Не может быть, что ты еще веришь в невозможное, снежная фея…
Гуннар ткнул ее в локоть.
- Ты видела вон ту ведьму? У которой волосы, как дикий огонь, - Гуннар шепнул ей в ухо, и ему хватило силы воли, чтобы не ткнуть в сторону гриши бараньей костью. Значит, дело плохо…
Сольвейг сбилась со своих размышлений и мягко оглядела всех колдунов, что сидели за столом напротив. Рыжая ведьма была только одна. Принцесса не разглядывала ее, потому что сидела слишком близко к трем самым важным людям в этой стране. Но не заметить эту гришу было невозможно.
- Ты видела эти шрамы!? И у нее один глаз! – восхищенно орать шепотом - это надо уметь. Гуннар умел. – Это самая красивая женщина из всех, что я видел.
- Она ведьма…
- Да знаю, - побратим обиженно вздохнул и опрокинул в рот еще одну чарку меда. – Но шрамы-то настоящие? Не думаешь же ты, что она себе их нарочно наколдовала?
- Ну да. И глаз сама себе вырвала. И все, чтобы ты влюбился без памяти.
- Да не влюбился я, хэда! – а вот это было громко. Это могли услышать. Гуннар смущенно утер бороду кулаком и люто зыркнул на рыжую колдунью. И только Сольвейг без труда разглядела в его лице неподдельный восторг и восхищение. Пропал боец…
Сольвейг не смогла сдержать улыбку, и снова встретилась взглядом с Александром. Береги свою ведьму, король. Иначе злой фьерданский дикарь унесет ее в снежные кусты. И поминай, как звали.

Все поменялось, когда пир закончился. Толстопузые хомяки, наконец, нажрались и утянули свои золоченые брюха прочь из трапезной залы. На столах осталось только легкое вино, а за столами – лишь короли и их ближние бойцы. И вот тогда, глядя в глаза Бранду, в полной тишине, король-колдун показал свой истинный оскал. Он хотел Хальмхенд.
Все взгляды уперлись в Александра.
- Наши страны станут немного ближе.
Он хотел угольные жилы Фьерды. А Бранд… лишь раз попытался поторговаться. И Сольвейг ту же секунду увидела, что он сделал это для отвода глаз. Бранду было плевать на эту сделку. Плохой дипломат предложил бы золото и драгоценные камни. Хороший дипломат предложил бы год беспошлинной торговли и государственные преференции для торговцев из Равки. Отличный дипломат прибавил бы к этому аренду шахт сроком на год или два.
Но Бранд торговался хуже, чем дохлая овца. Он предложил Ледяной Зуб.
От этого меча не посмел бы отказаться ни один ярл Фьерды. Это предложение вынудило бы любого в этой стране согласиться на любые условия. Королевская реликвия бесценна. Для фьерданцев. Но не для Александра Морозова.
Сольвейг видела искреннее огорчение на лице Бранда, когда он соглашался отдать свои земли и своих людей чужаку-колдуну. Но в ее памяти тут же вставало его молодое и еще необрюзгшее лицо. Такое молодое, которого она никогда не могла бы видеть, но все же отчетливо помнила. И та же скорбная морщина на лбу. И тот же суровый излом бровей. Искренняя печаль. Покорность судьбе, когда ярл Рунольв вынудил его освободить Эллинг от королевских податей, когда объединил и покорил все северо-западное побережье Фьерды вплоть до границ Оверюта. А потом вести о том, что Рунольв и трое его сыновей, приглашенные на пир к Бранду, - были убиты, северный флот передан Бранду, а в Эллинге сидит новый ярл.
Сольвейг поняла, что Бранд уже принял решение. Когда чародей явится за наградой – его убьют. Фьерда не отдает свои земли. Никому и никогда.

Когда король Бранд покинул залу, все они вышли за двери и оказались лицом к лицу, стенка на стенку. Чародей и фея. Колдуны и снежные воины. Никто не хотел оставлять другого за спиной. И они просто пошли рядом. Словно свадебная процессия. Жених с невестой во главе, и следом двумя струнками - верные друзья и кровные родичи.
- Благодарю тебя, конунг Александр, за то, что явился на зов так скоро. Вижу, ты своего не упустишь… Но без тебя к весне Оверют наполнился бы вдовами, сиротами и пустыми селеньями.
Король-колдун спокойно кивнул в ответ.
- Равкианскому народу, пережившему множество войн, знакомы горечь утрат, боль и невзгоды, что обрушились сейчас на вас. Такое не пожелаешь и врагу. Если мы можем помочь, - мы поможем. Особенно если этот союз принесёт пользу нашим странам.
Гуннар во все глаза пялился на рыжую ведьму, даже не пытаясь скрыть своего восхищения. Теперь она была еще ближе, и огромный как медведь, тяжело бронированный победитель великанов, похоже, не в силах был отвести взгляда от единственного глаза чародейки и ее исполосованного шрамами лица.
- Гуннар, глаза придерживай, а то выскочат, - с негромким смешком буркнул Сигурд.
- Она тебя спечет дотла, - отозвался еще кто-то за спиной.
- Пусть спалит, я все одно такой красивой бабы больше никогда не увижу.
Кто-то из гришей нахмурился, подозревая насмешку и оскорбление, но даже при всем желании невозможно было усомниться в пораженной искренности слов Гуннара. Вдохновенная рожа его говорила красноречивее любых слов.
Но Сольвейг поняла, что лучше не давать лишних поводов для недовольства. В тишине коридора отчетливо и звонко, прозвучал щелчок. Словно удар хлыстом. Хэда щелкнула пальцами, и огромные суровые северные воины в один миг подтянулись и замерли, словно псы, забыв про шутейки и ожидая приказа.
Сольвейг учтиво кивнула Александру, и голос ее стал тверже, а слова тяжелее. Весомее. Словно вот-вот с ее губ сорвутся настоящие боевые приказы.
- Мы готовы ехать. Чем скорее, тем лучше. Если тебе, конунг, захочется услышать о варулах, я расскажу все, что мне известно. В пути, либо на ночевке.
В конце коридора появился человек в черном плаще и серебряной бляшкой на плече. Мелькнул словно между делом, но Сольвейг знала, что его тут быть не должно. Дрюскелле сидели в своей крепости и редко шастали по округе без дела.
Дарклинг бросил на командира Дрюскелле тяжёлый презрительный взгляд. Это был Ярл Брум. При чём Ярл в его случае не титул, а имя. Его хорошо знали в Равке. Своего рода страшилка для маленьких Гришей. Жестокий, беспощадный. Он не выглядел внушительно. Но все знали, что он монстр. Солдаты за спиной равкианского короля поежились. Они опасались этого человека. И только Александр не ведал перед ним страха.
Сольвейг вдруг посмотрела прямо Александру в глаза и понизила голос так, что услышали ее только те, кто стоял ближе всего к королю и принцессе.
- Уедем до заката.
- Полностью с вами согласен, принцесса. Лучше поспешить, пока жертв не стало ещё больше. И с радостью послушаю ваши рассказы. Мы должны знать, с чем сражаемся.
Когда Гриши накинули свои шубы и вышли на улицу, Дарклинг, облаченный в длинные богатые меха чернобурки, скомандовал:
- Будьте готовы выехать до заката.

Сольвейг взяла с собой не всех своих бойцов. Оставшимся это совсем не понравилось.
- Если мы погибнем, кто-то должен будет увезти домой наши тела, - увещевала она свою маленькую рать.
- Поэтому ты оставила тут самых слабых, хэда? – ревниво и обиженно возвысил голос один из оставшихся.
- В моей рати нет слабых, Свейн. Я оставила тех, чьи дети еще слишком малы, чтобы заменить в хозяйстве мужчину.
- Пока мой сын вырастет, все варулы кончатся!
- Мы привезем одного и запустим к тебе в баню, - Гуннар по-доброму насмехался над молодым горячим бойцом.
Свейн мгновенно закрыл рот и перестал спорить в тот миг, когда Сольвейг передала ему завернутую в тряпицу золотую гривну Оверюта.
- Хэда…
- Если мы не вернемся, – ты умрешь, но доставишь ее ярлу Хлодвигу.
- Да, хэда.

В путь собирались восемнадцать бойцов Оверюта, считая Сольвейг. Снежная фея сняла, наконец, женское платье, вздела кольчугу и доспех из вываренной в масле бычьей кожи, повесила за спину круглый щит с гербом Оверюта, а на пояс – верный топорик и меч. Меховые сапоги и короткий плащ на огненно-рыжем лисьем меху, шапка и боевые трехпалые перчатки. Во Фьерде бытовала поговорка: «Не мерзнет не тот, кто живет на севере. А тот, кто тепло одевается». Фьерданцы знали толк в теплой одежде. Но все же привычки к морозам у них было изрядно больше, чем у южных союзников. Самое подлое и ненастное время выбрали варулы, чтобы напасть на Оверют. Лютые морозы. Долгие метели. Бураны и вьюги, которые вымораживали всю кровь в жилах и покрывали льдом целые города.
Но варулы не будут ждать тепла. Они будут убивать каждую ночь. До той поры, пока их головы не насадят на копья.
Король Бранд выставил тридцать всадников. И через два часа все отряды были готовы отправляться в путь.
Черных коней, притащивших на себе бронированную повозку Оверюта, оседлали под верховую езду. Кони чуяли дорогу, храпели и нетерпеливо переступали огромными лохматыми копытами. Пар валил из ноздрей и скрипела подпруга. Воины перекликались меж собой. И весь двор полнился суетой сборов.
В дорожной боевой одежде, в доспехе, шапке и накинутом капюшоне,  Сольвейг слилась со своими бойцами. Невидимка среди толпы. Потому когда она увидела Александра, который шарил взглядом по людям, - то поняла, что он ищет ее. Свистнула пронзительно, улыбнулась во весь рот и помахала рукой, как старому приятелю. У феи было отличное боевое настроение. Или просто в доспехе и с топором на поясе она чувствовала себя уютнее.
Все гриши собрались во дворе. Солдаты Бранда держались от них подальше, оставляя бойцов Оверюта прослойкой между собой и грязными колдунами. И Гуннар тут же воспользовался ситуацией. Он был выше рыжей колдуньи почти на две головы и вдвое шире в плечах. А в глазах его бурлила дикая смесь восхищения и опаски.
- Я Гуннар Сварт. В прошлую зиму я срубил голову великану Ингмару в схватке у Лиллехаммера. Это был ужасный бой. Ингмар убил много добрых бойцов. Но я его одолел. Хотя он выбил мне зуб и сломал ребро. А как тебя звать, огненная колдунья? Я вижу, что ты схватилась с чудовищем пострашнее Ингмара, но одолела его. По гладким мордам всех твоих друзей, я вижу, что ты тут самая могущественная и боевая колдунья. Поедешь со мной рядом в пути? Я хочу послушать о том бое.
Яркие голубые глаза Гуннара были умными, но при этом абсолютно искренними. Рыжая Женя очаровала его до глубины суровой медвежьей души.
Сольвейг улыбнулась Дарклингу, когда они сошлись на площади. И кивнула в сторону Жени и Гуннара.
- Если мой брат надоест вашей колдунье, пусть она прижарит ему зад.

- Какой твой любимый цвет?
- У меня его нет.

Сольвейг снова вздрогнула. Почему эти воспоминания кажутся такими важными? Фея, что тринадцать лет назад исполнила желание юной Сольвейг, наградила ее этим странным даром. Вспоминать то, чего она никогда не знала. Поначалу девочка пугалась этих озарений. Но потом поняла, что все они принадлежат ее предкам. Женщинам из ее рода. Все эти знания, все образы, голоса и чувства были такими реальными и настоящими, будто Сольвейг сама их пережила. Все они были в ее голове без разделения на годы или эпохи. Свалены в одну кучу, как в огромный котел. Это могло бы свести с ума. Но не сводило. Сольвейг просто терпела и ждала. Она понимала – все выглядит как скверная каша, пока в огромном полотне истории ее предков есть незаполненные дыры. В эти дыры падают новые и новые воспоминания, постепенно заполняя память многих сотен лет. И когда на свое место упадет последний кусочек, она будет видеть всю картину целиком. А пока – нужно просто терпеть.

Когда сборный отряд выдвинулся из ворот Столицы, порядок был странным. Впереди ехали разведчики. Через пару сотен метров – половина бойцов Оверюта, Дарклинг с Сольвейг, сразу за ними гриши Равки, их подпирали остатки сил Оверюта. И только в самом хвосте плелись солдаты Бранда. Они полностью исключили все контакты с колдунами. Видимо, на то у них были свои приказы.

Под вечер погода выдалась спокойная. Мороз без ветра почти не причинял неудобства. Хватал за нос, щипал за щеки. Но пока все это было больше похоже на приятную прогулку, чем на военный поход. Яркое предзакатное солнце красило снега Фьерды в золотисто-розовый. Таких пейзажей нельзя было встретить больше нигде. А вы знали, что в северных землях Фьерды существует примерно пятьдесят названий для обозначения снега? Ну вот теперь знайте.

О варулах было множество древних легенд. Где-то они расходились в деталях, но суть оставалась одной. Варул – это небывалое чудовище Чащи. И имя ему – смерть.
- В легендах варулы – это почти всегда кара для тех, кто нарушил законы, заветы или клятвы. Когда Фроуд Мудрый, обещавший вечно оберегать своего безногого брата, забыл о клятве, брат его Фрост в одиночку защищал деревню от разбойников, но был убит. И тогда Фроуда начали преследовать варулы. И с каждым разом их становилось вдвое больше. Убил одного, потом пришли два. А потом четыре. И так все больше, покуда Фроуд не взмолился на могиле своего брата и не испросил у него прощения за то, что не сдержал клятву.
Сольвейг ехала в седле огромного черного жеребца, и ей дышалось так легко и спокойно, будто она ехала вовсе не на бойню с чудовищами из мифов, которых никогда и никто в настоящей жизни не видел.
- По легендам, варул – это огромное чудовище, похожее на волка. Где-то говорится, что это просто громадные волки. А где-то рассказывают, что это истинное чудовище, порожденное Чащей. И похоже оно на то, как если бы человек стал превращаться в волка, но так и застыл посередине, не умея ни превратиться полностью, ни вернуться к человеческому обличью.
Фроуд Мудрый сражался с варулами своим легендарным копьем, которое даровал ему Джель. Льётольв Лютовой бился с ними посеребренным молотом, исписанным священными рунными скриптами. И «от его ударов варулы разлетались на куски так, что с ветвей свисали их уродливые лапы, хвосты и головы», - процитировала Сольвейг. – надеюсь, от моего посеребренного топора они тоже начнут разлетаться. Было бы потом о чем рассказать внукам.
- Берси Снежный Лис сразил варула простым топором, - вставил Гуннар, обернувшись через плечо.
- Это был не Берси, а Бьёрн, - тут же одернул друга Сигурд, - Берси сражался с гарпиями.
- И с варулом он тоже сражался. Один на один. В лесу.
- Это был Бьёрн! Он пошел в Чащу на поиски источника фей, но встретил варула. И убил его своим топором. Отрезал голову и принес королеве фей. За что она его наградила глотком воды из источника. А Берси никогда не сражался с варулом, потому что нет ни одной легенды про то, как Берси искал источник в Чаще.
- По-моему, Сигурд, ты че-то дохера умный!
- Не печалься, Гуннар. Зато ты красивый.
Свара оборвалась общим ржанием, и Сольвейг смеялась со своими воинами. Принцесса осталась где-то далеко, за стенами Столицы. А здесь, в седле огромного боевого коня, ехала яростная фея метели, которая не видела ничего зазорного в том, чтобы посмеяться от души над глупой и пошлой солдатской шуткой.
- Неважно, как звали того героя, но легенды говорят, что сильный и могучий боец может убить варула даже обычным оружием. Но ты знаешь сам, конунг, - в легендах все бывает гладко да складно. А как окажется на деле – увидим.
[nick]Сольвейг[/nick][status]фея метели[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e5/51/49/913024.gif[/icon][sign] [/sign]