Присцилла что старая золотая монета, залежавшаяся в кошельке — неожиданная, милая находка, которая абсолютно никому не нужна.
Матушка не приезжает к ней уже четыре зимы: как раз столько, сколько она живет в доме дядюшки. Короткие письма, написанные неловкой рукой, отправляются к ней так же, как и ненужные документы в камин — без следа и без ответа. Присцилла надеется, ждет, придумывает причины, но всему этому приходит конец в один день, когда, проходя мимо шумящей и гремящей паром кухни, она слышит, как слуги обсуждают ее замечательный брак и очаровательного сынишку, розового, пухлого и веселого.

Ей тоже хочется увидеть своего брата, но когда она начинает об этом речь, дядюшка смотрит на нее с таким выражением лица, что остается только замолчать и призвать всю силу воли, чтобы не сжаться в комок.

Тетушка за закрытыми дверями вздыхает и жалуется — на тихий голос, на невзрачное лицо и на манеры, на траты, которые приходится делать, чтобы не упасть в грязь лицом перед соседями и не взять на душу грех, как тяжело будет найти жениха и как странно порой племянница смотрит на нее и на ее детей. Ее голос несут ветра под высокими резными потолками по коридору точно в тот угол, где Присцилла смотрит из окна на заснеженный двор: не то, чтобы это для нее сюрприз, ведь тетушка всегда поджимает губы при ее виде, словно от нее чем-то пахнет.

Присцилла даже пыталась чаще принимать ванну, но потом получила выговор — зачем ты тратишь воду, глупая девчонка? — и смирилась. В конце концов, больше никто так не делает.

Дядюшка недовольно хмурит брови. Он всегда так делает, стоит только Присцилле показаться ему на глаза. И больше ничего — ни косых взглядов слуг, ни насмешек двоюродных братьев, ни поджатых губ тетушки. Словно он разочарован каждый раз в том, что тихая девочка существует в его доме и не выходит, сколько бы ее не изгоняли.

Присцилла не понимает, почему: она не хотела уезжать от мамы, даже несмотря на то, что приходилось мириться с высокой грозной фигурой деда.

- Тебе здесь не место, - говорит ее брат. Он светловолосый, голубоглазый и украшен поцелуями мороза по щекам. На мехе плаща лежат крупные снежинки, медленно тая. Синяя ткань кафтан подметает двор.
Присцилла смотрит на него круглыми глазами с удивлением. Не потому, что услышала эти слова — она знает, знает, знает, что ее некуда деть — а потому, что кто-то решил облачить истину в звук.
- Если бы я был тобой, я бы уже давно ушел отсюда, - продолжает он. В свои девятнадцать для Присциллы он — светоч ума, собрание смелости и храбрости; он гордость дядюшки и радость тетушки; любимец слуг и владелец сердец нескольких девок, которых порой видно из-за забора.

Присцилла считает себя умной девочкой. Она понимает, когда слышит намек, когда ей говорят, что надо сделать, а когда дают разрешение — здесь она слышит все и сразу. Что ж. Не то, чтобы ее тут что-то особо держит и что-то хорошее ждет.

Присцилла собирает свои вещи в сумку: пара рубашек, теплое платье, меха; забирает из кухни хлеб, вяленое мясо, флягу с водой и засушенные яблоки. И сбегает из дома.
Она забирается в повозку со слугами, которые едут на рынок, прячется среди оледенелых тряпок и деревянных ящиков. Когда останавливаются лошади, несущие ее, Присцилла выбирается наружу и бросается бежать, куда глаза глядят. День, хвала Лебеде, не омрачен бурей и не выжжен пока еще зимним холодом — осень в Ковире пережить можно, а там и теплое местечко при таверне присмотреть можно. Или у нее получится найти дом наставницы и тогда они будут жить вместе: заниматься музыкой, учиться писать стихи, обедать, может даже играть в снежки...
На губах тут же тянется неуверенная, но широкая улыбка. Присцилла смотрит по сторонам, воодушевленная этими мыслями. Но вокруг стоят лишь торговые ряды с полупустыми козырьками, горят тусклые огни в окнах, над которыми висят вывески лавок и сидят в тупичках усталого вида люди. Она смотрит на их обрюзгшие лица, на торчащие во все стороны меха, на блеск меди и трещины в стенах, не замечая перед собой темной высокой фигуры.

А зря.
Со всего разбегу Присцилла врезается в кого-то. Ее ноги скользят по припорошенному снегом льду, руки цепляются за веревку сумки, дергаются во все стороны и цепляются за что-то плотное. Голову тянет назад, но Присцилла наклоняется и толкается лбом во что-то мягкое и твердое одновременно.
- Ай! - пищит она себе под нос.
Убедившись, что ноги держат ее твердо, Присцилла выпрямляется и поднимает взгляд наверх. Над ней возвышается грубое недовольное лицо.
- Про...простите, - вместе с облаком пара вылетает ее слабый голос.

[nick]Priscilla[/nick][status]trun trun[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/f9/6e/152-1614744971.png[/icon]

Присцилла вместо того, чтобы отойти, замирает на месте, словно изо льда сделанная, и смотрит на незнакомца во все глаза. Прежде такие ей не встречались: в доме дядюшки сплошь купцы в тяжелых ярких кафтанах и с уложенными по последней моде волосами, их почтенные жены с вышитыми золотыми нитями узорами да суетные слуги в аккуратно сшитых рубахах, жилетах да плащах.
Незнакомец же смотрит на нее пятнами на плаще, черной блестящей кожей куртки и торчащим жестким воротником возле обнаженной шеи. Никто так не ходит в Ковире: холодна их земля, сурова, не прощает таких вольностей. А чужаков Присцилла не видала до этого — да и откуда ей, проведшей всю свою жизнь в застенках чужих домов?

Но мысли о заманчивой далекой чужбине вылетают из головы стоит только глазам коснуться серебра в виде оскалившейся морды на груди. Медальон волка смотрит на нее маленькими глазами и скалится крошечными клыками, но Присцилла все равно не боится.
Наставница учит ее не только дергать струны на лютне и сжимать гриф, но и песням. В некоторых поют о благородных героях, в некоторых льют слезы по несчастной любви, а в некоторых пугают монстрами из глубоких лесов и ведьмаками, ведущими с ними бой. Много недоброго в последних песнях поется — что об одном, что о другом — только вот Присцилла знает, что не всегда песня честна. О купеческой дочке вон гуляют куплеты с описанием ее неземной красоты, но не видит в ней Присцилла ничего красивого; так почему о ведьмаках должна быть правда?

Нет, Присцилла не боится ни клыков волка на груди, ни белесых полос шрамов, ни нахмуренных бровей. Ей, напротив, интересно: дом наставницы от нее не убежит никуда и не денется, а вот снова увидеть ведьмака ей больше не доведется.
Как же тогда узнать, правда ли то, что спят они с вурдалачками и пьют ли под луной с грифонами эль?

На счастье Присциллы, на нее не обращают никакого внимания и по улицам города не ищут быстро. Она добро шагает следом по замерзающей скользкой земле, прижимает крепче к себе веревку сумки и смотрит то на спину ведьмака, то на лошадь, хромающую при каждом шаге. Хвост ее резко дергается каждый раз, отчего шерсть его путается колтунами. Даже дядюшкины слуги вряд ли распутают этот комок, но какая разница, что смогут они, а что нет, если все равно ей больше не видать его дома?

Они останавливаются возле одной из лавок. Это не огромное здание, в котором работают ее отец и дед, а небольшой домик, первый этаж которого разукрашен разноцветными плитками и красивой вывеской из отполированной меди. Присцилла знает, что это значит: кто-то очень любит свое дело и старается поддерживать его в порядке или же имеет слишком много времени, чтобы тратиться на пускание пыли в глаза. Какой именно из вариантов выбрать, она не знает — все-таки, купеческому делу ее никто не учил.
Присцилла идет следом к двери, но ее внезапно замечают. Желтые глаза с узким зрачком смотрят на нее без особого восторга, но это ее нисколько не смущает: на нее вообще никогда не смотрели с чем-то другим. А глаза ведьмака прежде ей видеть не доводилось и внимания на них при первом столкновении она на них почему-то не обратила.

Возможно, другие дети бы уже давно убежали  - еще тогда, когда к ней повернулись, чтобы посмотреть на нее. Но на чужом лице Присцилла не видит злобы, а чужих словах не слышит разочарования. Поэтому вместо того, чтобы бежать, она хлопает любопытными глазами и говорит:
- Я… Я сама по себе, - щеки ее горят красным и не вовсе не от холода, который пока еще — легкое дыхание зимы. - И я могу ходить там, где захочу. Мне никто не может запретить.
Она скрещивает руки на груди, хмурит брови и смотрит своим лучшим решительным взглядом на незнакомца, словно уже заранее зная, что он будет ей говорить. Наставница говорит, что обычно других ведьмаки от себя гонят — люд не любит их, а они не любят люд — но отступать Присцилла не собирается. В конце концов, она не же собирается никому вредить, а даже если бы и хотела, то все равно не смогла бы.

Так кому повредит пара минут?

Присцилла опускает руки, хватается за веревку сумки и толкает дверь лавки. Она тяжелая и слегка скрипит под осенними холодами, но все равно получается открыть ее настолько, чтобы юркнуть внутрь, в тепло за толстыми стенами из кирпича и устроиться в теплом углу, где обычно ставят железные печи. Так не выставят и будет хорошо видно — хорошая позиция для наблюдения.

[nick]Priscilla[/nick][status]trun trun[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/f9/6e/152-1614744971.png[/icon]

В лавке тепло, тихо, пахнет деревом и горит яркими точками красок. Присцилла смотрит на них блестящими глазами, перебегая от одного товара к другому, и ближе жмется к стенке печи. На улице не стоит пока еще тот холод, от которого стынет кровь в жилах и чернеют носы, но морозец успел найти свой путь через щели в плаще и лизнуть через кожу ботинок ступни.
Ведьмак и купец беседуют о чем-то своем — серьезном, взрослом и пока что очень скучном. Разведение коров и овец ее каждый раз в сон: умом Присцилла понимает, что это важное занятие, ведь откуда тогда брать мясо, молоко и шерсть, но не понимает того, как может кто-то заниматься подобной тоской и не покрыться при этом плесенью. Поэтому Присцилла пропускает мимо ушей их слова, словно воду сквозь рыболовные сети, и ждет, когда же появится что-то интереснее, чем простая рыба.

В ожидании она успевает почти пропустить момент, когда заканчивается разговор. Но шаги отвлекают ее от яркого блеска красного и заставляют оторваться от печки. Ноги несут ее к тяжелой двери и перед тем, как она успевает ударить косяк, толкают ее на улицу. Холод щиплет разнеженные теплом щеки и треплет волосы, забирается под плащ и дует в глаза, отчего Присцилла ежится, прижимая ближе к себе сумку.

Она топчется с ноги на ногу, пока не привыкает к холоду, и мчится следом за ведьмаком к выходу из города. Ноги у него длинные, шаг быстрый и потому Присцилла почти бежит. Она проскальзывает мимо людей — маленькая, юркая, незаметная глазу на занятых улицах — наступает в лужи и грязь, пачкая ботинки; один раз врезается в широкого мужчину, который тут же скалит желтые зубы и бросает сальный взгляд, пока его не окликают пьяными голосами друзья.
После этого Присцилла смотрит по сторонам осторожнее. Дома теряют свои краски: серость проникает в камни домов и кровлю крыши, в вывески, которых становится все меньше, в телеги и даже плащи проходящих мимо людей. Булыжники под ногами лежат все реже и под конец превращаются в месиво подмерзшей земли с грязью. Свежесть холода не скрывает запах лошадиных лепешек и начинающих тухнуть потрохов. Дыхание режет горло — наставница будет недовольна: она всегда говорит беречь голос, быть осторожнее, не лезть в авантюры.

Но как же не лезть, когда они сами вьются под носом? И откуда тогда брать вдохновение на песни, если не из них?

За стенами города воздух становится чище. Присцилла чувствует в нем привычный запах леса и снега, который стоит во внутреннем дворе дома дяди. Под копытами дорога стала мягкой и ноги в ней путаются, отчего ее маленькое тело мотает из стороны в сторону. Присцилла дышит все чаще, чувствует, как начинает задыхаться.

- Не догонишь, не догонишь!
- Что, уже сдаешься? Так и знал, что ты слабачка!

Присцилла сжимает зубы и ускоряется. Она не слабая. Она догонит. Она не останется одна и не вернется, поджав хвост. Она…
Она останавливается на дороге, поднимает широко распахнутые глаза на ведьмака и хлопает ресницами, пытаясь перевести дух. Клубы пара вырываются из ее рта белесым, еле заметным туманом.
- Я… - она делает пару глубоких вдохов и выходов. Горло отдыхает неприятным холодом, похожим на шершавую бумагу, проведенную по дереву. - А я сказала, что могу ходить, где захочу и никто не может мне запретить. Если я хочу ходить за вами, то буду ходить за вами.

Присцилла замолкает, переводя дыхание окончательно, скрещивает руки на груди и расправляет плечи. Ее брови хмурятся в решимости, а губы складываются в обиженное надутое выражение.
- И нет у меня никакой картошки в ушах! Я все прекрасно слышала. Вы идете на охоту. Но я все равно иду. Я же не полезу прямо на монстра, я не дурочка!

[nick]Priscilla[/nick][status]trun trun[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/f9/6e/152-1614744971.png[/icon]