В глубине души Ланселот всё еще хочет верить, что произошедшее — это всего лишь его горячечный бред. Что он просто медленно умирает в агонии от ран, возможно до сих пор в той пещере дракона. А быть может и не было того дракона, быть может он лежит в своих покоях под бдительным, но заботливым надзором жены. Быть может, Моргана что-то колдует, замешивая свои травы в ступке. Быть может где-то у изголовья стоит Вивиана… Впрочем, о чем это он. Мама умерла, жена тоже умерла. Не было больше Гвен, как не стало и самого Ланселота. Он это слишком отчетливо помнил и от того вздрагивал, раз за разом смотря на нового себя в зеркале.

Изабелла Кейн – это та личность, которую он заставил исчезнуть, полностью заняв её место собой. С одной стороны, Ланселот даже испытывал странное подобие вины, но с другой – всё больше осознавал, насколько жизнь Иззи была никчемной и бессмысленной. Он почти нутром чувствовал её фантомное желание заснуть однажды с концами, потому что всё вокруг осточертело до крайности. Это чувство было так хорошо знакомо и самому Ланселоту. Но он почему-то открывал глаза день ото дня. Выживал в сражениях. Выживал даже тогда, когда в этом не осталось никакого смысла, и лишь дракон сумел подарить ему долгожданное освобождение. Так Ланселот думал во всяком случае, пока не понял, что стал навеки пленником Авалона и коварства Мерлина. Теперь же сам Озерный превратился в своего рода освободителя. Забавная, конечно, вышла ирония. Ланс лишь надеялся, что Изабелла Кейн обрела столь желаемый ею покой, а не попала в личную западню, в какой в свое время оказался он.

Адаптация к реалиям двадцать первого века и тому, кем теперь Ланселот в этом веке является, проходила тяжелее, чем он ожидал. Даже спустя неделю своего нового «рождения» Ланс еще терялся. Он пытался осознать себя прошлого, осознать жизнь Иззи, соединить это как-то в цельную, последовательную картинку, а затем перевернуть страницу и начать с чистого листа. Но воспоминания Кейн мелькали перед ним непрошеными фрагментами, словно что-то инородное. Бесовские видения. Словно Ланселот сошел с ума. Особенно, когда большую часть происходящего в чужой жизни рыцарь попросту не понимал, но подсознательно, благодаря опыту Изабеллы, знал, что это такое. Иногда даже хотелось вцепиться пальцами в голову и, зарывшись лицом в подушку, глухо кричать. А от того, чтобы не вернуться обратно или еще куда подальше из этого дивного нового мира, Ланселота останавливала лишь мысль, что если некая сила вытолкнула с того света его, быть может, вытолкнула она и еще кого-то другого… другую.

Ланселот хранил в глубине сердца крохотную надежду увидеть хотя бы одним глазком свою королеву вновь, спустя столько веков наказания разве они не заслужили это? Однако как только Ланс позволял подобным мыслям заполнить голову, он тут же себя одергивал. Разве может Гвиневра вернуться? Разве могла она не упокоиться окончательно, получив благословение небес за всё то, что ей пришлось пережить и чем пожертвовать. Не должно её быть здесь, наверняка не должно. Но…

Всё происходящее казалось невероятным безумием.

Рутинной правдой жизни Ланселота накрыло, когда владелец жилья Изабеллы пригрозил ту выгнать к чертовой матери, если в течение недели миссис Кейн не погасит свой долг за аренду, а последние воспоминания Иззи состояли как раз в том, что она осталась без работы и гроша в кармане. Дерьмовые перспективы по всем фронтам, и что самое мерзкое, Ланс пока понятие не имел, где бы могли пригодиться его умения в этом полном странных законов и норм поведения обществе. Всё, что ему оставалось, это надеяться на навыки Изабеллы, однако…

- Налей мне еще, Юэн, своего фирменного. Сегодня отличный день, чтобы закончить его в твоем баре.

…однако пока у Ланса неплохо выходило только пить, хоть и эффект от этого был не слишком заметен. Ланселот так много думал, переваривал, анализировал, что даже алкоголь не мог полностью перебить эту мыслительную головную боль.

- Хм… - опрокинув еще один шот, Ланс в лице Изабеллы Кейн, заметил листовку о поиске сотрудника. Женская бровь поползла вверх. В голове мелькнула идея, и он ляпнул, даже толком не успев обдумать свою мысль. – Ищешь сменщика? Знаешь, мне как раз бы не помешала работа.

Юэн Хогг Изабелле нравился, с ним было всегда интересно поговорить и выпить. Изабелле также нравился Неметон, здесь всегда тусовалось много занимательных людей, в отличие от места, где прежде работала она сама. Наверное, Ланселот впитал в себя её чувства, потому что тоже испытывал непреодолимую симпатию и к бару, и к его хозяину.

Подпись автора

Изабелла привыкла искать решения своих проблем на дне стакана, в окружении Юэна и его бара. Она раз за разом приходила сюда, в одно и то же время, заказывая любимый бурбон, и засиживалась до самого закрытия. Не пьяная в зюзю, но достаточно, чтобы хватило решимости выпустить всех внутренних демонов чуток прогуляться на воле. Достаточно, чтобы не бояться говорить о наболевшем или просто уютно молчать, наблюдая как Хогг мерно протирает бокалы и приводит стойку в порядок перед новой сменой. Иззи это всегда успокаивало. Будто бы заглянув мгновением на другую сторону жизни, Изабелла получала необходимый заряд сил, чтобы вернуться в свою. А к концу рабочей недели всё повторялось.

Ланселот решил не изменять традициям – ни своим, ни девушки, жизнь которой он так нагло забрал себе. Тем более, что демонов у него куда больше, чем у исчезнувшей Иззи. Да и сам бар удивительным образом напоминал ему о былых странствиях. О временах, где он сбрасывал с себя оковы собственной личности, кутался в лохмотья поверх отросшей бороды, и ничто не выдавало в нем рыцаря круглого стола, защитника королевы и друга Артура.

Неметон напоминал ему о временах, когда под маской притворства Ланс мог быть действительно настоящим, без груза из навешанных на него ярлыков о благородстве, ответственности, долге. Без груза вины и обязательств, что петлей сжимали шею, готовясь вот-вот вздернуть.

Неметон напоминал ему о временах, где у него был друг далекий от двора, интриг, который не смотрел на него с болезненным обожанием, вожделением или ненавистью, а просто был рядом, готовый слушать. Друг, с которым он путешествовал по стране, от ночлега к ночлегу, от трактира к трактиру, и чем дальше они уходили от Камелота, тем легче и теплее делалось на сердце.

На несколько мгновений Лансу даже показалось, что внутри этого бара он вновь ощущает себя немножечко… счастливым? Несмотря на всё пережитое до и после смерти, несмотря на перспективы и отвратительное настоящее. Несмотря на собственную потерянность и бесконечную ненужность этой эпохе. Возможно, Юэн подмешивал крупицы счастья в свой бурбон, кто его знает. Или Красный рыцарь просто уже хорошенько пьян.

В любом случае, Неметон полнился духом свободы и уюта, что в один период затопили Ланселота до краев, и сейчас его вновь тянуло к ним, как до него тянуло Изабеллу, пусть и вместо нищенских тряпок, теперь защитным покровом Озерного стало новое тело. И раз в этом времени в рыцарях больше нет нужды, раз нет больше ни королевства, ни короля с королевой, то Ланс с удовольствием бы остался в этом месте. В месте, где ему хоть немного спокойнее и хаос внутри головы забивается голосами снаружи, смехом, теплом от болтовни с Юэном. Ведь именно так чувствовала себя здесь Иззи. Так чувствует и Ланселот, ища осколки прошлого на дне стакана с выпивкой.

Ланс не сразу понимает, что голос, назвавший его настоящее имя, это не пьяная галлюцинация в голове, не болезненное воспоминание, не чья-то издевка. Когда он поднимает глаза на Юэна, но видит совершенно другую фигуру, лицо, волосы, - стакан выпадает из рук и с глухим стуком соприкасается с полом.

Не может быть! Нет, нет, нет. Это какая-то магия.

Мираж рассеялся, но Юэн Хогг продолжает смотреть на Ланса, как когда-то смотрела королева, продолжает говорить с ним, и сердце болезненно замирает, как и дыхание.

Всё, чего хочется Ланселоту, это крепко её обнять. Он даже приподнимается, опираясь на стойку, но застывает, не в силах оторвать взгляда, словно они по-прежнему в замке, на виду у всех придворных дам и рыцарей. Наверное, привычку делать всё украдкой уже не искоренить, она въелась под кожу.

- Теперь я понимаю, почему так хотел прийти сюда. Дело не в Иззи, дело в тебе. Меня всегда тянуло туда, где была ты. – Ланс осторожно касается кончиками пальцев руки Юэна и слабо улыбается. – Дорогая Гвен, я думал, что больше никогда не смогу тебя увидеть. А ты изменилась… - его улыбка становится чуть виноватой, но затем он кивает на себя, добавляя, - как и я. Никто не мог предугадать такого поворота, правда?

Вдохнув, Ланс садится обратно, но руки Юэна так и не выпускает. Словно боится, если отпустит, Хогг снова окажется просто Хоггом, а мираж с Гвиневрой превратится в действие бурбона и игру воображения самого Ланселота.

- Прекрасное место. Впрочем, всё, за что ты берешься, становится прекрасным. И как давно?.. Давно ты здесь. Это ведь правда, да? Правда ты, мне не мерещится? Страшнее всего, если я сошел с ума и всё это лишь больной сон.

Подпись автора

Ланселот всегда рассчитывал только на одну жизнь.

Он не верил, что после смерти попадет в райские кущи, о которых так славно пело христианство, заставляя своих адептов покорно склонить голову и каяться, каяться, каяться. Да и о каком рае вообще можно было говорить в его случае, пусть тот и правда где-то существовал? Рай не светил Ланселоту не при каких условиях, убей он в свое время хоть всех магических тварей Туманного Альбиона лично.

Он не особо верил и в сказки матери о встрече с богами и непрерывном цикле жизни. Ланселот думал, что его худшим концом станет бесконечное пламя за все совершенные безумства, в лучшем – убаюкивающая тишина и забвение. Но вселенная сыграла иначе. Она решила объединить самые печальные итоги обоих миров, между которыми Ланс всегда балансировал, в один, и обрушить его на голову рыцаря до скончания времен.

Ланселот рассчитывал на одну жизнь, а получил целых три, только вот, как потратить третью, когда потеряны все ориентиры, цели, стремления, когда больше сам не свой и в переносном, и в прямом смысле, Ланс совершенно не представлял. Он чужой здесь. Чужой этому миру, времени, телу. Он был чужим и раньше, хоть умело и скрывал это ощущение день ото дня.

И только рядом с ней появлялся просвет, а сердце начинало биться чаще. Только рядом с ней щемящая боль внутри от груза возложенной на него ответственности, вины, долга оборачивалась странным удовольствием. Рядом с ней хотелось жить, хоть по-настоящему рядом - полноценно и всеобъемлюще - он быть не мог.

И вот, она здесь. Она снова появилась в его уже третьей недожизни, словно луч света, словно указатель, что всё не просто так, что он не случайная выпавшая переменная из магического уравнения очередных богов и их последователей, а даже если и так, то он не одинок – Гвиневра тоже одна из них и снова рядом. Она снова в поле его зрения: живая, реальная, из плоти и крови. Он чувствует тепло её пальцев, и от этого весь мир вокруг останавливается.

В первые мгновения осознания, что их встреча не алкогольный дурман, не сон, не очередной обман, призванный его помучить и добить и без того уставшую от вечного бремени душу, Ланселоту хочется с болезненной радостью скулить, словно потерявшемуся псу, что вновь обрел хозяина. Но он сдерживает себя, всего себя, от необдуманных порывов и только глупая улыбка расползается на губах, в которой смешались и счастье, и страх, и грусть, и толика смущения.

- Я… странно. Не могу понять, не могу до конца устаканить, кто я теперь – Ланселот Озерный или Изабелла Кейн. И кто теперь ты? Моя королева или Юэн Хогг, с которым здорово выпить бурбона после работы за душевной беседой. Кто мы теперь и что делать дальше? Я помню о свободе лишь то, как пытался вырвать ее частицы наедине с тобой или в дальних странствиях. А теперь, обретя её полноценно, понятия не имею, что с ней делать. Но для тебя она подарок, не так ли? Теперь ты можешь сделать всё, о чем мечтала в прошлом, не думая о том, что скажет семья, муж или подданные. Пожалуй, ты заслуживаешь этого шанса, как никто другой.

Подпись автора

Он был готов убить за каждый упавший волос с её головы, за каждую слезинку, оброненную по чьей-то вине, не осознавая долгое время, что больше всего вреда Ланселот причинил Гвен лично. Что все невидимые раны друг другу нанесли они сами своей страстью, связью, своей тайной и болью от невозможности выбраться из этого замкнутого круга. Это была какая-то бесконечная зависимость, безумие, от которого временами становилось страшно, но еще чаще, которым они упивались.

Ланс помнит всё это, каждую деталь, каждый оттенок чувств, что испытывал от присутствия Гвен рядом, от её прикосновений или тихого шепота на ухо, глядя в глаза Юэна. И вздрагивает от бешеного стука сердца. Королева всегда заставляла биться его сильнее, с первого взгляда, с первого слова, с первой улыбки. Ланс только сейчас понимает, насколько был тогда опьянен ею. Он думал о ней даже когда был заточен один на один со всеми своими демонами. И она была одним из них. Возможно, самым главным. Демоном, что Ланселот сам призывал из глубин памяти в безвременьи, окутавшим его по ту сторону завесы.

На самом деле, Ланс почти гордится ею за то, что у неё первой хватило духу повернуть это колесо Сансары в другую сторону. Поставить жирную точку, пусть она и причинила новый виток отчаяния и боли. Но это хотя бы стало последней раной, которую они нанесли друг другу. Гвен всегда была храброй. Намного храбрее его, если честно. Она терпела его срывы, его необдуманные поступки во имя нее и во имя собственного безумия. Гвен несла на себе бремя королевства и замужества с Артуром, осуждения со стороны двора. Гвен хватало сил и смелости держать голову гордо поднятой, не отступая от самой себя, в отличие от Ланса, который носился по стране раненым зверем в точности, как носилась внутри его душа. И каждый раз Гвиневра принимала его обратно. До тех пор, пока не наступил тот самый конец. Сейчас он благодарен ей за него, ведь у самого бы ничего не вышло.

- Прости меня, – после недолгого молчания, наконец-то, осторожно шепчет Иззи. – Я знаю, что мог бы остановиться раньше, если бы захотел. Мог бы не дать случиться всему тому, что случилось. Мог бы спасти тебя от лишней боли. Я многое мог бы, но не сделал. – Ланс прижимает руку Юэна к своей щеке и закрывает глаза. – И даже если бы мне дали шанс всё исправить, я бы не стал ничего менять. Я бы еще раз пережил все то, что между нами было, Гвен. Я бы снова убил за тебя, снова предал. Моя любовь всегда была слишком эгоистична и болезненна. Все, кто любил меня – страдают. Все, кого любил я – страдают еще больше. Прости меня за это.

Ланселот кашляет, в горле пересохло и в груди жжет так сильно, что тяжело дышать. Он тянется к рюмке в надеже затушить этот огонь, но так и замирает с ней в руках, морщится и отставляет в сторону. Он чувствует себя, будто в похмелье, и дело совсем не в алкоголе. Ему тошно от этого, и снова хочется броситься с головой в эйфорию и безумие. Вновь попробовать губы Гвен на вкус, и утонуть от ощущений её близости. Но внутренний голос говорит твердое «нет», осаживая все порывы. Новая жизнь дана им не для того, чтобы опять друг друга покалечить, не так ли?

- Что с нами будет? Не знаю, Юэн. – Ланс улыбается, называя королеву новым именем, перекатывает его на языке. – Наверное, то, что мы сами захотим. Больше нет королевства, обязательств, долга. Есть только жизнь, давай попробуем просто жить в подаренной нам свободе, – короткий вздох прерывает его речь, после которого голос Иззи становится еще тише и слегка хрипит. – И быть друзьями. Я по-прежнему готов умереть за тебя, если потребуется, но больше не хочу причинять боли. Не хочу, чтобы ты вновь столкнулась с моими демонами.

Подпись автора

Она повторяет его слова, но кажется, что из ее-его уст они звучат горче. Гвен соглашается с мыслью, с предложением, что «они» закончились и идет в этом понимании дальше, возможно, намного дальше, чем Ланселоту на самом деле хотелось бы в эту минуту.

Всю его жизнь Гвиневра была его константой, его путеводной звездой, альфой и омегой его проклятой судьбы, от которой он уходил и к которой всегда возвращался по замкнутому кругу. Ланс едва ли помнит время «до» Гвен и совершенно не хочет вспоминать «после». Но теперь оно наступило, теперь они свободны от своего прошлого и друг от друга. Теперь они получили то, о чем, возможно, мечтали, но боялись себе признаться, получили то, чего, наверное, раньше страшились. Только Ланселота все равно тянет к королеве на слишком тонких уровнях, чтобы просто так от этого отмахнуться.

- Нас нет прежних, Юэн, но мы всегда можем стать кем-то еще, не так ли?

Чужие пальцы на щеке успокаивают. Их прикосновения действуют на Ланса сильнее, чем он думал, и он улыбается. Во взгляде Гвен столько тепла и заботы, столько причастности, но все же в нём появилось нечто новое – спокойствие и свобода. То самое, чего им так не хватало в прежней жизни.

Сможет ли он воспользоваться этим даром столь же умело, как Юэн? Сможет ли начать свою жизнь, никак и ничем не сопряженную с жизнью Гвиневры и остальных? Ланселот ощущает свою свободу как некую пустоту, и эта пустота всё равно привела его к её бару, к её ногам. Он усмехается, понимая, насколько, видимо, безнадежен, раз даже со второй попытки первым человеком, которого он встретил и который действительно способен ему помочь адаптироваться в новом мире, оказалась всё та же Гвиневра. Он определенно безнадежен, потому что никак не собирается сопротивляться столь странному и насмешливому стечению обстоятельств и их линий судьбы. Он вновь готов остаться подле своей королевы в любом статусе, в любой ипостаси, тем самым, пожалуй, отвергая подаренный ему нынче шанс. Ланс просто не сможет находиться слишком далеко, зная, что Гвен снова здесь – живая и настоящая, и жить спокойно без возможности видеть её новое воплощение достаточно часто, чтобы не сойти с ума от тоски и сожаления.

- Не спеши от меня отказываться, дорогой, - Иззи смеется, немного грустно, но всё же с каким-то задорным смирением, - я еще могу быть полезен. Пусть я больше не бравый рыцарь без страха и упрека, а девушка с покалеченной спиной, но коктейли у меня получаются отменными. Позволишь?

Изабелла плавно обходит барную стойку, оглядывая содержимое полок. Затем достает сухой лондонский джин, апельсиновый ликер, сок и немного колотого льда. Смешивает в нужных пропорциях в шейкере, процеживает, и вот, спустя несколько минут перед Юэном в охлажденном бокале для мартини стоит прозрачно белый коктейль, украшенный лимонной цедрой.

- «Белая леди» для самой прекрасной леди в шестом веке и не менее прекрасного юноши в настоящем. – Ланс кривит в ухмылке уголок губ и выражение лица Изабеллы становится хитрым, а вот голос звучит с осторожностью. – Нас прежних больше нет, Юэн, - повторяет сказанные ранее и Гвен, и им самим слова Ланс, - но давай попробуем стать кем-то другими. Попробуем заново узнать друг друга и посмотрим, куда нас это приведет. Но для начала мне нужна работа и… - Ланселот слегка мнется, неловко прикрывает глаза ладонью, понимая, как идиотски звучат его слова и чувствуя себе не лучше. – И я готов быть твоим верным сменщиком. В смысле, работать даже сверхурочно.

Подпись автора