У Хантера Ковингтона с Гарреттом Батлером было больше общего, чем они оба могли бы себе представить, и дело было не только в работе агента МИ-5, накладывавшей свой неуловимый отпечаток не только на манеру держать себя, но и на манеру думать, но и в этом неуловимом обаянии, словно украденном ими обоими у лучшего героя Сабатини. Этакие пираты в штатском, такие разные и такие одинаковые при этом. Не желавшая смотреть на Харингтона глубже, чем он хотел показать, Бонни с лёгкостью сочла его наиболее очевидной заменой своему супругу, слишком уверенному в последнее время в своей уникальности.
Может быть, дело было в том, что ему слишком везло. Слишком легко всё доставалось, и с тех пор, как она перед аналоем пообещала быть его и только, из их отношений ушло даже то подобие искры, что у них было. Он был победителем, а она для него - не более чем трофеем, хотя таким и не похвастаться в кругу друзей. Бонни отчаянно хотелось это разрушить.
Бонни чертовски хотелось разрушить всю его жизнь, сразу, лишить его уважения коллег, что неизбежно сказалось бы на работе, лишить его семьи и дома. Его жизнь была слишком идеальна, и именно поэтому Бонни якобы случайно встретила в баре Хантера Ковингтона в эту ночь.
Лёгкая ладонь на колено, затем - выше, по внутренней стороне бедра. Горящий взгляд, мягкое прикосновение губ к шее, к едва тронутому щетиной подбородку. Говорить не обязательно и пока рано.
У Ковингтона приятный парфюм: что-то терпкое, едва уловимое, - и чудесная озорная улыбка. Бонни не может не думать о Гарретте, когда целует его, не может не сравнивать, хотя сравнивать их совершенно бессмысленно. Ковингтон нужен ей на одну ночь, а Гарретт - Гарретт, наверное, уже не нужен вовсе.
Или нужен? Желай она от него избавиться, она бы, наверное, не хотела так одержимо расхреначить на осколки весь выстроенный им мир в надежде, что тогда они оба почувствуют хоть что-то.
Такси Бонни вызывает сама. Адрес - домашний, и, едва оказавшись в салоне, Бонни вкладывает в ладонь Ковингтона миниатюрную как она сама фляжку с виски. Гарретт не пьёт ничего крепче кофе, а ей мало и алкоголя, и она всё чаще открывает в ванной окно, чтобы не так тянуло травой. Особо не прячется - словно надеется быть пойманной, но Гарретт либо не замечает, либо ему просто плевать.
Бонни готова заявить всем, что ей плевать на него тоже, но зачем-то же она едет домой не одна в их годовщину свадьбы.
Таксист, ко всему привычный, делает музыку громче. Бонни, словно течная кошка, трётся о Ковингтона, поглаживает через брюки, мурлычет на ухо обещания и думает, что его, должно быть, тоже это заводит.
Не она сама, не её тело и уж точно не её характер - ситуация. Ситуация, в которой он виноват и перед своей подружкой, и перед своим коллегой, и даже отчасти перед самой Бонни - виноват кругом и сразу, виноват остро и бесповоротно. И разве именно эта вина не делает её поцелуи слаще, а предвкушение - ярче, пикантнее?
Дверь традиционно открывается с двух оборотов. Бонни не зажигает свет, не разувается - за ремень тянет Ковингтона к спальне и улыбается сама себе. По её подсчётам до возвращения Гарретта не более пятнадцати минут.
Пятнадцать минут - и весь его мир рухнет.
Бонни уверена: это будет прекрасно.

Отредактировано Bonnie Batler (2021-03-15 07:16:58)