• CONQUEST OF SPACES •
![]()
![]()
Imperial College London || 10.10.2020
Ian Fitzgerald || Jenny Fleming
I'm ready to start the conquest of spaces
Expanding between you and me
Come with the night the science of fighting
The forces of gravity
[10.10.2020] conquest of spaces
Сообщений 1 страница 3 из 3
Поделиться12021-03-17 15:30:25
Поделиться22021-03-18 23:53:33
Рафинированная иллюминация пронзает сгустившуюся память Иэна, чтобы его жизнь выпала пеплом на ладони, превратилась в украденную кровь и впиталась в линию ума - безумия; не отмыть, не стереть, не спрятать.
Радиационным фоном бельмо ослепшей жажды застилает рациональность, уступая скипетр и державу рукотворному везувию в клетке неуязвимых рёбер.
Тысячи ударов тысячи сердец - фантастическая симфония, финал которой он жаждет ощутить агонией в крепко сжатой ладони. Ему бы забаррикадироваться от инфекции жизни, от вируса божественного происхождения, что коагулирует в его нейронах. Но он летально и безвозвратно обнажен перед единственной истинной целью. Багряный telos, разлагающийся под осуждающим взглядом моральных столпов, в которые он верил два ничтожных десятка лет. В приторно-сладком jnpw шелковым молчанием вьётся гнездо, растёт склеп костей о его гротескной tacenda. И в ней он сам себе судья, сам себе приговор, палач и падение ножа гильотины, скрупулезно отмеренное отчаянием.
И в этой трансцендентной тюрьме нет достойного praedicatum, объясняющего как не терять себя в мире, где ложь, мимикрия и имитация - единственное спасение. И если он нравственно не верен себе, и если его мысли и желания будут съедены оковами, то и телу нет смысла продолжать синтезировать улыбки метаболизма.
Все эти нестерпимые шесть дней Иэн существовал, как Данте: приговором обстоятельств застрял в период отсутствия единства, где пирует война.
Теперь он должен был сделать хоть что-то. Хотя бы ошибку.
Ровно шесть дней назад Иэн убил человека. Он не знал его имени. Потому что ему было все равно кого убивать. Как жаждущему все равно какую воду пить.
Это было не личное. И никогда не будет. Это интуитивная, нестерпимая потребность, имя которой не придумал человек. Нет такого слова ни в одном из языков существующих или утраченных. Потому что человечество не привыкло, что однажды начинают говорить и мыслить те, кто ранее были безвольным орудием. Щитом, мечом, смертью.
Это ведь также безумно, как думать, что у презерватива есть чувства, а потому не использовать его.
Шесть дней назад Иэн убил человека, потому что иначе не умеет. В нем живет ненависть к жизни, о которой он не способен выразить себя ни в стихах, ни в вопле. О своей боли способны кричать даже цветы. Ультразвук генерируется в блаженной кавитации. Иэн же нем, как вакуум космоса. Нем и непонят. Брошен и предан.
Шесть дней назад он убил человека. На седьмой день он, пожалуй, вскроется, сделав потрясающий подарок человечеству, о котором не узнают, о котором не поблагодарят. Потому что щедрость опережает просьбу. В этом понимании Иэн дважды Данте.
Шесть дней назад Га-Болг вновь напился человеческой крови, в приапическим всепрощении разлагаясь под бесстыдным наслаждением новой зари чёрного солнца.
"Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень"
||псалом 137||
Он слышал, что сегодня в аудитории номер пятьдесят три лекцию читает мисс Флеминг - Судмедэксперт в Скотланд-Ярде.
Это было даже забавно. Словно реальность умоляет его сдаться, вывалить прогнившие потроха хтонической вины, обнажая стигматы человеческой скорби. И пусть с одной стороны Иэн понимал, что совершил грех, Га-Болг в нем заявлял, что он поступал так, не в силах противостоять предназначению, в клетке которого его держали кости морского чудовища. Он поступил так, как того хотел Луг.
В мире Иэн более не ощущал божественного, будто вселенную стерилизовали. Все вычищено, стерильно и бездетно. А потому, если у кого и спрашивать разрешения, если перед кем и обнажать душу, смиренно опускаясь на колени, то лишь перед собой и перед памятью о высоком. Он сам есть воплощение божественного. И не человечеству его судить.
У людей низкая правда, их истина смехотворна в своей субъективности. В этих рамках Га-Болг задохнётся, истлеет, вымрет. Ему нужно выражаться, ему нужно быть собой. Алыми росчерками, порфирородными кляксами, гримасами боли - все это он, все это он несёт и это проповедует на лезвии своих ножей.
Он слышал о мисс Флеминг, но волновало его не это. Кровь обезумела, вскипая в венах; страсть обожгла сердце, обливаясь преданностью. Ещё пара ударов приведёт к денатурации, и он погибнет от всепоглощающего чувства щенячьей радости.
Впервые - за всю жизнь? - он ощущает, надежду. Нужно лишь шагнуть и упасть в колыбель абсолютного понимания.
Потому Иэн в нервном припадке ошеломляющего предвкушения докуривает сигарету, опираясь о подоконник, рисует смайлик пеплом, затушив остатки отравы, и направляется туда, откуда его зовёт «голос» очнувшейся связи.
И если бы он сам не ощутил подобное, то никогда бы не поверил, что это возможно. Он и сейчас в игривом сомнении зачесывает волосы назад, проигрывая километры ленты сценариев их встречи. Она ведь тоже это чувствует? Его Мейв.
От этих мыслей сердце переворачивается в груди, больно ударяясь об изнанку души.
Может быть это она его зовёт, «голосом» манящим, против искушения которого его раненное сознание не способен устоять.
И как такое возможно? Она ведь погибла. Видимо, самые великие герои вынуждены погибать самыми идиотскими смертями, чтобы в биографии у них нарисовался хотя бы один постыдный факт.
Мейв жива. И теперь в кровавом трепете Га-Болг думал, что однажды провидение подарит ему встречу с единственным полубогом, который разбил его аморфное сердце.
Иэн пробрался в аудиторию, свет в которой приглушили ради презентации, по которой вела лекцию девочка из Скотланд-Ярда.
Он упал за последнюю парту, терпеливо подпирая ладонью голову и внимательным взглядом препарируя все живое, пока в изумлении не обнаружил Мейв в судмедэксперте. Забавная ирония. Он был уверен, - с небольшой погрешностью, - что это она. А потому пришлось отсидеть весь этот монотонный бубнеж, перед тем как начинать охоту. Странно, но смотря на Джен, Иэн не узнавал в ней воительницу. Какая-то подвальная мышь, со слишком высокими интеллектом и аналитическими способностями, чтобы хотя бы попытаться быть нормальной. Он больше походила на улитку-интроверта, чем королеву.
Не будь она его Мейв, он бы перепутал ее с пепельницей. Нарочно. Потому что он тот ещё мудак. Помимо того, что копье смертельной боли.
Лекция закончилась, и Иэн с облегчением выдохнул. Он уже не знал, куда себя девать от этой кромешной скуки, впрочем, студентам было интересно. Но у них разные направления.
Аудитория медленно заполнялась отсутствием людей, а потом Иэн спустился к доске, опираясь о преподавательский стол, когда вопросы остальных были исчерпаны.
Он нервно улыбнулся, не зная с чего начать. Все это даже в его голове казалось безумием. Но он знал, что прав. Потому что шесть дней назад он убил человека. Вскрыл вселенную, выпил большой взрыв и теперь готов обнять Ланиакею.
- Привет, хотел задать пару вопросов, не совсем по теме, - Иэн обвёл ее взглядом, но, словно не особо впечатленный, взглянул куда-то в сторону, - все знают, что сейчас происходит какая-то откровенная херня. Человек всегда убивал. С того самого момента, как его стало больше, чем один. Но недавно пропал мой друг. Я боюсь, что с ним случилось дерьмо. Понимаешь, многие знают… об убийствах… и… - Иэн замялся, потеряв нить повествования, он в молчаливой просьбе взглянул на Джен, надеясь, что та ответит ему на все вопросы, которые он не успел задать даже себе.
Отредактировано Ian Fitzgerald (2021-03-19 11:07:37)
Поделиться32021-03-19 23:25:59
[indent] Университетские стены для многих подобны стенам самых темных подземелий древних темниц. Может быть подобны Тауэрским камерам: темным // сырым // пропитанным страданиями. Университетские стены для многих - будто бы последнее пристанище, путь, который каждый преодолевает одинокой лодке Харона на пути в царство мертвых. Они все одинаково боятся стать той семеркой смертников, чьи души приняли в себя монолитные стены почти тысячилетнего Тауэра. Боятся не выйти в большую жизнь свободными людьми, перед которыми открытыми станут любые двери. Они боятся и это нормально, но за этим их страхом - за этим темным туманом - где-то дальше и глубже сверкает яркими лучами крохотное солнце, которое год от года будет напитываться опытом и знаниями, пока не вытеснит прочь эту клубящуюся тьму страха. Дженни сама была таковой когда-то давно. При первом своем шаге в университетские стены. При первом шаге в те корпуса, где ошибки студентами перестают прощать через несколько самостоятельных вдохов. Помнит, как предвкушение бурлило по венам подобно водам Стикса, а темные глаза сверкали восхищением так ярко, будто зажегся Александрийский маяк. Первокурсники этим всегда и отличались. Еще недостаточно вкусившие горечь трудностей, они не желали быстро гасить в себе неуемное, а главное совершенно неподходящее к месту, волнение. Вечно тянули куда-то руки, шептались, пищали за спиной преподавателя. Сегодняшние студенты были точно такими же, с какими познакомилась сама Джен семь лет назад. Кажется ничего не поменялось. Как не поменялась и ее нелюбовь к выступлениям перед широкой публикой.
[indent] Тем не менее, с трибуны атласной лентой лился уверенный громкий голос, повествующий о важности умения видеть, искать, сохранять цепочку между незаметными на первый взгляд деталями. Потому что все имеет значение. Прошлое. Настоящее. Будущее. Каждая секунда каждой минуты каждого часа имеет значение. Потому что время для людей - стремящаяся вперед стрела. Она когда-нибудь достигнет цели, когда-то остановится, вместе с биением чужого сердца. И когда-то другим предстоит разгадывать // распутывать клубок загадки, которая привела к летальному исходу и без того слишком скоротечной человеческой жизни. Одна крохотная алая капля на неровном древке стрелы может рассказать о многом из жизни убийцы, и из жизни погибшего. Потому что все мы - набор алгоритмов, хотя о большинстве их них никому неизвестно. Этот набор для каждого уникален. Не нужны никакие бесконечные камеры, шпионские устройства и биометрические технологии, чтобы быть уверенным в том, что человек действительно был в том или ином месте в то или иное время. Они нужны только для того, чтобы подтвердить сей факт чем-то более понятным, простым. Они служат подобно человеческой памяти, которая, увы, пока что не поддается обычному считыванию через провода. Все это - лишь попытка закрыть зияющие дыры на пути к правосудию. Способ разглядеть цепочку деталей чуть лучше, найдя недостающие цифры в бесконечном программистском коде, запрятанном глубоко под человеческой кожей. Все это - ничего не будет значит, если не иметь под рукой того, кто сможет распутать бесконечные спирали днк и кто не побрезгует засунуть руку по локоть в зияющую дыру прямо в середине груди. В самую суть. В самое сердце. В самую душу. Вытягивая оттуда сухожилия секретов. Капилляры правды. Плоть истины. Все будет тщетно и безнадежно, если кто-то не сможет восстановить картину прошлого по искореженным останкам жалкой человеческой оболочки. И если тщетность будет расплываться по миру, то следом за ней потянется лишь одно - хаос.
[indent] Будущее - не эфемерное нечто. Не то, чью форму никто неспособен разглядеть. Будущее всегда здесь - в настоящем. Оно - в лицах тех, кто прибыл в этот день сюда. В эту аудиторию. На эту лекцию. На встречу с человеком, чьи работы вряд ли читал кто-то из присутствующих. Разве что профессора, с которыми когда-то удалось поработать и Джен. Будущее сидело перед ней в полутьме, внимательными взорами приковав себя к Флеминг. Будущее скрипнуло дверью и эхом шагов прошло вперед - к свободной парте. Все это было здесь и сейчас. Все это продолжалось два академических часа. А потом свет зажегся. Экран пополз вверх. Голоса наполнили аудиторию. Шепот. Гул. Десятки переговаривающихся студентов. Десятки тех, кто топтался возле кафедры, с которой вещала Джен. Она на фоне почти что ровесников, выглядела все же как-то иначе. Может быть, черная строгость дорого костюма, значок на металлической цепочке и кобура с пистолетом на поясе делали свое дело. Или может быть взгляд. Манера держать себя. Слишком четкая. Выверенная. Она была вечным жителем морга, который все же цену знал себе слишком хорошо. Во всяком случае профессиональную.
[indent] Джен на студентов смотрела цепко излишне. Глазами незаметно-быстро проходилась по из фигурам с самой головы и до самых ног. Цвет лица. Размер зрачков. Морщинка волнения на переносице. Мутный от недосыпа взгляд и искусанные ногти. Она видела все это будто бы являлась живым сканером. Видела, но не давала никому возможности заметить свою профессиональную деформацию. Потому что знала: подобного внимания люди не терпят.
[indent] Металическая визитница с глухим щелчком закрылась в ее пальцах, когда к кафедре подошел еще один - последний - вопрошающий. Он был высок. Выше Джен, которая стояла на возвышенности. И наверное был бы выше нее, ступи назад - прочь с подиума. Он явно был излишне нервным, запинаясь в словах. Но Джен слушала. Джен следила спокойно. Джен собирала в папку бумаги.
[indent] - Мир жесток, да? - Она застыла, остановила на парне взгляд, отмечая про себя суетливость чужих движений. - Видела ты опоздал на лекцию. Как твое имя? Обещаю, это останется между нами.
[indent] Она ему улыбнулась. Так, как ее учили застенками собственного дома. Вежливо. Доброжелательно. Тепло. Она улыбнулась и стянула с трибуны папку, в которой лежал материал для лекции. Она обогнула препятствие, становясь рядом со студентом. Он выглядел немного небрежно, расхлестано - совсем не так, как выглядят будущие врачи. Те будто бы вылизанные. Вечно собранные. Смотрят прямо и уверено. Выдержано будто бы заранее. Они взгляд отводят редко. Они могут быть хоть миллион раз уставшими, но всегда - всегда - выглядят готовыми ринуться в бой за чужую жизнь. Стоящий перед ней был... иным. Его взгляд был сильным, но и сомнения в них были заметны. И там было что-то еще, чего Джен никак не могла уловить.
[indent] - Ты ведь не с медицинского, верно? - Руки у парня подрагивали. С таким точно не в хирурги идти. Джен опустила ладонь ему на спину, чуть ниже плеча, рукой с папкой указывая на ряды стульев со складывающейся в бок доской для письма. Верила ли Флеминг тому, что говорит этот человек? Вопрос открытый. Делать выводы на скорую руку - самая опасная вещь, которая только существует. Но все же внутри нее отзывается что-то неясное. Непонятное. Неоформленное. Оно заставляет хмурится.
[indent] - Тебя волнует природа убийства? - Джен присаживается напротив. Она расслаблена. - Или происходящая «хрень»? Или все же твой друг? Что больше всего тебя тревожит?
[indent] Человек перед ней - тревожен. Это заметно. Его будто бы поставили на тонкий канат, оставив балансировать на нем без страховки. Человек перед ней - в смятении. Он не знает, как поступать. Не знает, как подступиться. Потому его слова и наверняка мысли тоже - топчутся на одном месте, одновременно захватывая руками и иные территории своего беспокойства. Чем все это вызвано - Джен не знает. Но поведение напротив нее в своей изменчивости - настораживает. Но все же Джен к нему участлива. Почти что ласкова. Заглядывает в лицо - в глаза - мягко. Все это - маска. Все это - защита. Все это - инструмент, который поможет добраться до истины. Ведь сейчас действительно происходит безумие. Действительно бессистемно погибают люди.
[indent] - Нам просто надо с чего-то начать.