Ноа кое-как переживает шок с того момента, когда он перестал дышать. Он кое-как собирает себя по частям, пытается примириться с осознанием того, что это сделал его родной отец. Не тот ублюдок, отец Миллса, а Утер, герой, король, объединивший страну во времена смуты, человек, при упоминании которого мать всегда тепло и немного странно улыбалась. О котором рассказывала только хорошее.
Ноа кое-как укладывает это всё в своей голове, вместе с тем пытаясь привыкнуть к тому, что с сердцем теперь не всё в в порядке. Оно сбоит, то и дело останавливается, а потом срывается в бешеный ритм. Брешет, как испуганная цепная псина, отчего по-прежнему бросает то в жар, то в холод, и отчего по-прежнему слишком сложно дышать.
Сердцебиение теперь одно, теперь это ощущается противоестественным и недостаточным, и Ноа кажется, что это это не связь с Виром мучительно расползается по швам, разрушаясь окончательно, а его сердце рвёт судорогами в агонии, и всё это приведёт к о одному, только одному исходу.
"Что ты наделал, отец?"
К вечеру его немного отпускает. Знобит уже меньше, хотя и не сильно, сердце отплясывает чечётку в разы тише, а мысли греет осознание - скоро он будет дома. Скоро он увидит Вира. Вир говорил, связь одна и навсегда, а разрыв связи рано или поздно означает смерть для Ланнан ши. Но ведь у ни будет не так, верно? Они смогут возобновить её, думает Ноа, они смогут снова обменяться кровью, прислушаться к сердцу друг друга, снова стать одним целым. Смогут. Главное придумать, как защитить её от Дэймона, потому что Ноа решительно не хочет переживать второй подобный опыт, а у его отца, если он снова сделает что-то подобное, есть шансы и вовсе его не пережить.
Переступив порог его дома, их дома, их убежища, где снова висят тяжелые непроницаемые для света шторы, где в вазах расставлены свежие цветы, много зелени и фактур - накидки на креслах и диване в виде шкур, тёплые ковры на полу, где на подсвечниках подрагивают огоньки... Ноа вдруг понимает, что это больше уютное гнёздышко, нет, здесь будто прошел ураган. Повсюду битое стекло, точнее зеркала, горячо любимые Виром зеркала, которые они покупали тоже вместе - высокие и маленькие, прямоугольные, круглые, в золотых рамах и без рам.. С пола на Ноа глядят осколки его собственного лица, осколки перекошенного лица Вира, и это, кажется, отличная метафора для того, что случилось с их связью.
- Я тоже так думал, - сникает Ноа, вдруг чувствуя себя виноватым за всё это, за битое стекло на полу, за бешеную тахикардию и за то, что Вир больше этого не слышит, нет, а может и не услышит никогда.
Думать об этом страшно. Ноа снимает пиджак, складывает его на вешалку, засовывает ту в шкаф, действуя педантично механичеки, по привычке: костюмы там отсортированы по цветам и Ноа на добрых десять минут зависает, отыскивая место для того, который надет на нём сегодня.
Ноа очень хочется сейчас выпить, даже нет, не так, упиться до чёртиков, чтобы не думать, не представлять, как он разбивает голову Утера, например. Он злится на этого человека весь день, он сердится на мать, потому что та не предупредила; он смотрит на Вира и пытается понять, что дальше? Что произошедшее означает для него? Захочет ли он оставаться здесь, сможет ли на него смотреть?
- Иди сюда, - тихо вздыхает Ноа, приближается к своему мужу и привлекает к себе.
Он зарывается ладонью в тёмные кудри и прижимается губами к виску.
Он хочет хотя бы почувствовать прикосновением эту мерную, тихую пульсацию.
А лучше поскорее снова услышать заветное: тук, тук, тук.
Но на месте, где оно было прежде, по-прежнему зияющая рана и пустота.
Отредактировано Noah Mills (2021-03-20 19:00:06)