Update is coming soon... ]
Легенды Камелота |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Легенды Камелота » Сыгранные эпизоды » [17.11.2020] dance in the dark
17 ноября, вечер, Лондон
Френсис Белл, Тимоти Хейл
У Фрэна первые деньки практики на новом месте, и один из запросов кажется ему очень подозрительным. Конечно же, он решает проверить всё самостоятельно, и оказывается прав. Там они и встречаются с Тимом: один для того, чтобы спасти, а второй - чтобы наблюдать за происходящим сквозь объектив камеры.
Что-то в этом запросе, поступившем на компьютер исследовательского отдела цепляет Фрэна так, что он никак не может оторваться и не может позволить себе упустить возможность исследовать почти мертвое существо. Нужно спасать, конечно же его нужно спасать - так он думает, пока собирается, кидая в сумку бинты, кроветворное и септики. Он знает, что приедет к трупу, скорей всего и это его возможность исследовать почти живое тело, попытаться вернуть ему душу, попытаться вернуть ему жизнь.
Он знает что действует тайком и все это неправильно. Он участвует в программе правительства, ему нужно поступать сообразно законам, ему нужно делать так, чтобы все происходящее было последовательно и улучшило его собственную карму. Он должен получить высокие оценки и пройти дальше, он должен улучшить жизнь людей.
От всех этих внутренних должен-должен-должен он тихо сходит с ума. Пытаясь не кричать и пытаясь не суетится Фрэн сбегает тихо из офиса, удалив сообщение о вызове помощи. Так где он будет пытаться спасать жизнь - ему зрители не нужны. Некромантия занятие, от которого его самого мутит и он нестерпимо хочет сделать так, чтобы никогда никто не узнал что он даже пытается.
У него дрожат руки, когда он едет до места, это старый дом, постройка, наверное, старше его самого. Он мысленно смеется, вспоминая, что его прошлая жизнь тоже полна неудач и тоже давно уже кончилась, так что может постройка и не так стара. Дом монументальный, мрачный и темный, как и вся улица. Как будто он попал в Европу в самые темные времена, про сжигание ведьм и докторов, которые убивали. Он вздыхает, пытаясь понять куда двигаться дальше.
В одном из окон есть неверный огонек, как будто кто-то светит фонариком или это вспышки. Он не знает что именно там, но направляется в подъезд и взбегает по лестнице вверх, чтобы добраться до квартиры. Сумка больно стучит по ногам и Фрэн наклоняется, упираясь руками в колени, чтобы отдышаться. Ладно, он справится, у него все хорошо. Он здесь чтобы делать свою работу.
- Привет. Я пришел помочь… - Он кричит в квартиру, в которой дверь раскрыта так, как будто ее выломали. Что-то было тут, что-то страшное, он сам содрогается от этой мысли и двигается вперед, пытаясь найти пострадавшего.
Следов борьбы много, так много, что кажется тут прошел ураган. Стены разрисованы фресками, явно виднеется рука мастера, может быть этот человек ранее был художником? Может быть кем-то еще? Может быть будет хорошо, может быть он спасет эту душу? Может быть на этот раз мир на его стороне? И магия, главное что у него есть магия не так ли?
Он подвешивает над головой огонек, который греет и горит, создавая небольшой круг света. Фрэн осматривается, одна комната за другой, как будто в музее, красиво и жутко, но жертвы все еще нет. Наконец в одной из комнат он находит его, молодой паренек, почти серы от потери крови, почти мертвый от усилий удержаться на этом свете.
Фрэн бросается к нему, не замечая ничего остального и вздыхает.
- Я здесь, здесь. Я могу вам помочь. - Он начинает идентифицировать раны и строить план спасения, когда за спиной что-то падает, он вздрагивает просыпая чуть-чуть септика мимо рук и ран и резко оборачивается.
Так резко что болит шея.
Он сначала ничего не видит из-за темени в глазах, а потом снова эта вспышка света и он моргает, смаргивая слезы.
- Что? Тим? - Вот и встретились.
Сердце делает удар и замирает в ужасе.
В отличие от Фрэна, Тим больше никому и ничего не должен. Он пускает на самотёк отношения с семьей, с матерью, с отцом, который, кажется, собирается расплатиться с ним за произошедшее. Тим не следует ничьим советам, он не идёт кланяться перед отцом с повинной, но и не собирается планировать его убийство пока что, он не доверяет матери, но и не открещивается от связи с ней. Он не заключает союзы ни с кем, медленно налаживая контакты, которые в дальнейшем могут стать крайне полезными ниточками для него.
Но пока что Тим живёт почти в вакууме. Фрэн ушел, и на этом месте остаётся зияющая, ноющая пустота, которую он не собирается восполнять ничем, напротив, скорее черпает из этого энергию. Фрэн ушел по собственной воле, потому что Тим оказался для него слишком рисковым, слишком непостоянным. Когда-то Тим научится жить с осознанием, что он крайне своеобразный человек, выдержать которого в состоянии далеко не каждый. Но осознать не значит принимать, и он по-прежнему глухо и отчаянно злится на своё одиночество, на то, что рядом никого нет и не предвидится. Что с ним не случается то самое волшебное чарующее, что с остальными из сказок об артуриане - у короля были соратники, у рыцарей были друзья, с которыми они, разлучаясь, плакали навзрыд. Тим был там и знает, что это действительно правда - сэр Ланселот был готов погибнуть, или порубить своих же товарищей ради любви, Гвен же тоже рисковала для него всем. Оркнейские братья стояли особняком, и Мордред, принадлежа к их когорте лишь по праву воспитания, тоже не чувствовал среди них себя своим. Где же оно, вот это магическое, своё место? То, что было у каждого из сказок про них. Мордред о себе почерпнул лишь то, что он был завистлив и болтался, как некая субстанция в проруби. Сомнительное достоинство, но должны же быть в саге и злодеи, верно?..
Получив очередную весточку из даркнета, Тим вовсе не спешит кому-либо о ней говорить. Тем более, он находится в кофейне в парочке кварталов от происшествия, и ему достаточно захлопнуть ноутбук, проверить рюкзак на наличие фототехники, и умчаться из кафе, расплатившись. Кофе он допивает уже на ходу, щурясь и пытаясь настроить фотоаппарат под вечернее время суток так, чтобы кадры были не слишком зашумленными. Он использует переполненный автомобилями светофор и вынужденную паузу на нём, чтобы заменить объектив на тридцати пяти миллиметровый и кое-как нашлёпнуть сверху вспышку.
Хвала богам, та заряжена. Лучшего сочетания для подобных случаев у него нет и не будет.
Ещё один квартал, замызганный переулок (не верится, что они в Лондоне, не так ли?..), подъезд, лестница, помещение, ароматы которого уже позволяют понять - сообщение не было уткой, в отличие от доброй половины остальных.
Тим не смотрит на происходящее сам. Его новые глаза - линза фотоаппарата и освещение встроенной вспышки, лишь изредка он проверяет качество получающихся кадров. Он запечатлевает всё, кажется, всё, что он сейчас слышит, кроме запаха крови и изредка прорывающихся чьих-то всхлипов - щелчки затвора, больше ничего ему не интересно, и он медленно продвигается по помещению, идя на эти всхлипы, потому что они не в первый раз приводят его к сенсации и к исключительным кадрам.
Взору Тима наконец-то предстаёт потрясающее зрелище - паренёк, распластанный на полу, разделанный на совесть. Мясником, диким животным? У него что-то забрали из внутренностей? Будь у Тима время, он обязательно бы сделал подробные фото и позже проанализировал их, но пока что вспышка выхватывает из темноты совершенно неожиданное и живое человеческое лицо.
Пожалуй, слишком подвижное.
Фрэн.
- Какого чёрта ты здесь делаешь?..
Тим глотает глупые вопросы вроде "ты жертва?", "ты пострадавший?" - он же видит, что нет. Он же видит, что совершенно невредимый Фрэн склонился над еле живым пареньком и пытается привести того в чувство.
Тим вздыхает.
Фрэн, его дорогой мальчик, его целитель. Который ушел, потому что не смог смириться с тем, как Тим добровольно подвергает себя риску. И вот Тим, здоровый, невредимый, здесь, а Фрэн теряет рассудок уже над другим пацаном, который вот-вот отдаст богам душу.
Впрочем, о каких богах может идти речь. Вряд ли этот парень кому-то молился.
- Поздно уже.
Тим мягко усмехается, подходит ближе, позволяя фотоаппарату провиснуть на ремне на шее, и протягивает руку вперёд.
В немом восхищении касаясь серебристого марева над телом.
Пока не дух, нет.
Пока.
- Он уже отходит. Я вижу как отслаивается его дух от тела, потому что.. повреждения слишком обширны.
И это похоже на жемчужный переливчатый песок, который просыпается гладкими камешками меж пальцами, холодя кожу.
В его перезвоне почти можно услышать голос..
В этом столько красоты и трепета.
- Ты так не хочешь его отпускать.
Он вздрагивает от собственного имени, произнесенного в тишине другим человеком. Фрэн сам не знает что он тут делает, точнее знает, но сказать это вслух у него не получается. Он не видит Тима несколько недель не так ли? Они больше не пересекаются в этом мире, они больше не пара, они больше не смеются над шутками друг друга и не пытаются держаться за руки.
Он не должен ничего говорить, он не должен ничего объяснять И то, что он все еще продолжает работать над проектом, который ранее хотел посвятить Тиму, он все еще пытается найти лекарство от всего, даже если это будет стоить ему так дорого, что он не сразу сможет заплатить. Фрэн вздыхает и сжимает дрожащие руки в кулаки, он устал, он очень-очень устал и что-то тянет внутри. Какая-то тонкая нить звенит в груди, сдается, раз за разом обрывается, та самая нить, которая связывает его и этого странного паренька, который не умеет жить, не умеет верить, не умеет слушать и слышать.
И Фрэн тоже ничего из этого не умеет, не правда ли смешно?
- Не поздно. Нет. - Он возвращается к телу, которое конвульсивно содрогается в последних судорогах и вздыхает, у него еще есть время, он еще может лечить, он еще должен попробовать что-то изменить, что-то сделать.
Фрэн накладывает руки, зная что чтобы он не сделал, все может пройти наперекосяк, он тянется к собственной магии, вкладывая ее в тело под руками. Он тянется к магии рядом, к жизни рядом, пытаясь подцепить ее, пытаясь положить ее на алтарь этого исцеления.
Он истощает сам себя, он сжирает свои последние силы, он невыносимо медленно стягивает чужие раны, забивая на то, что сам еле дышит. Он видит темноту перед глазами, он видит яркие белые круги, которые горят перед глазами, которые невыносимо сжимаются, раз за разом превращая его мир в ненужный осколок. Он тянется во вне, пытаясь поглотить что-то, пытаясь подсоединиться к чему-то поблизости. Целитель, который зашел слишком далеко в своем желании.
- Я здесь не для того чтобы кого-то хоронить, не в этот раз. Не сегодня. - Он белый от напряжения, он вычерпывает из себя последнее, он знает что еще чуть-чуть и будет умирать уже сам, он знает, но не хочет отпускать, не хочет отступать. Просто нет! Не сегодня.
Костлявая может подождать, она может прийти в другой раз, она может сделать что-то невероятное, она может выпустить душу, в которую вцепилась. Фрэн задыхается от напряжения, он дрожит, он почти плачет от боли за героя не его сказки, за то, что он снова и снова один, за то, что он предает самое ценное сейчас, окунаясь в некромантию. Он задыхается, он плачет, он не отпускает.
- Давай, борись, тебе есть за что бороться не так ли? Ты можешь! - Он шипит эти слова телу, он не смотрит на Тима, он не видит крови, все плывет и его голова тоже плывет, кружится, ускользает сознание, речь, тень и свет.
Все становится зыбким там, куда он ступает. Мир больше не полон красок и звуков, мир где-то по ту сторону, где-то за серой пеленой, где-то скомканный, сложенный и напечатанный на оборотной стороне. Фрэн не знает что он сделал, не знает что он делает, он просто смотрит на себя со стороны, он видит нити силы, распластанные вокруг, тонкие, кривые и прямые, упрямые, нити силы, который привзаны к растениям в углу, он тянется к ним. Он подхватывает одну из них и сжимает ее в руках. Становится чуть теплее, чуть легче, чуть проще, силы чуть-чуть прибавляются и он улыбается, вбрасывая их в тело под своими руками.
- Давай же.
В хрустально-звонком перезвоне чужой смерти, точнее, самого процесса умирания, перехода из одного состояния в другое, действительно можно было услышать голос.
Тим крепко жмурил веки, тянулся магией - к духу, что отходил от тела долго, мучительно, как бывает при подобной насильственной смерти, при которой после нанесения несовместимых с жизнью увечий тело оставляют умирать... Тянулся и слушал. В этом был особый ритм и мелодия, но они были кошмарны по своей сути.
Это была агония.
Медленное угасание, попытка духа высвободиться от тела, которое больше непригодно для жизни.
И, с одной стороны, Тим бы мог это понять и принять, смириться, просто отойти в сторону, позволяя естественным процессам взять своё. Происходящее ничем не отличается от пересыхания русла реки, например. Жизнь меняет свою форму, переходит из одной плоскости в другую.. Тим не единожды видел агонию собственными глазами что в прошлой, что в настоящей жизни, он почти изучил, почти приручил её этапы и почти лишился пиетета по отношению к госпоже смерти.
Но сегодня всё идёт по-другому.
Сегодня здесь Фрэн, по которому Тим нетривиально соскучился, которого хочет обнять, которому хочет сказать, что эти месяцы без него были пустыми и холодными, очень.
Тим молчит, оба они молчат, потому что Фрэну, пожалуй, не до него. Он занят делом всей своей жизни, он собирается прогнать костлявую, выдрать из её рук того, кто к ней, казалось бы, так охотно идёт сам.
И Тим не мешал бы, наверное.
Ему не стоило бы вмешиваться, не стоило бы сейчас испытывать прилив болезненной ревности, не стоило бы злиться на то, что Фрэн хорошо выглядит.
Что, оказывается, спасение - дело всей его жизни, и ему просто нужно кого-нибудь спасать, а Тим просто оказался рядом.
Переосмыслит всё это он сильно позже, а пока, ведомый жгучей ревностью, почти ненавистью к мальчишке, над которым склонился Фрэн, над жизнью которого он так отчаянно трясётся... Тим решает ему помочь. Нет, не мальчишке вовсе. Фрэну.
Тим позволяет фотоаппарату просто висеть на груди на ремне, и подходит ближе, вплотную к телу, которое можно назвать живым условно. Он тянется руками к серебристому мареву прямо перед ним, что почти оторвалось от тела, цепляет его липкими пальцами, и удерживает на месте, не позволяя уплыть выше, дальше.
Не позволяя разорвать связь с телом.
Тиму и прежде доводилось делать подобное. После он говорил с духом, и да, он знает: будучи слитым с телом, что испытывает такие мучения, дух тоже сходит с ума от боли.
Парню сейчас несладко, очень. Он и до этого захлёбывался собственной кровью, но сейчас ему ещё хуже.
Тим вздыхает и заталкивает его обратно, грубо одёргивая, оправляя, скрепляя ослабшие и разорванные местами путы меж духом и принадлежавшим ему ранее телом.
Так-то лучше.
Надёжнее.
- Я его держу, - кривит губы в усмешке Тим, кому он сейчас чёрт возьми делает услугу?.. - Ну же, давай. Немного больше сил. О боги. Кажется, у тебя получается. Ещё немного...
Тим касается рукой запястья Фрэна в осторожном жесте, который, пожалуй, выражает поддержку. Насколько у него вообще есть право вмешиваться в дела этого человека.
Парень в крови по-прежнему дышит, и у него даже бьётся сердце - процессы, искусственно запущенные магией излишне упрямого целителя, но.. когда у него была клиническая смерть? Минуту назад? Пять? Что было после неё?..
Тим продолжает действовать.
Наспех, местами небрежно, но накрепко, Тим скрепляет связь духа и тела. Словно штопает прохудившуюся заплатку. Он знает, что поздно, и что некоторые процессы необратимы.
И Фрэн знает.
Но никто из них не останавливается.
Фрэн до боли кусает губы и почти стонет от напряжения, которое прокатывается по его телу. Боже что он творит? Кернунн убил бы его. Друиды убили бы его. Он сам убил бы себя, но он все еще тянется и тянется к тому, что невозможно, что невыносимо, что болезненно, что без необходимости убивает его раз за разом.
Он знает что проигрывает, силы исчезают, магия истончается, а он все еще не видит дыхание на посиневших губах, не видит движения грудной клетки, и раны затягиваются так мучительно медленно, так невыносимо медленно, он почти кричит от разочарования.
Он почти может видеть, как нить обрывается. Марионетка переходит во владение костлявой дамы с самым нетривиальным правилом - больше никогда. Фрэн ненавидит это, ненавидит свою неспособность собраться, сделать как должно, выправить эту несправедливость. Он ненавидит мертвых.
Мертвая мать. Мертвые друзья. Мертвый Тим.
Он сглатывает горькую слюну, которая подозрительно отдает медью, может быть прокусил? Может быть идет кровотечение? Может быть у него уже кончаются силы на дыхание? Может быть стоит остановиться?
Фрэн настолько увлекается происходящим, настолько погружается в связи тела, мышцы, кровь, заставляя их раз за разом двигаться, кипеть, сходить с ума, выправлять то, что происходит с человеком под руками, что от голоса Тима вздрагивает, выплывая из дурмана собственных мыслей, отчаяния.
- Я пытаюсь.
Он хрипит, так больно дышать, больно моргать, больно быть живым. Он добавляет еще сил, переходит от растения к растению, выкачивая их, тянется раз за разом к новым, раз за разом зовет их, подвязывает, выкачивает, отдает. Он не знает как будет жить с этим, он не знает как будет исправлять себя, он не знает даже зачем ему это все.
Фрэн оседает на пол без сил убирая руки.
Грудь парня поднимается и опускается, тело живет, дышит, двигается, еле подрагивают пальцы, глаза открываются. Фрэн готов кричать от радости - “Получилось”, но вместо этого он шатается, голова плывет, хочется, отчаянно хочется, чтобы все это завершилось.
Чтобы все закончилось.
Чтобы дальше было проще. Но сил нет. Вдох-выдох, которые он делает, требуют таких усилий, что на разговор его просто не остается. Он медленно моргает, разглядывая собственное творение, которое чувствует, которое под руками, которое невыносимо на самом деле. Которое нужно заставлять двигаться.
В нем разрастается отчаяние, черная дыра, которая поглощает все светлое и ясное, что есть в его разуме. Ему хочется плакать от бессилия, от предательства, от того что он сотворил тут. Ему хочется отчаянно биться в истерике, искать выход, но он может только дышать. Вдох-выдох, шаг за шагом.
- Это не то, не так ли? - Он не может встать, не может смотреть на Тима, он смотрит на человека перед собой, который моргает, дышит, двигает рукой, но ничего не делает больше.
Ничего не сделает больше сам.
У Фрэна перехватывает горло от ужаса.
Ещё немного сил - это уже слишком много для парня, который отчаянно пытается умереть. Впрочем, он ведь и умер, они оба это чувствуют, всякий намёк на искру, что есть у любого человека, покинул эту оболочку, и только дух клубится вокруг, мечется, наблюдая за происходящим уже из другого измерения, если наблюдая вообще.
Тим тихо вздыхает, удерживая духа на месте. Он сам на все сто не уверен в том, что он делает, а, главное, чёрт возьми, зачем? Паника в голосе Фрэна, в его движениях и жестикуляции настолько явственна, что Тим как никогда прежде ощущает, что именно он подтолкнул его к пропасти, именно он заставил его переступить через черту.
Впрочем, он не заставлял и не принуждал его, верно? Тихий вздох Тима давно растворился в воздухе, и тот ведёт руками, управляя духом, движения и действия, доведённые до автоматизма. Он уже прежде неоднократно привязывал духов к каким-либо предметам, чтобы иметь возможность призвать их как можно скорее, и, если подумать, мёртвое человеческое тело тоже было просто предметом, только тут требовались другого рода узы.
До сих пор задаваясь вопросом, есть ли у духов анатомия, Тим всё ещё предпочитает ответ "нет", скорее это сгусток осмысленной, одухотворённой энергии, неразрывный (на самом деле, спорное утверждение) и самобытный.
- Ну почему же... Если поддерживать его жизнедеятельность должным образом, - Тим хмыкает, снова погружаясь в работу.
Всё, что он делает сейчас - цепляет якори к духу, фактически привязывая его к трупу, сплетая заново разорванную прежде связь, вот только вместо идеального слияния получаются грубые стежки, да и тех несколько, ну сколько, шесть, десять? Двенадцать? У живых связь прочерчена плотной, неразрывной линией...
Тим морщится, когда дух, очнувшись, не осознав, что с ним происходит - он ведь всё ещё проживает разрыв контакта с физической оболочкой - начинает кричать от боли.
Фрэну неслышен этот крик, а Тим бы хотел, чтобы тот его послушал, чтобы навсегда отбил желание спасать людей подобным образом.
Зачем он ему помогает? Чтобы проучить, отомстить за то, что он так долго чувствовал себя брошенным? Чёрта с два. Тим просто ревнует, зверски ревнует, что этот парень оказался для Фрэна важнее. Дело всей его жизни (подумаешь, пустяк) оказалось важнее. Несовместимо с образом жизни Тима, не так ли. Тиму хочется горько рассмеяться, потому что у Фрэна оказывается достаточно сил, чтобы грудь паренька вздымалась, даже сердце, кажется, качает кровь, исправный рабочий механизм, не так ли.
Разве что, работает вхолостую.
- Дух сейчас привязан к телу и не может отойти.
Тим тихо бормочет, прикасаясь к лбу парня, и склоняясь над ним пониже. Ещё чуть чуть, потуже затянуть узелки, и...
Получилось. Тим отстраняется, шумно выдыхая, и вытирает тыльной стороной ладони пот со лба.
Труп начинает шевелиться, вздрагивает кончиками пальцев, выгибает в судороге спину и опадает обратно на пол.
А затем разевает рот широко, несомненно до боли и рвущихся уголков губ, в беззвучном крике.
- Для того, чтобы он получил контроль над голосовыми связками и лёгкими тела, надо ещё поработать... Но в общем вот так. Ты этого хотел, верно?
Чтобы парень не получил своё избавление.
- Гордишься результатом? Это прорыв, не так ли.
В усмешке на лице Тима одновременно - и горечь, и яд. Выиграть торги у Смерти всё ещё невозможно.
И, пожалуй, это хорошо.
Должно же хоть что-то в их мире оставаться незыблемым, верно?
А за то, что они только что сделали, раньше сжигали на кострах.
Фрэн дрожит, потому что ему больно, потому что у него нет сил, потому что он сделал что-то страшное. Он сделал что-то жуткое, что-то чего не ожидал от себя. Он почти хочет плакать от ужаса, почти хочет сломаться и позволить это себе, на одно мгновение, в один момент. Он хочет чтобы все кончилось, он хочет чтобы все прекратилось, чтобы силы оставались на крик, на хрипы, на движение, но вместо этого, он просто смотрит перед собой.
Он никогда не хотел быть некромантом, он не хочет оживлять тела, он не хотел такой победы. Для него - это поражение, полный провал, конец всего, чему он учился, что он мог использовать, что он мог сказать. Для него это полный кошмар.
Он закрывает глаза, которые поразительно сухи для внутренней истерики и пытается дышать, пытается не думать, пытается остановить собственный мозг. Что он наделал? Что это значит? О чем все это? Что будет теперь, когда они больше не дышат, не живут, не функционируют? Почему? Почему он это сделал? Что толкнуло его за грань? Что позволило ему думать, что этот ход правильный?
Он смотрит на тело перед собой, безжизненное, с мутными мертвыми глазами, с душой, которая будет страдать, со смертью в руках. Он смотрит и кусает губы. Он не знает почему сделал это, не знает почему плачет, не знает почему его трясет, почему вдох дается с таким трудом, как будто кислорода вокруг все меньше и меньше? Почему-почему-почему?
- Если поддержать. - Фрэн хрипит и пытается сглотнуть, но во рту так сухо и сил так мало. - Если поддержать жизнь.
Он смеется, вот теперь он смеется. От смеха содрогается все тело, ему больно дышать, ему больно смеяться, он обхватывает грудь руками и смеется, пытаясь глотать воздух, выдыхать его, пытаясь успокоиться. Смех хрипит, гулкий, шаткий, сложный. Смех бьется по голове, в голове, в сомнительных начинаниях. Он слишком устал, чтобы охватить все это разом.
Слишком устал.
- Да пошел ты, пошел ты к черту Тим, ты и твои придирки, издевки, боль, что там еще? Злишься? Злись в уголке, иди, ты же этого хотел не так ли? Одиночество и чтобы я отвалил, я сделал. Достижение века. Иди нахрен. - Фрэна трясет от напряжения, от истерики, ужаса, от того, что они натворили, что они сделали, что Тим разрешил ему сделать.
Ему больно и он хочет кричать, только голос снижается, больше нет высоких тонов, больше нет ничего. Темнота вокруг него становится только плотнее, как будто ей тут место, он отталкивает внутренний ужас и поднимается на шатких ногах. Поднимается, чтобы ухватится за неустойчивый стул под рукой.
- Отпусти.
Он смотрит на Тима вызывающе. Пусть он сделает то, что должен, пусть отпустит духа, пусть прекратит мучения, пусть все закончится. Фрэн хочет чтобы все закончилось, чтобы все прекратилось, чтобы они исчезли.
Он хочет чтобы все оставалось вне его линии жизни.
Жизни?
- Отпусти его, пусть умирает, пусть идет. Давай же, Тим, отпусти! - Он кричит, вот теперь он кричит, когда сил нет ни на что кроме крик.
Фрэн глушит себя руками, зажимает рот, сдерживает слезы. Чертовски страшно до сих пор. Чертовски глупо все это.
- Ты сам захотел уйти, кто я, чтобы ломать тебе жизнь своим присутствием и своими решениями относительно себя же, не так ли? Захотел и ушел.
Тим зло шипит, по-прежнему удерживая духа на месте, хотя тот, кажется, бьётся в состоянии близком к конвульсиях агонии, только что переживший мучительную смерть, шокированный, и привязанный насильно к телу, которое больше ему не принадлежит. Осторожность, с которой Тим удерживает его, почти издевательская, и полностью соответствует его принципам: мало кому в жизни и даже после неё дозволено решать, где находиться и что делать. Так его воспитали, вырастили, именно это в нём культивировали: он один из пендрагонов и он обязан принимать участие в придворных интригах, а иногда и в придворной резне.
Наверное, для Тима до сих пор ничего особо не изменилось.
И порой, делая больно другим, он чувствует почти эйфорическое облегчение.
- Как скажешь, - жмёт плечами Тим.
И отпускает.
Дёргает за ниточки, распуская узлы, неохотно, но возвращая пленённому духу свободу. Где-то на плечах вьётся Пико, настороженный, переполошенный близостью чужака, и Тим беззвучно шепчет ему слова успокоения. Он прикрывает глаза, распутывая сплетенные им же сети, разрывая наспех созданную связь с уже мёртвым телом. Что же.. жаль, что этот опыт они не окончили. Тиму всегда было интересно, насколько можно оживить подобным образом человека. Быть может, если приложить достаточно усилий, связь духа с телом окрепнет, превратив безвольного голема в настоящего человека?..
Тим усмехается своим мыслям. Хорошо, что они уже не в пятом веке. Его действительно бы сожгли.
Он хмыкает, мысленно поправляя себя - не его. Их.
Фрэн ведь тоже переступил черту.
Тело обмякает. Лицо расслабляется, зрачки наконец-то перестают вращаться, снова безжизненно глядя прямо перед собой - вверх. Может, у этого парня и мог бы быть шанс, но не с ними, не с этими двумя горе-спасателями.
- Прости, чувак, сегодня не твой день, - выдыхает Тим и удерживается от того, чтобы прикрыть его глаза.
Ничего, чёрт возьми, не трогать голыми руками - привычка, выработанная работой ещё несколько лет назад.
- Полно орать, всё закончилось.
Тим провожает взглядом серебристое марево, рассыпающееся на песчинки, да и те тают, оседая на пол. Дух поспешно покидает место, где ему было так больно. В следующий раз его приручить будет в разы сложнее, но и Тим не будет пытаться это делать.
- Всё закончилось, он ушел.
Снова свободный от оков смертного тела.
Тим почти завидует ему сейчас.
Он пытается вспомнить хоть что-то из собственной потусторонней жизни, но не может. Сколько бы не копался в памяти, он не помнит ничего. Собственные всхлипы, хлюпанье крови во время неровного дыхания, и темноту, что укрыла его бархатным покрывалом.
Невольно вспоминая состояние духа после смерти и его агонию, Тим думает, это к лучшему. Лучше не помнить, ничего, ни черта не помнить.
- Он свободен и, если повезёт, крепко уснёт. Ну же. Ты сделал всё, что мог, для него.
Тим притягивает Фрэна к себе, подставляя плечо, предлагая свои прохладные объятия в качестве утешения. До чёртиков глупо думать, что они ему сейчас нужны. И так же до чёртиков приятно, прикрыв глаза, уткнуться носом в чужой висок, едва слышно втягивая носом запах волос, и осторожно, вкрадчиво зарываясь пальцами в чёрный шелк на чужом затылке. Тим снова за своё, снова ворует ласку и тепло у того, кто бы ни за что не отдал их добровольно. Не ему. Не после всего.
- И даже больше. Не подскажешь, что ты вообще здесь делаешь?.. - Тим вопросительно заглядывает в глаза своего бывшего.
Именно так, чёрт возьми - бывшего. Сделавшего выбор не в его пользу. Почему-то это ощущение всё ещё нестерпимо болит.
Фрэн смотрит на Тима так, как будто он начал второй апокалипсис или убил котенка на его глазах и пытается понять что произошло на самом деле? Ему хочется крушить все вокруг и если бы его магия была чем-то иным, чем-то доступным для разрушения, чем-то что может быть разрушительной силой, он бы разнес тут все в щепки и похоронил себя в них. Он почти может дышать, все еще судорожно, все еще тяжело, все еще с одышкой. У него не хватает сил на то, чтобы оставаться на ногах, но он упрямо цепляется за мир под ногами, за стул под рукой, за картинку перед глазами - отказываясь падать в обморок.
- Захотел?! - Фрэн почти хрипит от бешенства. - Сам захотел уйти? А кто послал меня к черту с моей заботой о тебе? Кто решил, что умирать в одиночестве весело? Кто отстранился? Кто ушел первым?
Вопросы сыпятся как из рога изобилия. Это не то место, где они должны собирать свои впечатления, это не то место, где нужно устраивать разборки, где нужно начать разговаривать. Это не тот момент, когда они должны участвовать в происходящем, это не тот случай, когда у них найдутся слова, не так ли? Фрэн покачивается, глядя на Тима, он знает что в чем-то не прав, но обида и боль так жгуться внутри, так требуют участия, так невероятно остро подтачивают его состояние. Обида и проклятая боль.
Он вздыхает.
Он не видит магии, которую творит Тим, он не работает с духами, он не слышит их речи, не видит их отчаяния. Фрэн вздыхает и переводит взгляд на труп, который еще недавно пытался спасти. Труп существа, которое пострадало, которое не должно было умирать сегодня, которое могло бы сделать мир ярче и красивей. Он смотрит на то, как конвульсии заканчиваются, как тело оседает на пол, как все проходит, как мир замирает для мертвого.
Мучения окончены. Дыхания больше нет, магия больше не заставляет легкие работать, глаза открываться, руки дергаться, марионетка мертва, Фрэн почти улыбается глядя на лицо, которое могло бы оставаться в живых, если бы у них были силы, если бы он умел быть быстрее, сильнее, мощнее. Может ему стоит начать с себя? Может быть тогда будет меньше трагедий? Может быть тогда будет проще действовать? Жить?
- Спи спокойно. - Фраза звучит глухо, потому что голос срывается, потому что он хочет рыдать от бессилия, от отчаяния, от того, как холодные его руки, как его тело сдается от оттока магии.
Он пролежит несколько дней пластом пытаясь научится заново дышать, как некроманты это выдерживают? Как у них получается? Что они делают с собой? Как остаются в живых?
Фрэн утирает слезы с глаз и покачиваясь стоит над телом, вот и все. Он больше не может ничем помочь, он больше ничего не может спасти тут. И труп заберут в отдел, будут изучать, смотреть, выискивать ответы на свои вопросы. Вот и все.
- Все еще не спас его, не так ли? - Он глотает слезы и смотрит на Тима. - Он ушел.
Ему хочется рассказать о своих поисках, о своей вечной борьбе, о своих страхах. Но это ведь больше не его Тим, не его человек, не его партнер. Фрэн сглатывает и выдыхает, это больше не его дело, что они тут делают вместе, пусть встреча кажется совершенно случайной, пусть это тело между ними - повод их обоих уничтожить, все так.
Он прижимается к Тиму и прячет свое лицо у него на плече. Да, все сложнее чем он думал, все между ними неустойчиво и печально, все слишком ужасно и одиноко. Фрэн пытается взять себя в руки, пытается не паниковать, пытается остановиться, пытается…
В итоге он просто дышит Тимом, просто стоит рядом, обнимает, пытаясь перенять его спокойствие, его силу, его уверенность в собственном выборе. У Тима получается не шататься от неустойчивости мира, у него получается выбирать себя раз за разом.
У Тима просто все получается.
- Спасаю. - Он шепчет, уткнувшись носом в чужое плечо. - Спасаю существ.
Вот что он делает. Но спасение ли это?
Вспоминая о том, как именно всё было, Тим хочет смеяться.
Хрипло и до боли в горле.
В его воспоминаниях всё было по-другому. Оттенки другие, колорит... Тембр, так сказать, озвучки.
После знаменательного призыва, который выполнил Тим в казино у дракона, призыва, который он до сих пор так хочет и так боится повторить, из психушки его вытащил именно Фрэн. Не без помощи других личностей, которым Тимоти теперь безвозвратно должен, но инициировал всю освободительную операцию именно Фрэн, именно он успокаивал Тима в дороге, ослабляя отходняк от препаратов, и именно он сказал, что дальше так не может.
Не может смотреть на его плановое и последовательное самоубийство.
- Я не посылал.
Тим отмахивается, сдёргивает плечом скользкое ощущение вины. Нет, в этом его вины нет. Он никого не прогонял и не выставлял за дверь, только не Фрэна, в самом деле. И даже в тот самый роковой день, выходя из ванной комнаты, закутавшись в домашнюю одежду и полотенца, Тим думал о том, что, быть может, его съемная квартира окажется не пустой. Быть может, Фрэн примет решение остаться здесь, и Тим будет наблюдать его улыбку весь вечер - белозубую, широкую, и неоспоримую. Если Фрэн улыбается, всё хорошо. А ещё, у него настолько яркие глаза, и выразительные, что улыбаться он может без помощи рта. Но, выйдя из ванны, Тим никого не увидел в помещении. Его квартира была снова пуста и безжизненна, и только воздух, если старательно втянуть его ноздрями, напоминал о том, что был тут кто-то кроме безумца Тима.
Вот поэтому у них не срослось, думал Тим.
Никто не виноват, но.. нашла коса на камень, не так ли. Фрэн, как целитель, просто не был готов быть рядом с человеком, который бы с лёгкостью за силу расплатился собственной жизнью. Его можно понять, безусловно, но...
Но Тим до сих пор хороший игрок и выигрывает в этот извращённый покер.
- Я всегда хотел, чтобы ты остался, но ты не хотел смотреть, как я рискую, не так ли?
Тим жмурится. Зарывается пальцами в чужие волосы. Прихватывает губами мочку уха. Затем мягко целует в шею. Всё это уже было, не так ли? В куда более уединённой обстановке, чем какой-то притон. А сейчас - снова всего лишь жалкое воровство. Тим вздыхает. Он готов заниматься таким мелочным воровством действительно долго. Он так скучал по Фрэну, фатально скучал, и просто не мог физически упустить такую возможность.
- Неа, не спас. Но с чего ты взял, что спасение от.. хм, ухода. Это спасение? Ты веришь в магию, Фрэн? - Тим щурится, сам он не хочет в неё верить, сам он так старается считать, что он кузнец своей судьбы, но есть сказители, а что хуже, есть прорицатели, которые предугадывают всё. И там уж - дёргайся или нет, а, скорее всего, сбудется. - Если веришь, то должен верить в предсказание. А, может, и в судьбу, - Тим усмехается, - в своё время мне было предсказано, что я убью отца. И как я бы не хотел отойти от этого предсказания, я всё равно пришел именно к нему. Нужно ли говорить, что я совершенно этому не рад?.. Но полно, не всё в этом мире уж так от нас не зависит. Лишь некоторые вещи словно обязаны случиться, и, возможно, это одна из них?..
Тим понижает голос. Он звучит почти что мурлыкающей кошкой. Он чувствует тепло уткнувшегося в его плечо Фрэна, чувствует намёки на влагу на плече от его глаз. Думает о том, что это не нужно, человек, точнее, то, что было человеком рядом с ними... не заслуживает этого.
И прижимает Фрэна ближе к себе.
Зарывается пальцами в волосы, пока тот всё ещё так отчаянно горюет о смерти человека, которого он пытался спасти.
- Спасать можно и по-другому, - шепчет Тим. Тихо, вкрадчиво. - До того, как они были при смерти. Собирать информацию. Предупреждать..
Именно этим он сейчас занимается. Гораздо продуктивнее, чем вытаскивать трупы с того света, не так ли? Тим никогда не скажет это Фрэну, нет. Он слишком хорошо помнит первое сентября и волну тепла, что дошла до его груди, волну спокойствия и комфорта.
Что же теперь, в виду смены природы силы, Фрэну, и, соответственно, Тиму, подобное не светит?..
Тим невольно ёжится.
Но всё ещё, крепко жмурясь, жмётся губами к чужому виску.
Сейчас они почти одного роста, и Фрэн словно специально чуть наклоняется для такой знакомой, вороватой немного ласки. А, может, он просто не в настроении? Впрочем, плевать.
Тим крепко обнимает своего бывшего, но не слишком - так ему сейчас кажется - парня, целует его снова в висок, зарывается носом в волосы.
Глаза всё ещё накрепко закрыты
А запах тот же, тот же гель для душа и дезодорант.
- Можно спасать задолго до того, как вступишь в поединок с костлявой. Не по-одному. Десятками. Сотнями.. Понимаешь?..
Тим отстраняется, смотрит в глаза Фрэна - остро, проницательно.
Его маленький и очень справедливый блиц криг начинается прямо сейчас.
Если Фрэн согласится, они пойдут в дамки, и так быстро, что...
Голова закружится.
Если таки пойдут.
Если вдруг.
Фрэн пожимает плечами, пытаясь унять колотящееся сердце. Тим все еще кажется таким близким, слишком близким к нему, слишком привычным, слишком теплым, улыбчивым, родным. Фрэн не знает как перестать переводить в голове все их взаимодействие на “извини”? Как перестать хотеть вернуть все как было, прижаться носом к чужой шее и разрешить себе закрыть глаза, чтобы вдыхать чужой запах, оставаясь на уровне земли.
Он давно провалился в какую-то бездну, из которой нет выхода, из которой нет входа. Он не знает как оказался по ту сторону своих способностей, как он позволил себе это? Почему позволил? Почему не остановился? Почему не запретил? Почему потянулся дальше, сделал шаг в бездну, провалился под лед.
Фрэн ощущает холод во всем теле, он знает что у него нет сил даже на искру. Он знает что он потратил слишком много для этого тела, слишком много для целителя, слишком много для начинающего. Он знает…
Но уже слишком поздно сожалеть об этом, не так ли…
- Вера в магию странная вещь для нас, не так ли, мы с ней рождены. - Он еле слышно вдыхает и смотрит на то, как Тим уходит, как он отстраняется.
Да, он потерял слишком многое в этом человеке, себя, свои цели, свои ценности. Он заботился слишком сильно, иногда с перебором, иногда насильно, Фрэн был не прав в своем стремлении сохранить этого человека хотя бы для себя. Он был не прав, пытаясь отстоять происходящее, пытаясь сделать так, чтобы все было по его желанию. Он хотел слишком сильно но не того, чего хотел Тим.
- Я хотел остаться. - Он кусает губы и усмехается. Он хотел оставаться, он хотел быть рядом, он хотел… впрочем, какая теперь разница, не так ли?
Он вздыхает и крепко зажмуривается, когда контакт с телом Тима исчезает, когда все исчезает, оставляя позади сомнительный вариант одиночества. Он дышит через нос на счет три, успокаиваясь, удерживая себя на ногах, прекращая свои покачивания из стороны в сторону. Он здесь, потому что он должен был быть здесь.
Он здесь, потому что иного выхода для себя не оставил.
- Но я не воин, дорогой Тим, не воин. - Он пожимает плечами. - Если бы целители могли спасать миллионами, войны заканчивались бы куда меньшими смертями не так ли? Если бы мы были политиками в большой игре, теми кто решает, может решать, но это тоже не так. Я был отшельником, Тим, в самой дальней глуши, которую смог найти.
Люди не его профиль на самом деле.
Фрэн так отчаянно скучает по теплу, по запаху сигарет, по улыбкам и тому, как глаза блестят на свету, когда он смотрит в них. Он так отчаянно скучает по их утрам, по кофе, по сомнительным выпадам друг в друга, он дрожит от того, насколько далеко они теперь стоят. Как далеко они ушли друг от друга, как стремительно разрастается эта пропасть.
- Если бы. - Он пожимает плечами, и поправляет куртку, пытаясь плотнее закутать себя и перестать дрожать от холода. - Но как видишь мы здесь и ты достаточно безумен чтобы помочь.
Фрэн качает головой. Зачем они это сделали? Зачем они пытались? Что они доказали друг другу? Что они оставили после себя?
Он не знает как уйти, молча? Крича? Все еще проклиная? Сказать скучаю слишком просто для их не-отношений теперь и Фрэн кусает губы и мрачно смотрит на труп. Пора убираться отсюда, потому что отряд будет скоро, труп увезут в отдел, ему нужно быть там, чтобы замести следы.
Чтобы Доминик ничего не нашел.
Ему нужно быть там.
Он все еще остается на месте. На этот раз не его очередь уходить, не так ли?
Вы здесь » Легенды Камелота » Сыгранные эпизоды » [17.11.2020] dance in the dark
