Вечер застает его на окраине города, где по всей видимости Персиваль потерялся. Он скользит по миру в тени в последнее время, выбитый из колеи, жаждущий признания, призвания, каких-то действий. Он может не видеть мир через пелену на глазах, мир может быть окутан тенями, окутан звуками, окутан своими источниками, но он снова и снова просыпается в нем же.

Тени ложатся каймой по краям светового шара, Персиваль давно смирился с тем, что в очередной раз зрение изменилось. Он больше не видит ни отрезков из солнца, ни лучей тьмы, все что есть перед ним - души. Ускользающие, опечаленные, скованные, сломанные. Души, которые он должен спасти, потому он здесь, на самом краю мира, на самом краю Лондона, чтобы протянуть руку к умершим.

Он хотел было пойти на кладбище, но испугался того, что произойдет следом. Что они вытянут потом, когда все это закроется, когда все души будут спасены. Он смотрит на существо, он знает что это не человек, он видит как человеческая душа стонет и плачет, скованная с телом, вынужденная терпеть его, вынужденная греметь цепями. Он вздыхает, его кровожадность молчит, потому что у нее другие задачи, его кровожадность стихает, потому что он тянется к душе. Он касается ее своей магией, обрубленной, смытой волной боли и отчаяния.

Перси вздрагивает, когда в картинке что-то меняется.

Он слышит что кто-то кричит, кто-то просит, кто-то требует остановиться, умоляет перестать, умоляет пощадить. Он не соотносит это со своими действиями или с собой, он не видит слез на лице человека, на которого нападает, он не видит ни боли, ни отчаяния, ни крови. Для него это душа, которой нужна свобода. Душа, которую нужно освободить. Он делает шаг вперед, подходя ближе к собственной жертве и вздыхает.

- Я не причиню вам вреда. - Он всего лишь преподаватель, он всего лишь человек, который видит чуть больше положенного. Он не знает когда его зрение снова его подведет, когда они снова окажутся вынужденными терпеть тишину и темноту друг друга. Он не знает что происходит, он просто пытается помочь.

- Все будет хорошо, у вас все будет хорошо. - Он почти смеется, почти наклоняется вперед, почти скользит руками по рукам человека.

Персиваль давно мертв. Копье давно проклято. Кровь давно съедена.
Он вздыхает, слыша крик, очередной крик о помощи в тишине. Он мучит кого-то не так ли? Мучит душу, которая и без того мучима собственными оковами.

Его дергает какая-то сила, что-то еще. Он оборачивается, видя еще одну душу, которая просит освободить ее. Он вздыхает, всматривается ближе. Он копье, слепое оружие, у которого больше нет цели, нет хозяина, нет пустоты. Он больше не движим чужой волей, только своей.

Это больно.
Это страшно.

- Привет, я должен тебя спасти? - Он смотрит на девушку, нет, на душу ее, он смотрит, безумно улыбаясь. Его глаза не движимы и слепы, такова судьба.

В нем так много силы, что он не знает с чего начать? С того, что он видит? С того, что он слышит? Со спасения? С грехов? Он склоняется над новой жертвой, над новым спасением, над новым веянием и вздыхает, потому что может, потому что должен, потому что нужно спасти еще одну душу, прикрепленную к неверному телу. Интересно, все ли они такие? Все ли души так мучаются? Все ли крики такие плотные, жалкие, громкие?

Перси не знает о чем он говорит, он видит то, что не видят другие не так ли. Дар ли это от чаши? Или ее проклятие? Души прикреплены к телам людей, но эти, конкретно эти - страдают. Мучимые болью и вопросами, сомнениями и стихиями, раным которым нет… Перси не знает когда он решает, что время пришло, их нужно спасти.

Их всех нужно спасти. У него хватит сил, у него хватит терпения, самое главное - он хочет. Это ведь принесет пользу, это сделает его равным, это даст ему шанс вернуться домой, не так ли? Души, которые он спасает, будут звать его домой с удвоенной силой и он вернется быстрее.

Его логика пряма и нерушима, он все просчитал, он все продумал, кроме пожалуй того, что он все еще человек. Морали внутри нет, его голова пуста и звонка в эти дни, полный силы, он почти мнит себя повелителем мира, готовым спасти его от любой из напастей. Персиваль не верит в то, что мир может быть завернут под иным углом, не верит в то, что все может быть сложнее, что все может быть многогранней.

- Я его спас. - Он смеется. - Его душа больше не плачет и не взывает ко мне, чтобы я освободил ее. Если это значит, что чудовища среди нас, значит так оно и есть. Хотя я не слишком религиозен.

Он пожимает плечами, подступая к голосу ближе, подбираясь к душе, которая жаждет свободы. Хрупкая девочка в цепях, вот что рисует его разум, вот что видят его глаза, вот что делает его таким страшным, таким сильным, таким успешным - вера.

Он видит и то, что он видит истинно.

- Разве ты не знаешь, что это не твое тело? Не твое место? Не твое время? - Он вздыхает. - Не мое тоже, тут ты не ошибешься.
Он встряхивается, разговор выводит его из равновесия, затягивает его безумие за другую грань, делая его почти податливым. Почти разумным.

Персиваль знает, что ему нужно было звонить Галахаду, Айвору на самом деле. Он знает, что все что творится с ним сейчас - просто влияние его собственного безумия, он не может остановиться, не может заставить себя прекратить. Не может говорить вслух о том, что его бесконечно волнует.
Больше нет мира. Больше нет дома.

- Я могу показать тебе ее, девочку, которая плачет прикованной к тебе, ей от тебя не хорошо. - Он пожимает плечами и вздыхает. - Или могу отцепить ее от тебя, но выдержишь ли ты и выживешь ли?

Он слишком переборчив в своих разговорах, он слишком много времени тратит на ерунду.