Когда Эйприл звонит Тому с напоминанием о том, что выставка в ее галерее состоится сегодня вечером, Хэррингтон целых пять минут пытается откосить. Но он обещал, он ненавидит подводить друзей, Эйприл в гордом одиночестве будет на этом вечере, некому будет держать ее за руку, и она будет психовать. Некому будет ее отпоить потом дорогим вискарем, когда она будет бегать по всей галерее после закрытия с криками о том, что все пропало, они все умрут, боже, сколько денег, денег сколько? Так что пять минут спустя Хэррингтон все-таки выпадает из дома, час после прибытия держит Эйприл за локоток, пока она рассыпается в улыбках, а дальше пускается в свободное плавание с бокалом шампанского [виски все еще лучше], лавируя между гостями.
Тому скучно, как бывает скучно на всех собрания археологического общества потому, что престарелый цвет науки делится замшелыми мыслями на счет всего подряд, вгоняя в тоску. Он обожает свою работу, но ненавидит официоз, в котором нет улучшений потому, что молодежь тут не выживает, уползая на частные поля черной археологии.

Обещание добыть до конца вечера вызывает желание напиться, Том прихватывает второй бокал, успевает опустошить наполовину, когда случайно встречается взглядом с незнакомым мужчиной, сквозь лицо которого проглядывает неземная красота единственной королевы, признаваемой Кеем. Ему нужна минута на осознание, несколько шагов навстречу Гвен, которая не Гвен [вот это шутки перерождения], по пути еще пара глотков.

Гвиневера была кем-то, кто скрасил самые паршивые дни Кея при дворе молочного брата. Пока все считали Кея невыносимым, Гвен доверила ему свою дружбу, и хотя он был верен королю, королеве он был верен гораздо больше. С Артуром его связывали обязательства и служение, с его женой то, что он бы никогда не променял. И если Гвен изменяла королю, то Кей был последним, кто рассказал бы об этом Артуру.
И вот сейчас, и вот снова, они в этом мире, в этом месте, и Гвен теперь не королева и даже не Гвен. Но все равно тепло и хорошо от этой встречи, лучезарная улыбка озаряет лицо Тома, когда он легко подхватывает парня под локоть. Плевать, что скажут, подумают, и появится ли завтра на первых полосах сомнительный заголовок о том, что наследник Хэррингтонов крутит роман с мужчиной [давно уже нет до этого дела], главное, что они тут встретились, и у него много вопросов.

- Даже не знаю, с чего начать. - Кей ставит бокал на поднос проходящего мимо официанта, шутливо кланяется спутнику на ходу: - Томас Хэррингтон к вашим услугам, ваше величество. Вот только не могу понять, ты теперь король, королева и как мне называть мою подружку Гвен, черт, - он останавливается и смеется, - кто мне теперь будет рассказывать, каким отваром отмачивать мешки под глазами?

Все это, конечно, шутка. На самом деле Тому хочется обнять незнакомого парня потому, что он за пять минут стал роднее всех родных. Ему хочется сказать, что теперь он знает, что будет делать дальше - у него нет Камелота, который ему нужно опекать по приказу короля Артура, но у него есть королева [даром, что король], за которой он готов идти каждый новый день, пусть все еще остается засранцем и козлом, если верить его прошлому, да и настоящему тоже.

Том закатывает глаза, патчи, отвары, зелья - почему все так сложно у красоты, когда все просто с виски? Ты его пьешь и не думаешь ни о чем, Юэн выглядит совсем иначе, но Кея все устраивает, даже если его подруга не белокурая самая желанная дева Камелота. Что ж, с этим можно жить, а вот упоминание об Артуре вызывает призрак зубной боли.
- Знаешь, я его не видел пока, и мне хорошо. Так что если в следующий раз ты будешь менее добр к своему мужу, я только порадуюсь, - Кей смеется, думая о том, что в этой жизни он может быть свободен от прошлого, обязательств, данных клятв. Может ли он послать Артура с его претензиями на мир, заниматься тем, чем нравится и приходить иногда выпить с Гвен [с Юэном, он запомнит со временем]. - Я помню, что был верен Артуру, но сейчас я готов побыть парнем без братьев, единственным сыном своих родителей. Так что пусть держится от меня подальше.

Судя по всему, сам Юэн тоже не особо рад воскресшему муженьку. Вопрос в том, как это произошло, но так ли Хэррингтон хочет знать правду? Нет, точно не так уж сильно, чтобы искать ответ на этот вопрос. Он снова смеется, щедро раздавая свое хорошее настроение направо и налево.
- Индиану Джонса смотрел? Вот я как-то посмотрел, мне было одиннадцать, с тех пор я бредил древностями, артефактами, кнутом и шляпой. Правда, пришлось признать, что и кнут, и шляпа хороши на экране, на практике совершенно лишние. Так что поверь, моя куртка прекрасна, - Том тянет в сторону полы, хвастаясь вещью со всех сторон. - Моим партнерам нравится, - он подмигивает Юэну. Нет, никакой серьезности, флирт чистой воды, но это не под запретом, это он себя позволял и будучи Кеем, все так же оставаясь вне подозрений. Почему-то никого не смущала дружба королевы с сенешалем, зато сразу же посыпались осуждения, стоило на сцену выйти Ланселоту.
Кей был последним, кто осуждал Гвен и ее интрижку. Или это была любовь?

Они оккупируют уголок с креслами, не обращая внимания на разношерстную толпу. По крайней мере, теперь Том не мог пожаловаться на скуку, откровенно говоря, теперь ему было очень даже весело, и виски на языке только добавляло градуса настроению.
- Значит, бар. Прикольно. Адресочек дашь? Всегда любил самобытные места, уверен, что ты в этом знаешь толк.
Что-то в Хогге было необычное. Не только приветом из прошлого от личности в нем проснувшейся, но что-то еще, что-то такое, что манило заглянуть внутрь открывшейся души. Он не знал, что имеет право предложить, глупо считать, что Юэн сразу же станет к нему относится, как раньше. И Том этого тоже не ищет, но все же, где-то внутри просыпается привычное желание потянуться и обнять по дружески мужчину напротив.

- Я могу рассказать о жизни в полторы тысячи лет, но вряд ли это то, о чем ты спрашиваешь. Для этого есть гугл и учебники по истории для студентов истфака. Так что предлагаю поговорить не о прошлом, а о настоящем. Какие планы, Юэн?
Ему интересно, в самом деле интересно. Чего хочет бывшая королева, чего хочет мужчина перед ним, чего хочет вообще от жизни, от будущего, что дадут возможности. Том выдыхает, думает о том, что он не для лекций тут, лекции он читает в аудитории, но туда он тоже сегодня не хочет. Зато хочет поговорить с... другом.

Том улыбается. Нет, исчезать в туманах он не планирует. Гвен была его семьей, пусть и своеобразной, но семьей. Его отец был приемным отцом Артура, на самом деле единственным отцом, которого Верховный король знал. Кей не то чтобы испытывал восторг от того, что он стал старшим братцем Артура, а потом и кастеляном Камелота, но все же, со временем начинаешь ценить семью. Хотя бы потому, что брак Гвен с Артуром подарил Кею Гвен. Королеву и друга. Он не смотрел на нее так жадно, как Ланселот, но общее хозяйство сближает: пока Артур пропадал на своих войнах с саксами, Кей оставался рядом с Гвен, видел все ее неудачи, все ее успехи.
Знал ее лучше, чем ее собственный муж, чем ее преданный влюбленный рыцарь.

- Ну нет, и хотя ты теперь явно не моя маленькая сестричка, невестка или как там это правильно называется, я все равно хочу тебе звонить, чтобы выпить в пятницу вискаря за искренними разговорами о мужиках, - Том не скрывается, хохочет. И кивает: - Верный твой рыцарь уже появился на твоем пути? Как ему твой новый облик?

Почему-то Тома ничуть не удивляет стремление Юэна создать место, где будет безопасно всем - таким как они. Юэн, похоже, мало в чем изменился, хотя последние годы Гвен были непростыми, состояли из ошибок, предательства и одиночества, о котором Кей знал не понаслышке. Титул Верховной королевы вообще не был благом, вопреки чужому мнению каждой девчушки, мечтавшей из принцессы стать королевой. Но сейчас, пройдя весь ад, Гвен [Юэн] рассуждает о своем стремлении сделать если не мир, то хотя бы свой бар, безопасным. И это трогает давно заглохшие струны души самого Кея. Он, конечно, все еще обладатель отвратного характера, но все же он рыцарь, и благородства в нем есть, пусть и недостаточно для великих свершений, но достаточно, чтобы задаться вопросом - а что теперь делать?
Том не думал, что снова придется выбирать и что-то делать такое, что не ограничится обычной работой, привычными артефактами, той жизнью, которая ему нравилась.

- Все как всегда, радеешь о жизни других, своих подданных. Даром, что больше не королева, - Том теряет смешливость, крутит в пальцах стакан с виски, янтарная жидкость переливается своими оттенками, медовыми, теплыми и яркими, - или все же мы те, кем были тогда?
Том не знает, рыцарь ли он? Это вообще смешно, изучать историю, а потом оказаться пережитком прошлого. Хэррингтон выдыхает, делает глоток. Нет, определенно, он не рыцарь, но вот сидит рядом с Юэном и не может перестать об этом думать.

- Артефакты разные бывают, забавно на самом деле, как еще несколько месяцев назад они все были лишь дорогими дополнениями чужих коллекций, а теперь часть из них имеет магическое значение. Хорошо бы, чтоб без последствий для простых смертных. - Страшно подумать, что один маленький артефакт [какой-нибудь кинжальчик душ] может сделать: уничтожить сотню людей, снести нахер половину Лондона. Да уж, хоть начинай их забирать обратно, но кто отдаст? - Да какая принцесса, ты же знаешь, мне всегда в них что-то не хватало. Или им во мне. Вообще, не имею никакого желания жениться, хотя, конечно, есть те, кто скажет, что надо. Слушай, Юэн, - Том придвигается к нему поближе, - если тебе что-то нужно, просто скажи. Я знаю, что ты просить никогда не любил, а приказывать сейчас, наверное, странно будет, но... ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Артефакты? Они тебя интересуют?

Что ж, наверное, можно сейчас сказать, что Том делает свой выбор. И выбирает в этот раз королеву. Юэна. В этот раз это дело добровольное, а не потому, что этого ждет Экторий, не потому, что так поступают приемные братья, когда Верховный король благословляет тебя.

Том подвисает, пытается расшифровать фразу Юэна. Ланс такой, как он? Мужик? Женщина? Перевертыш? Ну и черт с Лансом, конечно, эта любовь никому счастья не принесла. Он никогда не видел Гвен безоблачно счастливой, никогда не видел широкой улыбки на ее лице, не помнил искренности в ее счастье. Любила ли она когда-нибудь короля? Или любила его власть? Или ни то, ни другое не было ей нужно, хотя следует отметить, что Гвен с достоинством несла на своей голове венец Верховной королевы.
Были ли они все влюблены в нее? Все соратники Артура? Хоть немного?
Никто уже и не скажет. И Том об этом не думает.

- Я все еще могу за тобой следить, за твоим благополучием, чтобы быть уверенным, что с тобой ничего не случится. - Том больше дразнится, чем говорит серьезно, но думает о том, что не прочь стать рыцарем нового короля, но ровно минуту так думает. Потом вспоминает, что ничего из этого ему уже не нужно. Поэтому отвечает на вопросы: - Как-то упороло с детства. Ну знаешь, Индиана Джонс прикольный дядька, мне нравилась идея со шляпой и кнутом, но мне забыли рассказать, что романтики в археологии ноль. Или даже минус много. Потому, что шляпа мешает, кнут не используется, а чтобы получить хоть какие-то раскопки, надо потратить до хрена времени, чтобы их выбить. Это утомительно.
И вся романтика рассыпалась прахом.
Кто бы мог подумать - Кей романтик.
Самому смешно.
- Я стал зарабатывать не очень законными раскопками между законными, вышло неплохо, - подводит Том итог. Вот и все, история жизни в коротком изложении без отступлений на тему полного беспорядка, который имелся в ней периодически [гораздо чаще нужного для острых ощущений].

Хэррингтон перебирает в уме, что может предложить Юэну, взвешивает варианты, качает головой, потом все же говорит:
- Пока нет, нужно прицельно поискать. Еще пару месяцев большая часть этих вещей не имела никакого значения, а теперь содержит в себе магию, и не сказать, что я все могу опознать. - Зато было кое-что, что Том мог в самом деле презентовать Юэну. Ему должно понравится, по крайней мере, если у него есть желания разделять и править и все это, что прилагается бесплатно и платно. Он быстро роется в телефоне [предусмотрительность его второе имя], а когда находит фото, сует телефон Юэну - корона, самая настоящая корона, каких еще поискать. - Вообще-то я собирался выставить ее на продажу, раз уж она мне досталась, но мне кажется, что ни один покупатель не оценит ее по достоинству. Потому, что настоящие ценители все жили в шестом веке.

Он мог бы заработать сумму денег с таким количеством нулей, но цена его не волновала. Его давно не волновали деньги в таком объеме, как ранее. На жизнь хватало, на содержание родительского дома - тоже, на все исследования, которые приходится подпитывать вложениями, на все незаконные аферы.
Ему не нужно было торговаться за каждый цент.
И он мог позволить сделать Гвен королевский подарок.
Юэну, да. Юэну.

- У меня нет личной жизни, только редкие сомнительные связи, от которых просто голова болит. И избавиться трудно порой бывает.
Том улыбается, криво и ехидно. Первая любовь в его жизни закончилась попыткой навязать ему чужого ребенка, а второй не случилось до сих пор, только иногда ради развлечения и по большой страсти, от которой можно отделаться только через секс. Но не более. Большего ему не дается пока, да и не хочется. Особенно сейчас, когда все вокруг приобретает совсем иные очертания.
- Так что, одни сомнительные достижения на двоих, хотя твои, моя королева, все еще более сомнительны.

Он смеется, ему приятно смеяться со старым другом, с тем, кому он доверяет, с тем, к кому он не боялся повернуться спиной. А что сейчас? А сейчас он чувствует спокойное тепло в солнечном сплетении, сейчас его окружают мысли, что может он нашел место, где можно спокойно творить свои дела на благо чего-то. А то спустя столько лет уже не интересно набивать собственные карманы, тем более, что бедствовать Харрингтону не грозит.

Юэн рассматривает снимок короны, и так легко заметить, как меняется его лицо, как на нем проступает вожделение, как он хочет ее заполучить. Еще бы, уж сколь сам Том был равнодушен к подобного рода вещам, выработав с годами иммунитет от восторга, даже у него перебило дыхание, даже пальцы задрожали, когда он взял украшение в руки. И не удивительно, что примерно такая же реакция охватывает и самого Хогга. А корона пойдет как королеве, так и королю.
Где-то внутри все еще протестует вбитый прошлой жизнью рефлекс - можно служить и королеве, но присягал он королю. Сможет ли Кей переступит заветы служения Артуру во имя его бывшей жизни? Не попробуешь - не узнаешь.

- Действительно, лучше не знать, - снова смеется Том. Интересно, забьет ли Максвелл на то, что обязательства попраны? Или придется от него драпать зайцем по всему городу, пока Альберт будет критиковать очередной прокол воспитанника и подопечного в одном лице? - Может смысл и имеет, я еще не решил. Проблема в том, что не все простые смертные могут с этим обращаться, а сломать мир пока не входит в мои планы. Но я об этом думаю. А пока... ты хочешь эту корону?
прямо вопрос, требующий прямой ответ, никаких заигрываний. Том неожиданно становится весьма серьезен, всматривается в такие незнакомые черты лица знакомого человека. Юэну стоит только попросить, и Том без единого пенни отдаст ему корону потому, что он все еще не понимает, на хрена она Максу, но знает, что украшению место там, где есть тот, кто его оценит по достоинству.

Том жмурится, как довольный жизнью кот. Словно только что сожрал канарейку или блюдце сливок. В любом случае, чувство описать трудно, но весьма забавно понимать, что возвращение к истокам почти не болит, но отдает уютом, отдает домом. Херовое ощущение из-за того, что это нарушает твою жизнь, приятное - из-за того, что домой всегда хорошо возвращаться. Каждый поход венчал пир, собранный заботой и приказами королевы, от чего становилось больнее, когда стал тем, кто хранит покой Камелота и ждет короля и его рыцарей дома.
У Кея было место за Круглым столом, но с тех пор, как Артур возложил на него заботу о самом ценном сокровище в стенах Камелота, все это стало подачкой в его глазах.
И он так и не смог объяснить причин.

- Влипнешь? Не знаю... снова будешь править, но в этот раз со всеми возможностями, которые тебе может дать это время. Тебя это пугает?
Еще, конечно, явится Макс, как только прослышет, у кого корона, но черт с ним. С этой проблемой можно управиться, тем более, что все они рыцари, всем им положено присягнуть королю, королеве, ну в общем, тому, кого изберут для этой цели. Как в этом мире, в этом времени все будет выглядеть, Том пока даже не представляет.
- Она в самом деле пропитана магией и не чета той короне, которой коронуют в Вестминстерском аббатстве Виндзоров и всех, кто до них были.
На самом деле и Артура короновали в Гластонбери. Та самая [правильная] коронация по меркам священников, которым верил и отец самого Кея. Набожным сын так и не стал, но в целом ему всегда было плевать, кому нужно возносить молитвы и приносить в жертву кровь поверженных саксов. Так что и сейчас он не особо задумывается о том, кого надо будет благодарить, Кернунна или бога. Кей в большей степени был бриттом, чем отец, все еще хранивший в памяти веру в мощь Римской империи.

Знал бы Экторий, как давно в никуда пала эта самая империя.
А может и знает. Может, где-то проснулся и он, ищет сына или не ищет вовсе никого. Том и сам не уверен в том, хотел бы он этой встречи. В последнее время все сложнее было складывать в единое целое собственные желания, особенно, остро касающиеся подобного чувства, как утрата родителей.

Том качает головой:
- Я не могу тебе подсказать, Юэн.
Он становится серьезным, вплоть до выражения глаз, в котором больше не пляшут черти. Он в самом деле взвешивает ответ на вопрос Хогга.
- Я просто знаю, что у нас выбор не велик, мы можем жить, как жили, если получится или снова стать кем-то, но для этого нужно обрести власть. Мы можем быть современными людьми, но ведь ты тоже чувствуешь, что корона важна, пусть она и будет хранится дома в сейфе. Но ее придется принять. Либо я ее отдам Борсу. Он заказчик.

Том выдыхает. Он в самом деле не знает, что лучше. Но не верит, что они смогут жить, как жили последние тридцать лет. И не смогут отвернуться от того, кем были. Да, сам Харрингтон готов поиграть в кошки-мышки с судьбой, готов попытаться сделать вид, что это все на него никак не влияет. Но в глубине души уже знает, что потерпит фиаско.
- Мне кажется, корона не закончена. И я не хочу ее отдавать Артуру. Тем более Борсу. Я все еще думаю, что ни один из них не должен ее получить.