Прах
полицейский участок, Лондон
Рагнель, Гавейн
Встреча со сбежавшей женой спустя сотни лет
- Подпись автора
There'll be no rest for the wicked
There's no song for the choir
There's no hope for the weary
If you let them win without a fight
Легенды Камелота |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Легенды Камелота » Сыгранные эпизоды » [11.11.2020] Прах
Прах
полицейский участок, Лондон
Рагнель, Гавейн
Встреча со сбежавшей женой спустя сотни лет
There'll be no rest for the wicked
There's no song for the choir
There's no hope for the weary
If you let them win without a fight
Это было ужасно с точки зрения профессионализма, еще с точки зрения диссертации и вообще со всех точек зрения. Забыть, что нужно сделать анализ улик, что нужно собрать все результаты воедино, выписать и выдать, - паршивый признак отсутствия ума, памяти и, наконец, профессионализма. Спенсер в самом деле думала больше не о об этом, а о каннибале, который жрал людей, которого они искали с Деймоном. Самое неудобное во всем это было ощущение, что это могла быть она, но нет, Сава не лишалась памяти, пока еще очень слабо испытывая желание пить кровь. Раньше было хуже, раньше дрожали руки, всем своим эффектом выдавая зависимость, которую переступить не выходило. Деймон был уверен, что дело в магии [ее пока мало], но с недавних пор что-то изменилось, и сны становились более агрессивными. На фоне этого постоянное предчувствие чужой смерти [в полицейском-то участке] казалось слабеньким раздражителем, к этому можно было привыкнуть, как и с этим можно было бороться посредством прикушенного языка.
Но кровь...
Это хуже. Это инстинкт хищника. Это голод, с которым с каждым разом будет труднее совладать.
Хранилище вещдоков было пустым и тихим. По крайней мере, вокруг никто не нарушал уединение Савы, кроме охранника, но тот смотрел телевизор и ел свой сэндвич, отвратительно воняющий колбасой даже на другом конце помещения [есть не хотелось, хотелось просто лишиться обоняния]. Сава перебирала улики из коробки, фиксируя каждый, но ее интересовала не опись, а общая картина, в которую собирались детали. Мозг, наконец-то, унялся и радостно похрустывал рабочим материалом, вытесняя насущные проблемы в лице того, что она банши, а еще попытки найти Гавейна и их сына. Впрочем, Сава искала плохо, за что ей было отчаянно стыдно. Но ее перевод в этот участок случился несколько дней назад, пока она ни с кем не раззнакомилась, и все еще не могла никак спросить у Деймона, где искать его родичей - он не знал поначалу, кто она такая.
Или знал?
Черт его знает.
Когда в самом конце помещения скрипит входная решетка и охранник что-то невнятно говорит, Сава лишь досадливо выдыхает: ну вот, закончилась тишина. Она почти заканчивает со своей работой, для остального есть фотографии, впрочем и без них Спенсер уже собирает картинку, которая аккуратно выжимает общие красные ниточки, сшивая разрозненные данные. Просьба выполнена, отчет готов [почти], можно побаловать себя пончиком. Сава уже и коробку собирает, когда понимает, что в помещении людей два раза больше, и фигура прокурора вызывает невроз [черт, кофе, свидание, нет!], Спенсер торопливо отступает в стеллажи, чтобы скрыться подальше от надоедливого поклонника.
Стоило один раз поужинать [вечер был приятным, ресторан дорогим, вино достаточно старым], чтобы получить геморрой на все время, хотя Сава уже сменила район Лондона, но нет, и тут нашел...
Интересно, почему он вообще вошел в хранилище, посторонних сюда не пускают.
- Точно говорю, инспектор Спенсер не выходила. Она не могла испариться.
Сава аккуратно пристраивает коробку на стеллаж [на другое место, потом переставит], отступает спиной как можно тише, пока не врезается в кого-то позади. Проклятье, она забыла, что тут есть еще один человек помимо дежурного офицера и Хортона. Оборачиваться стремно, но Сава все же это делает, почти сразу поднося палец к губам. Узнает перед собой Браяна Марроу, их знакомство произошло неделю назад в первый рабочий день после перевода в этот участок. А потом она осознала, кто есть кто, заканчивала дела на старом месте, перевозила свои папки и бегала по улицам Лондона, оказываясь тут ночами.
Хорошо, конечно, было.
Но подними она глаза на две недели раньше, то узнала бы в Марроу Гавейна.
Страх, даже ужас, сменяется паникой. С одной стороны Хортон, с другой стороны Гавейн, выбирать как-то совсем не приходится, и ладонью Сава зажимает рот Гавейна.
- Тшшш.
В ее глазах мольба, дело, конечно, лучше вообще ни с кем не иметь, но Хортон выглядит хуже ее собственного мужа [которого Рагнель бросила от большой любви, но Гавейн не поймет]. Она ждет, чтобы Хортон ушел, стоит так близко к Марроу, что чувствует запах его парфюма, чувствует его дыхание и почти роняет себя в воспоминания, но господин прокурор [наконец-то] сваливает. А Сава почему-то все еще стоит и не может отнять ладони от губ Гавейна, словно забывает, зачем это сделал.
Собирать по кускам жизнь, которая разбилась полторы тысячелетия назад - очень больно. Но вот ещё один осколок прошлой жизни впился ему прямо в сердце. Старые раны снова открыты и кровоточат, как свежие.
Браян пришел сюда, чтобы просто положить ящик с уликами на свое место, но смутно знакомая девушка - новенькая в их отделе, схватила его и зажала ему рот ладонью.
Браян даже в самых своих странных снах не представлял, что когда-нибудь он будет вот так зажиматься с неизвестной девушкой в комнате для улик. Но вот он, стоит с закрытым чужой рукой ртом, между полкой с наркотой и орудиями убийства.
Он возмущенно промычал в мягкую ладонь, поднял взгляд и сердце его замерло. Кровь отлила от лица, коробка с уликами выпала из рук. По полу рассыпались мелкие пакетики с наркотиками и бумаги, расписанные торопливым почерком инспекторов.
Рагнель. Это была Рагнель. За личиной строгой ледяной королевы, скрылась его жена из прошлой жизни. Та самая, что освободила его от амбиций Лота, а он освободил ее от проклятья ее же брата. Та самая, что предала его, добившись своего. Бросила в одиночестве с разбитым сердцем. И как в насмешку, подбросила ему же его же сына. Оставила на пороге плод их союза, как ненужный мусор.
Рагнель появилась из ниоткуда, выплыла из темноты прошлого и зажала ему рот. Не смей ничего говорить, не задавай вопросов, не злись, не давай гневу и злости снова взять над собой верх.
Обиды из прошлой жизнь не должны влиять на эту, думал Браян, но сердце Гавейна все еще разрывалось от боли.
Он молча смотрел в ее глаза, не в силах ни сдвинуться с места, ни сопротивляться ее хватке. Гавейн отказывался верить своим глазами, своему сердцу и своему тёмному горю, что всплыло из глубины его души, подобно огромному киту.
Какое то время они молча стояли в этих нелепых позах и прислушивались к удивляются шагам.
Но как-то только они остались одни, Гавейн несильно, но настойчиво отнял руку Рагнель от своего лица и слегка сжал ее в ладони.
Он мог бы раздавить ее кости в пыль. Солнце еще на небе и сила его невероятна. Он мог бы просто свернуть ей шею. Ради бога, будь у него сейчас в руке меч, он бы снес голову своей жене одним ударом. Ему уже случалось раньше убивать женщин таким образом.
Гавейн еще чуть сжал ладонь Рагнель. В темных глазах плескалась темная ярость, еще немного и гнев поглотила его без остатка.
- Как ты могла, - сказал Гавейн, низким почти рычащим голосом, - как ты посмела явиться мне на глаза. Какая жестокая магия вернула твою никчемную жизнь?
Отредактировано Brian Marrow (2021-05-26 19:51:43)
There'll be no rest for the wicked
There's no song for the choir
There's no hope for the weary
If you let them win without a fight
Наверное, это было ожидаемо, такая реакция Гавейна. Он был обижен ее уходом, хотя и тогда прошли годы, он и женится успел [Рагнель была в курсе многих вещей, никогда далеко не уходя], и ничего, не особо тосковал, а тут вот прямо сейчас такой холодный и такой злой. Саванна морщится от крепкой хватки Браяна на своем запястье, аккуратно дергает его, но он не отпускает.
Ясно, веселый разговор в самом странном месте, среди рассыпанного добра из коробки Марроу, теперь и шаг не сделаешь из риска наступить на улику.
- Та же, что и тебя.
Хватка Гавейна становится только крепче, Рагнель сжимает зубы, чтобы не вскрикнуть, но кажется, что вот-вот треснут кости, изломаются в крошку, и в лучшем случае придется гипсом обойтись.
В худшем - сорваться и упасть в желание крови, пополняя и излечивая саму себя. Срыва своего Саванна боялась больше всего, стать тем самым монстром, которого должна была ловить, при этом ее собственная психология не была загадкой, не была проблемой.
- Знаешь, я бы с радостью с тобой не встречалась еще пару сотен лет, но это от меня не зависит. Пусти, Гавейн.
Возбуждение, такое терпкое, омывает Саванну с ног до головы, так легко потерять контроль, поддавшись голову, который вспыхивает так внезапно, отливает алым в радужке ее глаз. Спенсер поджимает губы. У Гавейна было право злиться, еще бы. Спокойная семейная жизнь длиною в семь лет разрушилась ее уходом в никуда [посреди ночи во мгле], когда Рагнель поняла, что жадное желание сожрать всех подряд, раздирая зубами податливую плоть, не выбирает никого. Она терпела, сколько могла, терпела, пока верила, что голод не толкнет ее на преступление относительно любимого мужа, но пришлось признать полную неудачу. И пришлось бежать, унося под сердцем дитя, чтобы не проснуться однажды рядом с бездыханным супругом. Гавейн этого не мог понять, он не знал того, что происходило с ней. Рагнель часто думала о том, что ему придется самому лишить ее головы, уничтожить чудовище, пригретое на груди. И обрекать его на подобное она не могла.
- Считаешь себя обиженным? Обездоленным? Гавейн, ты хоть бы подумал, что столько лет спустя я ушла не просто так. Или ты так слабо верил в меня и мои чувства?
Это было бы обидно, но Саванна больше была зла на все обстоятельства, случайно ее задевшие в такой обычный день. Слишком непредсказуемый день. Очевидно, что пока Гавейн не ведает истины, он мнит себя оскорбленным, не задаваясь вопросом "почему". И остается только шумно выдохнуть в желании избавиться от непростой близости и железной хватки [силушки рыцарю совсем не занимать], а способ у нее был, пусть и мгновенно снимал покровы тайны. Впрочем, полторы тысячи лет несостоявшаяся королева Лотиана и Оркнея боялась признаться, сейчас как-то и страха не было, словно не осталось ничего.
Саванна задерживает дыхание, она еще ни разу не пробовала терять плотность в этой реинкарнации, но что ж, всегда бывает первый раз. Сосредоточиться на желаемом, совсем ненадолго, и вот же абрисы тела дрожат и расплываются, плотность уменьшается, Спенсер словно прозрачной становится. Хватка Браяна ей уже не помеха, и она отступает на шаг назад, снова обретает плотность, под ногами что-то крошится [твою ж мать], неловко вышло.
Опять.
- Наш сын? Ты его видел?
Саванна словно намекает всем своим видом, что не позволит Браяну тратить ее время бесконечными упреками в том, что уже случилось, в том, над чем она не властна.
Браян чувствовал, как ее рука старается вырывается из его крепкой хватки. Чувствовал ее пульс, быстрый, как у птички. Но все равно сжимал крепче.
Старые обиды бурлили в нем, как лава в вулкане. Зря он надеялся, что все забыл, что отпустил, отрубил боль как сухую ветку. Нет, все время оно было с ним, ждало своего шанса, чтобы вырваться наружу и воплотиться в таком уродливом виде.
- Я не знаю, во что мне верить, Рагнелл, - прошипел Гавейн, невольно стискивая пальцы, сила поднимается в нем, так же, как солнце поднимается на небе, - какие у тебя могли быть причины уйти, не сказав ни слова? Ты получила свое милое личико назад и я тебе перестал быть нужен? Тогда зачем ждать семь лет, могла бы исчезнуть как туман в первую же ночь?
Она хотела освободиться от своего проклятья - Гавейн освободил ее, она хотела стать королевой его земель - Гавейн сделал это. Все что она просила он ложил к ее ногам. Золото, украшения, меха, фрукты среди зимы. Семь лет служения прекрасной даме, только ради того, чтобы однажды ночью проснуться в одиночестве.
Да, потом были другие жены, которые родили ему других сыновей. Он один раз стал вдовцом и оставил другую жену вдовой, он был отцом трех сыновей, не всегда был верным мужем и предпочитал не замечать измены жён. Но какой бы не была разнообразной его прошлая жизнь, какие крайности его не загоняло, он навсегда оставался рыцарем, которого бросила собственная жена.
Другие предпочли объявить Рагнелл мёртвой, чтобы женить тогда ещё молодого оркнейского принца на другой женщине. Но Гавейн, повторно давая брачные клятвы, боялся, что станет двоеженцем.
- Просто скажи, что ты просто умерла, захотела погулять в ночи и погибла, - потребовал Браян, плотно прижавшись почти всем телом к своей вновь обретенной пропавшей прекрасной даме, - соври если нужно.
И даже в его почти умоляющем тоне слышался гнев.
Рагнелл ускользнула из его хватки. Не понятно как. Просочилась, как песок сквозь пальцы, туманом меж камней.
Браян замер в изумлении, сжимая в кулаке пустоту.
Он не помнил, чтобы она так могла делать раньше. Рагнелл безусловно была доведут девушкой многих талантов, но способности превращаться в туман он не помнит.
Она могла только исчезать из его жизни без следа.
- Гингалайн? - переспросил Браян, сбитый столу внезапным фокусом, - нет, я не видел его.
Она напомнила ему, о тем что у него было три сына и ни одного из них Гавейн не думал искать, слишком занятый, чтобы успокоить свой гнев и потушить ад за спиной.
Он был плохим отцом, Гавейн знал это и без напоминаний, но у не было желания препарировать свои грехи.
Браян резко отвернулся, прикрыл глаза, глубоко вздохнул.
- Поэтому ты ушла? - спросил он, так и стоя к ней спиной, - из-за своей магии? Но ты же знала кто моя мать, и о всей моей семье. Ты просто могла бы сказать...
There'll be no rest for the wicked
There's no song for the choir
There's no hope for the weary
If you let them win without a fight
Гавейн злит неимоверно своими глупыми вопросами. Своими сомнениями в ее чувствах. И теперь они кипят так сильно, что рискую обжечь саму Рагнель, от чего да злится вдвойне. Женщина выдыхает, сердито бросает:
- Так может ты включишь мозги и подумаешь? Действительно, семь лет жила с тобой, а потом сбежала. Почему семь? Если мне было нужно только мое красивое личико, я ведь могла и сразу сбежать, корона меня и через семь лет не удержала.
Фразы острые, хлесткие, злые. Рагнель никогда не винила Гавейна ни в чем, не дорожила своей красотой, да и корона ей была особо без надобности, но этот разговор вызывает желание шипеть и пузыриться, что выходит само по себе. Она требует, чтобы рыцарь думал своей головой, но собственная голова не в состоянии думать.
Но его отчаяние такое живое, что ей становится не по себе. Рагнель задыхается новыми колкостями, не произносит их, сглатывает горечь на языке. Нет, солгать она не может. Не хочет. Потому, что ложь во благо уже давно не благо, только способ устроить саморазрушение, а потом устроить чужое разрушение. Гавейн был хорошим, Гавейн был лучшим, и даже злиться за его новую жену [двух] выходит так себе. Он не обязан был оставаться вечным вдовцом, пусть ей бы того хотелось. Но все, что после требовалось от Гавейна, так это воспитать их сына.
Саванна качает головой. Нет. Никакой лжи. Даже если этого так хочется Гавейну, чтобы найти ей оправдания. Она и сама с этим справится, если пойдет по пути честности.
Гингалайн.
Рагнель имени сына не знала, оставив счастливому отцу его называть так, как то ему диктует его собственный род. Имя плохо звучит на языке, хочется горько расхохотаться парадоксальному стечению обстоятельств. Матерью ей ни в какой жизни не быть - там сама отказалась, тут Белл забрал. Но пострадать на сей счет она успеет попозже. Когда они перестанут ругаться с Гавейном, она его расспросить о Гингалайне, а пока она видит в его глазах непонимание - кто перед ним, что перед ним?
Она не сразу делает шаг вперед, она не касается Браяна, хотя и поднимают руку. Но замирает в нелепой позе, запоздало меняет ее на что-то более непринужденное [так кажется], и не сразу начинает отвечать. Да, она знала о том, что Моргауза была, пусть и не посвященной, но жрицей Богини, была дочерью королевского рода Авалона. И все же, их не объединяло ничего, кроме Гавейна, слишком далека была от истинной магии Рагнель.
- Не могла. Я не колдунья, Гавейн, - сухо звучит голос. Саванна заставляет себя на деревянных ногах обойти Марроу, чтобы все-таки видеть его лицо. Он хочет признаний, а признаваться лучше друг другу лицом к лицу. - Я не умею колдовать, это вот все, это врожденное. Я... банши. Пророчица смерти, способная изводить пригожих рыцарей в лесах потому, что питалась их кровью. Я бы с радостью умерла где-то в ночи, и тогда бы это не было ложью, но я выжила, я пережила годы, чтобы продолжать свое мерзкое существование. А ушла лишь потому, что ты либо был бы моей жертвой, либо стал бы моим палачом. Ничего из этого я тебе не желала.
Слишком слезливая история. Саму тошнит. Саванна делает шаг вперед, заглядывает в глаза Браяна.
- Скажи мне, муж мой, скажи мне, король мой, что бы сделал с чудовищем в своей постели, сожравшей половину Лотиана? Что принято делать с чудовищами? Убивать. Увидел бы разочек меня в крови, не целовал бы, не занимался бы со мной любовью, а убил бы. Загляни в свою душу, Гавейн, ты и сейчас бы не смог меня поцеловать, твоя рука и сейчас дрожит желанием придушить меня. Скажи, что я ошибаюсь. Что я была не права, все мои опасения пустяк, что и сейчас все это мой бред и воображение, а тебе и не страшно рядом со мной.
Гавейн смотрел на свою жену и как будто видел ее в первый раз. На самом деле это так и было. У черноволосой Саванны Спенсер мало общего с огненокудрой Рагнель из прошлого. Но он все равно узнавал ее. Какой бы она не принимала облик Гавейн всегда узнавал ее. Уродливая старуха, неземная красавица - не важно, она всегда оставалась самой собой.
Его судьба, его рок, его проклятье, что преследует его уже тысячи лет и не отпускает. Много времени прошло, но Гавейн снова вспоминает каждый изгиб тела, каждую мимолетную улыбку, каждый взгляд горящих диких глаз, что он временами ловил на себе.
Когда-то он не придавал этому значения.
Он до сих пор помнил, как вместе с Артуром встретил Рагнель в лесу. Дикую, не расчесанную, готовую впиться когтями в каждого мужчину, кто только способен снять с нее проклятье уродства. Гавейн когда-то смог полюбить ее. И смог полюбить ее в любом образе.
Он дал, все что она хотела.
Чего желает каждая женщина? - это загадка всех времен и Гавейн один из немногих, что знал на нее ответ. Поэтому он и был счастлив с Рагнель. Недолго. Семь лет.
Как оказалось семь лет сплошного обмана.
- Что? - теперь он смотрит на Саванну и не видит ее.
Не видит худой элегантной женщины перед собой. Видит только призрачную смертоносную старуху из легенд. Уничтожающую всех на своем пути. Кровопийцу, убийцу, предвестницу смерти.
Гавейн видит, что это правда. Все что сказала Саванна правда. Она, та кого он боялся в детстве,та кого его учили убивать на месте, без пощады и без намека на жалость. Чудовище, что держало в ужасе королевство. И его жена. И мать его ребенка.
- Нет, нет, - Гавейн отрицает, яростно мотает головой, будто отгоняя от себя внезапное наваждение, - не может быть. Ты врешь мне! Не знаю зачем, но врешь…
Он крепко схватил ее за плечи, встряхнул, как пустой мешок.
- Зачем ты мне врешь? - он шипел от злости и страха, - все что ты говоришь, это не правда. Ты не могла спать со мной в постели семь лет, ты не могла родить от меня ребенка. Как такое может быть, Рагнель? Как это вообще возможно?
Он отпустил ее, все равно держать бесполезно. Она снова растает в его руках, как туман, оставит только воспоминание.
- И то что ты обо мне думаешь? Ты думаешь я убийца? Ты думаешь я бы смог убить женщину? Свою жену? Ох, дорогая моя Рагнель, ты так сильно ошибаешься. Ужасно сильно.
There'll be no rest for the wicked
There's no song for the choir
There's no hope for the weary
If you let them win without a fight
Гавейн как-то резво проскакивает гнев и отрицание, два в одном, если верить Кюблер-Росс, дальше следует торг, депрессия и принятие. Ничего необычного, но Саванна уже прикидывает, какие стадии сейчас проскочит ее муж, повезет ли сразу перейти к принятию.
- Гавейн...
Он встряхивает ее, как куклу, и таковой Саванна сейчас себя и чувствует. Кажется, рыцарь хочет вытряхнуть из ее головы все содержимое, призванное быть чем-то разумным. И так сложно собраться с мыслями, чтобы ему ответить. Лицо Гавейна [Браяна] так близко, им никогда не приходилось оказываться в такой непосредственной близости, чтобы она видела цвет его глаз, отчаяние и страх в них. От этого перехватывает дыхание, Саванна выдыхает, старается не позволить себе лишнего движения, чтобы не нервировать и без того заведенного Марроу.
- Я не вру, Гавейн. По крайней мере, если я правильно понимаю твои обвинения, - не кричать, не визжать, не психовать. Столько не и все очень сложно. Саванна считается до трех, потом до пяти, цепкие мужские пальцы отпускают ее, но Саванна не двигается с места. Стоит перед Гавейном, смотрит на него, старается быть спокойной, чтобы он тоже успокоился. Но, похоже, это все не так просто. - Гавейн... Гавейн, успокойся и послушай меня, пожалуйста.
Она протягивает к Браяну руки. Касается его очень осторожно. Становится так, чтобы помешать ему отвернуться, заставляет его смотреть на себя.
- Что тебя ужасает? Что я банши? Я не знала. Только когда была беременна... за несколько недель до того Лугнасада я поняла, что со мной что-то не так. Я не знала, что я проклята, боже, я своей матери никогда не знала. Это потом стало ясно, что проклятье имеет разные исходы, что передается оно по женской линии. Чего не может быть? Я любила тебя, Гавейн, любила всем сердцем, любила все время нашего супружества и много лет потом, оставшись одна. И все это возможно, если позволить себе подумать, что даже чудовища способны любить.
Саванна проводит ладонями по лицу, стараясь хоть немного сбросить напряжение. Но вместо этого напряжение звенит громким колокольчиком, она не может собрать мысли, не может перестать думать о том, что, возможно, и правда ошиблась в нем. Что, возможно, он бы мог все это принять, мог бы любить ее такой, какая она есть, хотя сейчас его реакция говорит об обратном.
- Гавейн, посмотри на меня. Пожалуйста. - Теперь уже ее пальцы крепко вцепились в локоть мужа, Саванна собирает мысли, формулирует вопросы. Ей невероятно хочется сделать совершенно другое, поцеловать его, чтобы он перестал сомневаться в ней, но это не решит их непростых, а то и сложных вопросов: - Посмотри мне в глаза и скажи, что невзирая на весь твой ужас, который ты не особо можешь скрыть, ты бы принял меня, как есть? Я хочу ошибаться. Очень сильно хочу. И я готова попросить твоего прощения за то, что оставила тебя одного.
Вряд ли он ее простит. Но сейчас речь шла о другом. Сейчас Саванна пытается разобраться, в самом ли деле он смог бы принять такое чудовище, как она? Которым его пугали в детстве [их всех пугали провидицей смерти], в которое превратилась она сама. Саванна прижимает ладонь к щеке Браяна, чтобы увидеть, насколько ему от того будет мерзко.
Насколько он готов ее близко подпустить.
Что его сейчас ужасает?
Всего лишь мысль о том, что его собственная жена настолько сильно боялась, что сбежала в одиночку в лес, только бы не оставаться рядом с ним. Решила быть в одиночестве, только не со своей семьей. Да, она говорит что сделала ради него же. Но разве Гавейн не полностью доверял ей, когда женился? Разве сама себе она не доверяла? Банши, это проклятье жажды крови, жажда человеческой и свежей крови. Когда-то их уничтожали, потому что их голод был неуправляемым, не подконтрольным, тогда другого выхода и не было. Хотя, не сильно то они и искали.
Но вот перед ним стоит банши, живая и здоровая, не нападает и не стремится выпить всю его кровь или разодрать его в клочья.
Рука на щеке Рагнель кажется ледяной, самого Гавейна бросило в жар, будто на целую минуту его свергли в ад. Он поднял руку и накрыл ее холодную ладонь своей горячей. Глубоко дышал, пытался успокоиться. Задача казалась невыполнимой. Гнев, разочарование, растерянность беспорядочно сменялись в его голове.
Как же много времени прошло с тех пор как они были вдвоем. Они прожили целую жизнь друг без друга, но все равно при очередной встрече выясняют отношения, как молодые супруги.
Гавейн столько лет чувствовал себя брошенным и преданным, а Рагнель все это время…
- Я помню ту холодную ночь, когда ты ушла. Было очень темно, зима и метель. Все думали ты заблудилась, замёрзла и погибла в лесах. Никто не понимал зачем ты пошла туда в ночи в такую погоду, но никто бы не посмел тебя остановить. Все женщины желают сами за себя решать с помнишь? Никогда в жизни я больше так сильно не жалел о том, что знал ответ на эту загадку. Если бы не знал, я бы мог тебе запретить, смог бы тебя остановить, но…
Браян отнял ее руку от своего лица, слегка сжал двумя руками и прижал к своей груди.
Она могла бы почувствовать как быстро и не ритмично бьется его сердце. Как весь гнев, все разочарование и грусть стремятся вырваться из него наружу, оставив после себя только черную дыру в груди.
- Неужели ты все это время была совершенно одна?
И почему-то сама мысль о том, что его дорогая жена, его дама сердце жила в одиночестве в темном лесу, разрывало ему сердце. Еще минуту назад, он готов убить ее, а теперь знал, что Рагнель, все это время боролась собой, подавляя свою нечеловеческую жажду, пока Гавейн снова женился, бился в битвах, заводил и бросал любовниц и умирал на войне.
- Ты должна была мне сказать, - прошептал Браян, - не надо было оскорблять меня и своего ребенка своими недоверием к своему мужу.
Отредактировано Brian Marrow (2021-07-16 12:39:00)
There'll be no rest for the wicked
There's no song for the choir
There's no hope for the weary
If you let them win without a fight
Пальцы Гавейна на ее пальцах - как дань прошлому. Рагнель начинает дрожать мелкой дрожью, сердце колотится неистово, пока ответы медленно наполняют собой воздух. Чем больше говорит муж, тем сильнее Рагнель ощущает сожаление о своем решении, но ведь иначе было нельзя. Она и сейчас не уверена, что безопасно оставаться слишком близко, слишком долго, не знает, что будет, когда почувствует приступ голода. Но минута короткой близости, которого прикосновения стоит того, Рагнель медленно выдыхает, не сводя глаз с Гавейна.
Боги, как же она его любила. В первую встречу она восторгалась его красотой и силой, но настоящая любовь пришла, когда день за днем он к ней возвращался, чтобы обнимать ее, говорить ласковые слова, прижимать к себе - и никогда не укорял за те или иные неудачи Рагнель в качестве его супруги.
Загадка была и правда такой, что не угадаешь. Рагнель слабо улыбается, когда Гавейн вспоминает об этом. Он и в самом деле запомнил ответ хорошо, применяя на практике в них браке. Оставлял право Рагнель решать за себя, а она платила ему тем, что принимая решения, с ним советовалась. Но не в тот раз. Улыбка гаснет, Саванна вздыхает, мрачно смотрит на Браяна. Ее рука перемещается его стараниями на грудь, где под пальцами бьется сердце, рваный его ритм отчетливо слышен в висках самой Рагнель.
Нет, он бы не смог ей ничего запретить. Хотя бы потому, что этот выбор она сама делала с болью в сердце.
- Одна.
И не солгала ведь.
- Я хотела умереть. Я бы умерла, но поняла, что беременна. Поэтому решила продлить свою жизнь ровно настолько, чтобы вернуть тебе сына, из-за чего не могла уйти далеко от замка. А потом... потом мне не хватило смелости.
Она не говорит о тех жизнях, которые загубила в угоду своему голоду, но Гавейн прожил и видел многое, чтобы понимать, что она должна была чем-то питаться.
- На самом деле, в отличие от тебя, твоя жена трусиха. Мне не хватило смелости тебе рассказать. А потом не хватило смелости умереть.
Саванна аккуратно высвобождает руку из пальцев Браяна, не в состоянии больше внимать его сердцу. Близость Браяна сводит с ума, от этого начинает кружиться голова, хочется прижаться губами к его губам, хочется шептать, что за годы она его так и не разлюбила, но нет у нее на это права. У Марроу своя жизнь, он может быть связан отношениями, он может ее ненавидеть, не считая того, что у Гавейна после нее были женщины.
Возможно, одна из них навсегда прикарманила его сердце, отобрав его у Рагнель.
Спенсер смотрит на какие-то вещдоки под ногами. Что-то можно собрать.
- Я... возможно, я была не права. Но сделанного не воротишь, Гавейн. Что случилось, то случилось. Можешь считать меня предательницей. По крайней мере, я себя таковой считаю.
Наверное, он прав. Наверное, ей следовало верить в него. В его любовь. Хотя она все еще не представляла, чем бы он помог, как бы он сохранил их любовь. Не убивал бы? Но что бы делал, глядя на кровожадное чудовище в своей постели? На эти вопросы Гавейн так и не ответил, по крайней мере, не так ответил, как хотелось бы самой Рагнель. Но она больше их не повторяла.
- Наш сын? - С трудом удается перевести тему. Потому, что если ей еще раз придется осознать, что можно было бы иначе [пусть никто не дал бы гарантии, что и н а ч е сработало бы], она расплачется. Взрослая женщина, которая редко плачет и знает себе цену, расплачется на глазах у молодого инспектора. Ее слез и Гавейн не часто-то видел ранее. - Хотя это не подходящее место для разговора. Нужно скрыть нанесенный ущерб. И... я не знаю... что с этим всем делать? Прикидываться, что мы просто коллеги? Или? Гавейн?
Господи, думает Гавейн. Одна, зимой в лесу, нося под сердцем ребёнка. Что может быть хуже? Что ужаснее можно придумать? И как сильно нужно испугаться, чтобы решиться на это?
Он даже и не думает о возможных жертвах его жены-баньши. Он забыл об этом, слишком ярко представив, как Рагнель одинокая и испуганная бежит прочь от дома, где ее будут готовы убить, сжечь, содрать заживо с нее кожу. Она бежит прочь от мужа, с ребенком под сердцем, ведомая неутолимой жаждой крови.
- Да, Рагнель, - признает Браян, когда она убирает от него свою ладонь, - ты ошиблась. Как ты могла подумать, что я могу убить женщину? Свою собственную жену? И это после того, что я сделал с возлюбленной женой сэра Бламура? И последствия этого?
Целая жизнь прошла, а старые клятвы все еще висят над ним тяжёлыми грузом: защищать всех дам и сражаться за их интересы, быть вежливым и учтивым, проявлять милосердие.
Больше тысячи лет прошло, а он все еще их помнит и Гавейн не видит причины, чтобы отказываться от них сейчас.
Гавейн старается припомнить, жаловались ли крестьяне на его земле на чудовище, выпивающее кровь, но не может ничего припомнить. Слишком много времени прошло. Да и потом, в то время люди умирали по всяким разным причинам, не только от внезапной кровяной недостаточности.
- Из-за твоей ошибки мы с тобой потеряли целую жизнь, - эти слово прозвучали грубее, чем казалось в его голове.
На самом деле у Гавейна были только сожаления. Сожаления, о том что не приложил достаточно усилий для поисков, о том что отпустил, о том что потерял все что имел, о том что не заметил вовремя.
Он самонадеянно думает, что справился бы с банши, смог бы скрыть страшную тайну, если бы она только доверилась ему. Да, он был плохим мужем, плохим отцом и, наверное, так себе любовником, но теперь сожалеть об этом слишком поздно.
Браян растерянно посмотрел себе под ноги. Там только рассыпанные в беспорядке улики. Он совсем забыл о них, и полностью забыл где находиться и кем является на самом деле.
Все еще инспектор полиции. Все еще должен работать и все еще должен и обязан сохранять свой бедный измученный разум в рабочем состоянии.
- Что? - переспрашивает он, - говорю же,я не встречал нашего сына и других моих сыновей тоже не встречал. Понятия не имею где они, и проснулись ли вообще.
Браян встряхивается всем телом и опускается на пол, поднимать разбросанный там мусор.
- Да уж, - соглашается он, - плохое место для свиданий. И что ты хотела услышать? Нам обоим есть чем заняться. Есть работа.
Нам даже не нужно притворяться коллегами, мы и так коллеги.
Он выпрямляется, держа в руках все бумаги и оглядывается вокруг.
- Твой преследователь, от которого ты тут спряталась уже ушёл?
There'll be no rest for the wicked
There's no song for the choir
There's no hope for the weary
If you let them win without a fight
Как? Да легко могла подумать. Может, просто потому, что не воспринимала себя уже, как женщину, как жену Гавейна, не воспринимала себя кем-то, кроме как чудовищем, а оно заслуживает смерти. Рагнель так считала, и когда дело дошло до реальности, до того, что она сама таковой стала, другого варианта не видела для себя.
И для Гавейна.
Возможно, она не права. Возможно, он бы не стал ее убивать. Но именно его история с женой сэра Бламура и стала причиной уйти - чтобы не вынуждать мужа выбирать между тем, что должно, и что возможно.
Вот только вряд ли сейчас это можно объяснить Гавейну. Саванна видит в его глазах упрямство, которое не позволит ему вслушаться в ее слова, от чего она прикусывает кончик языка, не произносит ни слова, не вступает в спор. Прикрывает глаза, раздраженно запускает пальцы в густые темные пряди, чтобы отбросить их назад.
- Из-за моей ошибки? - Раздражение поднимается волной, превращается в злость. Саванна вспыхивает, мгновенно лишаясь всего миролюбия. - Ну да, - сарказм так и переполняет каждое ее слово: - ошибки же только мои, моя привилегия их совершать. Тебе же не хочется задумываться, почему я так подумала, почему я так поступила, куда как проще меня обвинить в том, что я сломала нашу жизнь!
Конечно, проблема была не только в Гавейне. Не только в его словах. Упреки в ошибках преследовали Саванну всю ее семейную жизнь с Беллом, теперь вот еще Гавейн говорит об этом. Ее передергивает. Ну нет, она и от бывшего мужа не сносила подобного, от Гавейна тоже не будет. Никто никому из них не давал права сваливать на нее все ошибки неудавшейся семейной жизни. Но в таких вещах всегда виноваты двое, если что-то не вышло - снова виноваты двое, и у каждой ошибки есть потоковая причина, значит, и тут тоже.
Ей хочется кричать. Но она сдерживается. От злости захлестывает так, что она не в состоянии сейчас соображать и снова задавать вопросы о сыне, поясняя, в каком месте не понял ее Браян. Она спрашивала не о настоящем, она спрашивала о прошлом: как он воспитал их сына, каким тот вырос?
Но, наверное, у нее нет и права на такие вопросы.
Да и зачем...
- Ничего не хотела услышать.
Саванна отступает. Ей уже все равно, ушел, не ушел. В том состоянии, в котором она была, ей уже сам черт не страшен, пошлет вопреки врожденной вежливости, сбежит - и все. И поминай, как звали. Она разворачивается резко от Браяна в стремлении сбежать [снова], правда, в этот раз недалеко, но в целом сойдет. По крайней мере, оборвется эта встреча, боль поутихнет, и потом они поговорят.
Может быть...
Вы здесь » Легенды Камелота » Сыгранные эпизоды » [11.11.2020] Прах