Каждый раз, когда Меда уходит на ночную смену, Друэлла недовольно хмурится. Но у них сделка, родители дают средней дочери право заниматься любимым делом, а она не пытается сорвать свадьбу с Рабастаном Лестрейнджем. Справедливости ради, Рабастан нравился ей, настолько, что подростковый бунт не диктовал ей твердить про право женщины на свободу. Впрочем, то, что в пятнадцать лет казалось значимым, в восемнадцать приобретает иные оттенки: Сигнус не был тираном, он в самом деле предпочитал торговать дочерьми, объясняя им их ценность, ценность семьи, значимость каждой дочери по отдельности и нечто глобальное. Быть Блэк не легко, и с этим Меда умело справлялась еще в школе, гордо неся себя сквозь потоки учеников Хогвартса. Как там говорил Тед? Высокомерная, холодная, безразличная...

Мысли о Теде разрывают тонкую реальность лимонной мантии и смятых страниц учебника. Подготовка к уроку в ординаторской при свете настольной лампы почти удается, ровно до той минуты, когда Меда снова и снова возвращается мыслями к Теду. Странно было встретиться тут, в стенах Мунго, встречаться каждый день на сменах, держать свое высокомерие в качестве маски, за которой не будет горячей обиды, но останется безразличие. Иногда она задается вопросом, если бы Тонкс не исчез просто из ее жизни с окончанием школы, если бы писал ей письма, отвечал на ее, так бы легко она согласилась стать невестой Лестрейнджа? Так бы легко она принимала отцовские наставления?
На этот вопрос узнать ответ невозможно. Тед не отвечал, не писал, и встретились они снова в Мунго, где он уже серьезный взрослый второгодка, а она только начинает свой путь к выбранной профессии.

Страницы шелестят под пальцами, мозги не воспринимают текст. За окном шум ветра упрямо переплавляется в шум дождя, обложного осеннего дождя, который накроет Лондон не на один день. Вчерашняя золотая осень, похоже, уходит, и под опущенными ресницами Меда видит облетающие деревья, желтые листья в лужах, поблекшее небо - она ненавидит и одновременно любит осень. Ненавидит за смерть, чье дыхание остро ощущается на всем. Любит за вечерний уют с чашкой горячего какао у камина. Даже сейчас, в ординаторской, чувствует защищенный уют под шепот вступающей в свои права осени. Завтра утром в тумане будет сыро и холодно, дома ждет теплая мантия, шляпка и новая порция потерянных перчаток.
Друэлла снова скажет, что Меда разорит Блэков такими темпами, даже для них еженедельно потерянная пара перчаток так себе развлечение.

Меда почти сдается. Почти закрывает учебник. Но дверь в ординаторскую скрипит, когда открывается, брошенный косо взгляд заставляет сбиться дыхание - Тед. Меда утыкается носом в страницу, на которой сейчас ничего не понимает. Поправляет выпавшую из хвоста прядь волос. Думает о том, что можно же попросить им разные смены с Тонксом.
И о том, что новичкам назначают кураторов. Кажется, сегодня? Или завтра?

Воспитание Меды требует действия. Что-то сказать, пока молчание не разломало нервы в щепки. Сказать привет? Предложить чая? В холодильнике коробка пирожных от Шугарплама. Меда не жадная, готова поделиться. Она смотрит на стрелки часов, смена только началась, но первый осмотр пройден, дальше только по необходимости или вызову. Больше всего сейчас хочется, чтобы в приемную поступил пациент, но ведь ничья жизнь не должна страдать только потому, что мисс Блэк не может спокойно находится рядом с Тонксом?
Собственно, почему не может?
У нее жених.
У него свой выбор.

- Выглядишь немного нервным. Что-то случилось?
Одновременно со словами Меда отрывает взгляд от страниц учебника, поднимает глаза на Теда. На миг теряется в любовании им и почти становится хорошо, так же хорошо, как когда-то.
Давно. И невозможно.