Способности
Девон: создание иллюзий, мощный дар прорицания, после пробуждения проявляется хаотично и намного слабее, чем в бытность фейри. На то, чтобы увидеть будущее по желанию, нужно приложить существенные усилия, видения размыты и иногда двусмысленны. Иногда преследуют спонтанные видения наяву. Что, конечно, Девона злит весьма.
Уильям: Уилл профессиональный музыкант, владеет игрой на электрогитаре, осваивается с синтезатором/фортепиано. Играет музыку в стиле инди-рок в довольно популярном проекте Lush, вокалист и автор песен.
Сносно готовит, хотя не особо любит это занятие, умеет водить автомобиль. Гедонист.

История
♫Nothing But Thieves - Miracle, Baby

У биржевого брокера Уолтера Лаша было все — и большой красивый дом, и красавица-жена, которая занималась домашним хозяйством и воспитывала детей, и хороший счет в банке, и перспективная работа, приносящая прибыль и удовлетворение. Он любил миф об американской мечте и глянцевый фасад столичного делового человека, у которого нет никаких забот кроме курса валют и воскресного обеда с семьей где-нибудь за городом.

Семью свою мистер Лаш любил. Любил жену, хотя была она, как и ее мать, - а в особенности ее мать, - странноватой, любил своих детей, и с тревогой думал о младшем сыне, маленьком Уильяме, упрямо веря в то, что только строгое воспитание и твердая рука помогут сделать из него "нормального человека".

Уильям странный ребенок. В нем много жизни, много ярких и искренних эмоций, он бежит к взрослым и распахивает ручонки с воскликом «как я вас люблю, я скучал!» раньше, чем его заметят. Он любит всех, и даже сварливая матушка миссис Лаш, которую Уолтер за глаза называет старой каргой, оттаивает и позволяет внуку сидеть у нее на коленях. Угощает печеньем, чей возраст Уолтер затрудняется определить, нашептывает ему свои сказки — другие дети боятся ее и ее россказней, а Уильям сидит и слушает. Иногда Уолтеру кажется, что эти двое понимают друг друга и знают что-то, о чем другие даже не подозревают.
Уильям эмоциональный, но иногда справляться с его эмоциями сложно. Капризы, перепады настроения, непонятно откуда берущаяся тревожность и нежелание покидать дом, страх за родных — Уолтер объясняет это то хорошей интуицией мальчика, от отца, конечно же, - то не в меру буйным воображением, возбужденным страшными сказками бабки. У Уильяма не очень ладится со старшими братом и сестрой, не ладится со сверстниками. Он бы рад с ними играть, но дети его сторонятся — он рассказывает странные истории, пугает их, и водиться с таким фантазером им не очень нравится.
Те дети, кто испытывает слишком много неприязни, выказывают ее как умеют — дракой, пакостями, лишь бы Лаш не ходил в их компанию. Винят его в том, что соседская кошка сдохла, или чей-то любимый хомячок был раздавлен грузной пятой точкой рассеянного родственника. «Ты говорил, ты это устроил, уходи». Уильям не понимает, Уильяму обидно, и он скрывается в комнатушке бабушки Элизабет. Она гладит мальчика по мягким кудрям и надтреснутым голосом шепчет, чтобы Уилл успокоился и ничего не боялся.
- Ничего, мой милый, когда они поймут, они будут жаждать твоего внимания.
Но время шло, а никто так и не стремился стать его лучшим другом.

К десятому году жизни Уильяма Уолтер и Катрин решили. что сумасшедшая бабуля имеет на Уильяма слишком большое и весьма неблагоприятное влияние. Под предлогом заботы о ее здоровье ее отослали в дом престарелых, и спустя некоторое время Уилл успокоился, обзавелся друзьями и прекратил всем и каждому пересказывать услышанные от бабки истории. Разве что кошмары всё еще преследовали его по ночам, и Катрин нередко размышляла о том, а не ошибку ли она совершила, позволив матери настолько тесно общаться с сыном, сидя в теплом отcвете свеч у кровати Уильяма и глядя на то, как он беспокойно мечется под простынями.
Уолтер же жил в уверенности, что подрастает наследник, и усердно старался вписать мальчика в то будущее, которого желал для него. Престижная школа, хороший колледж, бизнес-программа в университете и начищенные до блеска туфли и сидящий по фигуре костюм  умеющего поймать удачу за хвост бизнесмена.   
Уильям же был готов на все, лишь бы его оставили в покое и дали пожить собственную жизнь.

Его до блеска отточенное умение найти себе защиту во всей красе проявилось в старшей школе, а затем и в колледже. Улыбчивый и обаятельный, Уильям совершенно не стеснялся улыбаться тем, в чем присутствии чувствовал себя безопасно. Он любил окружающих — но тех, кто мог его защитить — от чего угодно — любил чуть сильнее. Старшекурсницы и старшекурсники, одногодки, преподаватели — ко многим был найден подход, и многих Уилл любил совершенно искренне, хотя часто сталкивался с постыдным клеймом подхалима. Наученный горьким опытом детства, он нечасто говорил о том, что преследует его в кошмарах, но хватало и этого, чтобы его вновь стали считать странным. Спасала только музыка, ей Уилл увлекся в тринадцать, выпросил у отца электрогитару, как у кумиров, чьими фотографиями была набита запрятанная под кровать коробка желаний. Песни позволяли Уиллу обезличивать образы, которые он видел во снах, и оставлять только метафоры, в которых каждый может увидеть намек. Не то ли самое делают все музыканты или писатели?
Отчаянно пытаясь отстоять свою независимость, Уилл не принадлежал себе — пока вокруг друзья и приятели были увлечены своей жизнью, он без конца боролся с золотой клеткой отцовского воспитания. Отцовская практичность тяготила, в ней Уилл не видел глубины, а перспективы кабинетной работы среди таких же стиляг в дорогих костюмах с пухлыми дипломатами, набитыми отчетами, аналитикой и бизнес-планами, навевали уныние и тоску.  Уилл клал на всё это болт. Ему было хорошо, когда любили его песни, ему было хорошо, когда он был в обществе тех, кому он нравился, и он бунтовал против отцовской воли.
- Ты сделаешь как я сказал! - непреклонно твердил отец, - иначе отправишься на улицу к своим нищебродам-музыкантам, прозябать в безвестности и нищете , пока один из тех, с кем ты стремишься сблизиться, не вгонит нож тебе под ребра.
- Я не хочу, - кричал Лаш в кабинете отца, и в шквале эмоций по сторонам летели книги, посуда и прочие предметы, попавшиеся под руку.

После выпускного в музыкальном колледже Уилл немедленно собирает чемодан и уезжает – в ту свободу, в которой не будет властности Уолтера, тишины испуганного взгляда матери и лицемерия приятельских дежурных улыбок. Он меняет любовниц и любовников, пробует на вкус и ощущения всё, что хочется, быстро понимает, что без денег жить интересно. но слишком нервно, и успевает найти стиль, который начинает приносить ему деньги и узнаваемость до того, как нужда в деньгах толкнет на необдуманные действия. В музыкальной тусовке Уилл постепенно заводит друзей полезные знакомства, не зависящие от более успешных патронов, и записывает пару альбомов, играет в клубах, на живых сессиях на радио. Расчетливость и гедонизм толкают в непростые знакомства, в холодные ночи в полицейских участках, откровения, от которых Уильям с удовольствием избавился бы.
Он не замечает, как касаются его жемчужные тонкие нити искусной паутины, влекут в ловко расставленные силки, и как права была бабка Элизабет в своих наставлениях присматриваться к тем, кто его выбирает. И возможно, что однажды его накрепко закрутило бы в водовороте той жизни, в которую он бросился в побеге от отцовского давления, если бы в один холодный сентябрьский день в теле юного музыканта не проснулся Девон.

Девон единственный и нелюбимый сын главы королевской стражи Неблагого Двора, почти всю жизнь проживший вдали от родительского дома. Живой и любознательный мальчик раздражал сдержанного, жесткого и малоэмоционального отца, и едва проявилась склонность к прорицанию, Девон был отдан на попечение жрецов, где помимо развития магических искусств получил религиозное образование и под умелым руководством весьма преуспел в прорицании. Боевые навыки он развивал больше потому что нужно, чем из насущной необходимости, и хоть и не страшился боя, но холодной стали предпочитал хитросплетение интриг и манипуляций. Его живой характер был отравлен обидой на отца, - Девон умен, он тонко чувствует. как самую горькую правду о так страшащем своей неизвестностью и так манящем бездной возможностей будущем облечь подать как лакомое блюдо или превратить в желанный десерт, он черный жрец, способный приоткрыть плотную завесу неизвестности грядущего тем, кто может заплатить - монетой или услугой, теплом постели или влиянием. Он плетет интриги и с холодным презрением наблюдает, как меняются фигуры при дворе, как истлевает, сломанная расставленными силками, некогда величественная фигура отца и как его место тут же занимает другой  - Девон даже не помнит имени, настолько оно несущественно. Будущее гнетет его, оно пахнет плесенью забвения и пылью старых усыпальниц, от него проще укрыться в настоящем, в жарком тепле чужих рук и соленом запахе обнаженной кожи. Столетия сменяют друг друга, меняются любовники, друзья и враги, слава и смерть меняются местами на полях сражений, которым суждено изменить судьбу волшебного народа, и лишь тревожная неизбежность всё тем же шагреневым покрывалом маячит за причудливым хитросплетением чужих жизней.
Девон засыпает, как и все те, кого он всё еще знает, и долгие годы неопределенности забытья пролетают для него как один миг. Пробуждение не щадит его - оно обрушивает на леностную ото сна голову поток незнакомых ощущений, звуков, запахов.
Удавка тягостного ожидания вдруг разжимается.
Девон смотрит на свое новое лицо с любопытством, несколько дней пытается осознать происходящее и освоить новые знания, обнаруженные в голове. Ему нравится то, что он видит, но в разнообразии наступившего нового мира он внезапно едва ли не кожей ощущает подступающую панику - одиночество совсем не то, на что он рассчитывал в жизни.
Нет, Девон не останется единственным сидхе, проснувшимся в юном человечьем теле. Нужно только найти таких же "счастливчиков".
Интересно, живы ли те, кого он когда-то любил?