Ситуация кажется Уиллу унизительной ровно до того момента, когда Юэн соглашается на разговор наедине. Уилл поднимается, пусть пошатываясь, качаясь на ногах от слабости и головокружения, но его не выставляют отсюда, нет, ему даже кажется, не всё ещё кончено, не всё потеряно. Он ловит что-то во взгляде Юэна, что заставляет его не надеяться, нет, скорее - почувствовать себя всё же здесь привилегированной личностью. Возможно, надо было не действовать на эмоциях, возможно, надо было сперва найти Хогга, поговорить с ним? Объяснить, насколько ему важно было достать именно этого человека. Почему то, что он сделал, не должно оставаться безнаказанным. Уилл думает, что их отношения, сохранившуюся от них искру - можно было бы использовать в своих интересах, а потом почти сразу же поправляет себя: кто знает, может, искра сохранилась только у него?
Вглубь убежища Уилл идёт следом за Юэном, рассматривая его затылок, плечи, время от времени ловя его взгляд. Адреналин в крови рассасывается очень быстро, и, оказавшись в замкнутом безопасном помещении, Уилл уже совершенно не хочет делиться подробностями из своей жизни, которые он предпочёл бы забыть. Это неудобно, дико.. всё ещё унизительно, и он не из тех, кто охотно делится слабостями. Ему было бы куда проще, если бы от произошедшего остались шрамы - он бы снял одежду, демонстрируя уродливые рубцы на коже, отвратительные, красные, вздувшиеся.. Именно так они бы выглядели, думает Уилл, опоясывая его грудную клетку полосами, как от удара кнутом.
Но все его шрамы глубоко под кожей, их нет ни на костях, ни где-то ещё, все его шрамы - на магии, изменённой, прохудившейся, точно истрепанное корыто. И в голове. Воспоминания болят больше всего. Следом за ними - ощущение слабости, а где-то в хвосте плетётся жжение саламандры, которую носит под сердцем его враг, саламандры, которая отчаянно хочет вернуться к своему хозяину.
Замерший на несколько секунд у окна Уилл осторожно, медленно задёргивает шторы. Склонив голову к плечу, он рассматривает убранство комнаты, в которой расположился Юэн. Совсем не похоже ни на его квартиру над "Неметоном", ни на жильё самого Уилла. И то, и другое было разрушено, интересно, как скоро это место постигнет та же участь?
Все они прокляты, думает Уилл. Все, кто отличаются от людей, обречены на преследование, охоту.. И как бы они не пытались защититься, люди оказываются хитрее, изворотливее, они берут своё за счёт количества в конце концов. Уилл уже давно подходит к мысли, что лишь защищаться - недостаточно.
- Я бы спросил, знаешь ли ты об охотниках, но это было бы несмешной шуткой.
Осмотревшись в комнате, Уилл предпочитает креслу у массивного стола - сам стол, точнее, его край, на который он и присаживается. Кресло поставит его в позицию обычного посетителя, просителя.. А Уилла она совершенно не устраивает. Он привык быть исключительным, хотя бы для Юэна, пусть сейчас это попытки сохранить видимость, а не правда.
А потом Уилл рассказывает. Формат его откровения больше похож на сводку сухих фактов, коротких словосочетаний и предложений. Отдельных слов, ни с чем не связанных, брошенных в воздух точно камень в колодец - ни связи, ни смысла... И всё же это правда. Уилл делится тем, что случилось, без лжи, не утаивая ничего важного, но говорит отстранённо, будто не о себе, будто ему до сих пор сложно признать, что такие вещи могли произойти именно с ним.
Нет-нет, думает Уилл, он это не заслужил.
И ещё раз нет - мыслям-сомнениям, так ли уж хорошо, что он выжил? Остался ли собой? Уилл вспоминает, как было раньше. Октябрь, начало ноября.. Когда он жить не мог без телефона и снимал каждый шаг для сторис. Как его подзаряжало общение с подписчиками, встречи с теми, кто его знает, на улице.. Сейчас узнавание скорее пугало его, а общение с незнакомыми людьми, в каждом из которых он теперь видел угрозу, превратилось в чёрную воронку, которая затягивает в себя все силы.
Он этого не просил и не хотел.
Но чешуя..
- Я нашел человека, который сделал это со мной, и заставил вернуть всё, как было. Как видишь, получилось не совсем, - Уилл ведёт плечами, раскрывает ладони, глядя на них.
Под тонкой кожей то и дело просвечивала переливчатая лимонно-желтая пигментация. Цвет благородного золота... это нравилось Уиллу и он почти боялся по-настоящему двух связанных с этим вещей. Во-первых - что побочный эффект временный и чешуя вскоре снова станет тускло-чёрной, во-вторых - став таким исключительным экземпляром, Уилл почти сразу же повышает цену на свою голову, точнее, шкуру, в десятки, если не сотни раз. Сколько коллекционеров пожелают заиметь дома сделанное из него чучело?
- Для того, чтобы заставить его, мне пришлось потратить почти все остатки... И я бы не сказал, что мои способности сейчас стабильны. Но они хотя бы есть. Время. Время залечивает раны, даже на магии. Время, которого у нас нет.
Уилл дёргает уголком губ. Улыбка получается кривой и мрачной. С исповедью покончено, время прощаться, пожалуй?.. Уилл усмехается шире и выдыхает, укладывая лоб на плечо стоящего рядом Юэна. Приобнимает за талию - осторожно, одной рукой, утыкается носом в его рубашку, тянет ноздрями запах... всё те же духи, едва уловимый тонкий шлейф, смешивающийся с запахом кожи во что-то подозрительно напоминающее афродизии.
Ах да, чары зелья травника по-прежнему действуют, вспоминает Уилл. Но в его поступках сейчас нет ни грамма расчёта. Только въевшаяся в осунувшееся лицо усталость, да тянущая где-то меж рёбрами тоска по дому.
Дому, которым был когда-то для него Юэн.
Дому, который сгорел в огне.
- Подпись автора