Дейрдре не любила семейные обеды, ужины, приемы. Весь показной лоск и роскошь, которым не было конца, но за которыми ничего не стояло. Впрочем, последнее как раз, кажется, осталось в прошлом, потому что то немногое, что она позволила сохранить их отцу, не позволяло вести прежнюю жизнь, хотя бы потому что демонстрировать наличие запасов на черный день, было бы верхом неблагоразумия. Можно подумать, что отсутствие такой демонстрации помешало бы дочери восхитительного семейства отыскать все, что ей потребуется. О, ее должность позволяла ей знать больше, намного больше.
Дейрдре не любила семейные обеды, ужины, приемы. Но ее неизменно приглашали на них каждую неделю, как если бы они все здесь могли делать вид, что все еще являются ее семьей. Правда была в том, что семьей они быть перестали задолго до того, как Дейрдре осознала в себе Моргану, или Моргана захватила контроль, но теперь считаться с этим рудиментом вообще не было никакой нужды. Жрица презирала главу этого семейства еще больше, чем его родная дочь и для него же было бы лучше, если бы он держался от нее подальше – так далеко, как позволит ситуация и обстоятельства, учитывая всю специфику произошедшего во всей ее полноте. Но нет. Семейные обеды это святое. Как самая грязная провокация. Как попытка поиграть в нормальную семью. Как возможность Морганы наблюдать за тем, чтобы мистер Спенсер старший больше не думал о том, чтобы поднимать руку на свою жену. Он не нравился Дейрдре. А с пробуждением в ней Морганы, он ходил по краю глубокой пропасти, даже не осознавая этого.
Мать всегда встречает тепло и приветливо. Она никогда не умела скрывать свои эмоции и потому так легко понять, как обстоит с нею дело, не случилось ли чего дурного, не обидел ли ее кто. Не обидел. Больше не посмел бы, если не хотел, чтобы его дело получило новый виток развития, который будет уже не остановить.
За обедом они мило и мирно беседуют. Отец делает вид, что не хочет сжать пальцы на ее шее и поднять над землей, а Моргана врет, что новый повар даже лучше предыдущего. Не лучше, но делает все, что в его силах, ведь ему платят тысяч на двадцать меньше, чем предыдущему, а миссис Спенсер вообще не умеет готовить, так что… Безразлично. За пределами этого дома Дейрдре использует доставку почти все время, предпочитая ни прямо, ни косвенно не взаимодействовать с кухней.
Положенный час проходит спокойно, почти умиротворенно. У них в пять часов чай. Всегда. Они потеряли все, включая свое доброе имя, но все еще делают вид, что все так, как должно быть у семьи аристократов. Что ж, титул и впрямь же все еще был за ними. Дейрдре по-прежнему могла называться леди, не должна была работать и непременно выйти замуж за кого-нибудь уважаемого и титулованного так, что тошно станет. Выходить замуж она, конечно же, не собиралась. Работу бросать тоже, но на нее с этим наседать никто и не смел. Кто бы решился? Разве что брат, разве что единственный, у кого было на это право, разве что…
Нет. Никаких больше «разве что».
Когда-то он был ей дорог, когда-то он был ей важен, когда-то настолько, что это проклятое «брат» теперь вставало костью в горле и у Дейрдре, и Морганы, пусть и по разным, но таким схожим причинам.
Но после, что-то неизменно и болезненно пошло не так.
Проехалось катком по их жизням и им обоим. Дейрдре было больно когда-то, кажется.
Моргане было больно всегда, с тех самых пор, как Артур уснул.
Потери с нами навсегда.
Некоторые – буквально.
Она скорее чувствует, нежели слышит, как брат заходит в библиотеку, где Дейрдре с задумчивым видом листает книгу по истории Британии. С недавних пор ей очень интересно было, что именно писали в книгах о них. О ней. Об Артуре. Привычно, Моргану вообще не упоминали ни в каких исторических источниках, да и в существовании Артура сомневались, приписывая к его имени «легендарный». Как коротка память смертных. Как скоро можно у них стать просто легендой.
- Здравствуй, брат, - она улыбается привычно им обоим. Сердце Дейрдре могло бы еще сжаться в груди, но сердце Морганы оставалось безусловно холодно. Она не испытывала ничего к их волнующему прошлому, ко всему, что их связывало, к тоске, которую могла бы испытать, если бы позволила себе это хоть на минуту. Женщина поднимается из своего кресла, откладывая раскрытую книгу на столик. Она не собирается никуда бежать и уж точно его не боится. Сама сокращает расстояние между ними до непозволительного. Встает на цыпочки. Целует его в щеку и тут же убирает пальцами следы помады.
- Много дел с момента повышения, ты ведь понимаешь, - он не понимает. Он никогда этого не одобрял. Никто не одобрял. Где это видано, чтобы благородная леди проводила в обществе мужчин большую часть своего времени, бегала с пушкой наперевес и расследовала какие-то там дела? – Конечно. Чудесный день, - она почему-то не делает шага назад, почему-то не садится обратно в кресло, почему-то не уходит. Хотя ей, наверное, стоило бы, ведь все это не имело никакого смысла. Они были непозволительно близки прежде. Но были ли они друг другу хоть кем-нибудь теперь? Пропасть, что разверзлась между ними, вряд ли когда-нибудь окажется вновь твердой почвой.
- Как ты?
Кто ты?
Зачем ты здесь?
Чего ты хочешь?
- Не ожидала тебя здесь увидеть, - себя, впрочем, тоже. Она давно жила отдельно, в прекрасной квартире близко к центру Лондона. Никто не спрашивал, откуда деньги. Все отлично знали. И Дейрдре не было стыдно. Отец ей сильно задолжал, - Стены дома стали еще более невыносимыми, чем прежде.
Он, возможно, знал это лучше других.