Способности
• обращение в три формы: во́рона, человека и существа, представляющего собой трехметровый гибрид человека и ворона со всем полагающимся;
• чрезвычайно впечатляющие сила, скорость и выносливость;
• не менее потрясающая скорость регенерации в форме ворона-воина;
• магия иллюзий;
• магия земли;
• магия любви к животным: они его любят, он их любит (в том числе употреблять в пищу). Водит дружеские и деловые отношения с врановыми;
• на правах старого деда: восхитительно умеет обращаться со всеми видами оружия, с которыми имел возможность близко познакомиться за все годы своей жизни (до VI в. н. э.);
• как Ангеран и для любителя неплох в стрельбе из огнестрела;
• если отобрать у него оружие, все равно останется опасным, потому что у него все еще будут руки и ноги. И крылья. И клюв;
• водит авто, хорошо держится в седле, даже если под ним корова;
• знает целую кучу древних языков, как устных, так и письменных, может блеснуть этим никому не нужным знанием, чтобы показаться умным;
• из современных языков, помимо английского, немного знает французский и слегка бретонский;
• хорошо готовит – лучше, чем вы думаете;
• притягивает к себе проблемы и обладает профессиональной чуйкой на конфликты разной степени тяжести;
• точно определит, если вы умрете.

История

I am war, I am pain, I am all you've ever slain,
I am tears in your eyes, I am grief, I am lies

[indent] Посланники войн и бед, они даже не понимали, за что люди их так не любят. В поисках чем бы поживиться, вороны мчались вслед за воинами: после них всегда что-то оставалось, будь то остатки пищи или горы трупов. Мелкие поселения росли, превращаясь в города, и двуногие постоянно боролись за превосходство, плодородные земли и рабочую силу. А вороны, заслышав далекий топот приближающихся отрядов, собирались стаями, шумели и беспокойно метались в ожидании кровавого пира. Когда люди заметили такое поведение птиц, тогда-то они и стали звать их горевестниками.
[indent] Сначала он был просто птицей. А может, и не просто, но ворон этого не знал. Его звали Крра. Хотя, может, Карр или Кар-крр… Он жил в засушливых краях, в которые по рекам приплыли черноголовые люди, основали города и создали процветающие цивилизации. Первые цивилизации этого из срединных миров. После очередной битвы одного высокомерного вождя людей против другого высокомерного вождя таких же людей ворон, следуя простому желанию набить брюхо пищей, вместе со своими пернатыми сородичами набросился на самый вкусный, чистый и хорошо накормленный труп. Кто-то уже выклевал сочные глаза, кто-то обкусал губы, кому-то повезло выдрать куски плоти из ран… А он хотел просто есть и прогнал тех воронов, что пристроились у широкой дыры в теле на груди. И ему досталось сердце, а вместе с ним память и знания вождя.
[indent] Так Крра стал уга-уш – не просто птицей, а магическим существом, которому открылся весь необычный, яркий, увлекательный мир, а главное – возможность его понять. Ворон стал не просто птицей, пожирающей падаль; он приблизился к богам и к людям, нес вести о приближающихся войнах и бурях, а за ним галдящей стаей следовали его сородичи. Шли годы, и чем больше времени ворон проводил среди людей, тем сильнее ему хотелось стать одним из них, испытать то, что могли они, увидеть все своими собственными глазами, а не через воспоминания мертвого вождя, почувствовать все так, как чувствовали люди.
[indent] Однажды ворон услышал плач женщины. Она молилась богам и призывала их на помощь, желая, чтобы ее муж вернулся домой из военного похода – так сильна была ее тоска по нему, что нового мужа она не хотела, будь это хоть сам лугаль. Тогда ворон обратился к ней, пообещав, что приведет воина домой, но взамен женщина отдаст сердце их дитя. Женщина согласилась. Уга-уш свою часть сделки исполнил: он предупреждал человека об опасности, вел его скрытыми дорогами, будил, если во время отдыха к мужчине приближались звери или враги. И в конце концов привел его к жене. Вскоре брюхо женщины распухло, а спустя время из нее вылез человеческий детеныш. Женщина, однако, отдавать ребенка не захотела и попыталась скрыть от ворона его рождение. А ворон ждал. И когда терпение его закончилось, вернулся к женщине и потребовал свое. Не получив желаемого добровольно, вестник смерти забрал дитя глубокой ночью и выклевал его сердце неподалеку от жилища лгуньи, в назидание оставив маленький труп на палящем солнце.
[indent] Желание горевестника исполнилось, он стал нигир-уш, получил имя Месламтаэа и теперь мог преклонить колени перед богами и достойными его сил вождями. Но вместе с новыми возможностями он получил и чувства – и среди них оказалось леденящее и сжигающее изнутри чувство вины. Месламтаэа понял, что совершил тяжелый проступок, лишив родителей долгожданного ребенка и поглумившись над ними, и исправить это не было в его силах.
[indent] Как искупить вину он не знал, а потому отдал все силы на сражения, призванные защитить народ людей тех земель, на которых он сам жил – Киэнгир. Война стала смыслом его жизни и тем единственным, ради чего он существовал, и так длилось до тех пор, пока народы не смешались, пока не пали города и храмы, а на их месте возвели новые. Когда боги потеряли свое значение, и стало ясно, что Вавилон приближается к упадку, те из нигир-уш, кто еще жаждал жить, отправились в другие края и обосновались на бедных и забытых землях близ Стимфала. Однако вскоре на них напали, многих убили, а тех, кому удалось выжить, прогнали.
[indent] Нигир-уш практически исчезли. О них, как о величайших воинах, как о вестниках войны и существах, способных предупредить о приближающейся буре и даже помочь побороть стихии, забыли – остались лишь старые истории о птицах-горевестниках.
[indent] Те из воронов, кому все же удалось спастись, улетели на север и остались там, привлеченные горячей кровью суровых, неистовых воинов. Им дали новое имя – вальравны, древние из них – и это стало началом новой жизни. Север принял их, великие владыки призвали под свое покровительство, воины славили их, простой люд боялся, но взывал к ним в отчаянии. Древние объединились с северными братьями и продолжили следовать судьбе посланников хаоса.
[indent] Месламтаэа взял имя Аули. Он был уже стар, но все еще умело сражался, хоть в темных его глазах мириадами мертвых звезд-жизней отражалась вселенская усталость. Он познал все прелести и горести бытия человеческого множество раз, и хоть всю свою безмерно долгую жизнь искал искупления и избавления от вины, в итоге так свыкся с этим чувством, что оно стало едва ли не иллюзорно, но все равно осталось в сердце. Однако сильнее его стало тяготить то, кем он был – вестником войны и горя. Сколько боли, злости и потерь приносит с собой война? Аули был тем, кто нес весть об их неизбежном приближении, а его стая пожирала павших на кровавом пиру неуемных человеческих амбиций.
[indent] Но пока будет живо человечество, люди не смогут не воевать; они продолжат уничтожать собственный род, а значит, у вальравна всегда будет добыча… Если вальравн будет жив.
[indent] Однажды все они пали или уснули беспробудным сном, и даже в этом событии не обошлось без людской жадности.

Новая жизнь была лишь мгновением в сравнении с прошлой.
Но стоила гораздо дороже

[indent] Ангеран Эшвинг – сын бретонки и англичанина. Обычная на вид семья, зато с девизом «Контрасты и противоречия». Страстные отношения быстро превратились в удушающие, и детство и юность Энджи (или Анж, как Ангерана звала мать) прошли в цветастой палитре из ярких, сочных цветов радости и мрачных, сухих – скандалов, ссор, хлопанья дверьми и истерик с пафосными прощаниями. В итоге все эти цвета смешались в отвратную массу непонятного оттенка и стали определением обычной жизни парня. Возможно, именно поэтому он сам в итоге стал ходячим противоречием. И он не любил, когда его звали «Энджи».
[indent] С семьей отношения у Ангерана были не очень. Он слишком часто находился наедине с мыслью, что в чем-то виноват перед родителями, например, в том, что они так и не развелись «из-за него». «Лучше бы развелись», – прямо говорил он, испытывая больший дискомфорт от их вынужденного и натянуто-терпеливого проживания вместе. В общем, парень считал, что родители были больше заняты эгоистичной жалостью к себе, чем проявлением внимания к нему. Но у него была бабушка, мудрая и добрая женщина, которая воспитала в Ангеране многие из его лучших сторон. Именно она звала внука Джерри. Он любил, когда его так звали.
[indent] Джерри нельзя было назвать душой компании, однако он часто умудрялся вписаться в них если не органично, то как-то естественно, будто был неотъемлемой частью компании, но при этом же и не самой примечательной. У него всегда получалось незаметно появиться в круге общения – и так же незаметно из него исчезнуть, изредка оставив в чьей-то памяти действительно яркий, но все равно некий иллюзорный след. Хорошо это или плохо, кто знает, но Джерри всегда ощущал себя каким-то отчасти одиноким. Зато в его жизни не было каких-то выдающихся потрясений или переживаний, способных очернить или изранить сердце до желания смерти другим или себе. К смерти у него почему-то всегда было какое-то философское отношение, дескать, всему однажды приходит конец, так в чем смысл его бояться, если можно насладиться жизнью? Вдобавок ко всему, он быстро отходил и справлялся если не с самыми дерьмовыми ситуациями, то хотя бы перешагивал через них. И он всегда много улыбался, шутил и мечтал.
[indent] Определенно, Ангеран казался всем обычным. Обычный улыбчивый парень, обычный терпеливый сын, обычный обозленный подросток, обычный любитель побыть один и обычный сосед, с которым можно весело потусоваться. Обычный Ангеран, однако, прятал в себе много не самых обычных вещей. Он всегда был недоверчив, хоть многие считали иначе: вместе с умением появиться в чьей-то жизни и незаметно из нее исчезнуть, он каким-то образом вводил в заблуждение, делясь добротой, чем-то волнующим для него, но при этом не подпуская к себе близко никого. Оттого образ Джерри для всех выглядел довольно расплывчато. Друзья знали, чем он увлекается, но не могли описать эти увлечения детально; они знали, что его тяготит, но не понимали, как и насколько сильно, потому что все казалось простым и поверхностным. По правде говоря, они не знали даже, друзья они или нет. У многих случался внутренний диссонанс от двойственности, которая проявлялась одновременно: Ангеран много смеялся, шутил, был весел и дружелюбен, однако его глаза всегда отражали грусть, а некоторые поступки демонстрировали пугающее хладнокровие, даже если это восхищало. И ко всему прочему, он часто попадал в ситуации на грани конфликта, как будто притягивал опасности или тянулся к ним сам, чувствовал смерть, будь то животное или человек, и точно знал, кто мертв или вскоре погибнет, если, например, был свидетелем аварии или даже нападения кошки на птицу, оправдывая это простой наблюдательностью. Джерри видел странные сны, мог уловить краем глаза нечеткие тени, которые не столько пугали его, сколько казались чем-то вроде хранителей. Однажды, проходя мимо стрелкового клуба, он понял, что ему именно туда и нужно, и с тех пор увлекся стрельбой, о чем никому не рассказывал до самого вступления в ряды инспекторов RSPCA.
[indent] И он всегда очень любил животных – больше, чем людей. Как будто между ними была какая-то особенная связь, хотя все дело в добром отношении и правильном поведении. Особенно Джерри тянулся к птицам. Когда он съехал из родительского дома и снял простенькую квартиру на последнем этаже в старом доме, обнаружил, что на крыше собираются птицы. Лучшие собеседники, кстати: в меру говорливые, в меру безразличные. «Птичник» – так прозвали его соседи, друзья и коллеги, когда узнали, что Джерри заботится о пернатых. Если бы они знали, как близки к истине…
[indent] В тот день, когда вернулся Месламтаэа, Джерри так сильно придавило, что он едва не лишился жизни. Придя в себя, единственное, что он сказал, было: «А, вот как», – и после этого молча пролежал на полу, смотря в потолок, еще несколько дней. 
[indent] Обычный Ангеран оказался вестником войны. Улыбчивый и беззаботный, с типичными проблемами молодой человек стал древним существом, пожирающим плоть и несущим смерть. Какая ирония.

Или трагедия?