динозаврики
William Blake x Kian O’Riordan
10.01.2021 лондон
звезды падают с неба - | я возвращался со школы |
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-11-04 00:58:14)
Легенды Камелота |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Легенды Камелота » Сыгранные эпизоды » [10.01.2021] динозаврики
динозаврики
William Blake x Kian O’Riordan
10.01.2021 лондон
звезды падают с неба - | я возвращался со школы |
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-11-04 00:58:14)
Новый облик был потрясающим. Уилл не знал, что именно Спенсер сделал с ним, какие именно изменения произошли на генетическом уровне, но, кажется, обновлённый дракон летал даже лучше, чем прежде. Лучше, быстрее, чешуя была гладкой и прочной. В конце концов, развалив собой беседку в убежище, он отделался даже без парочки царапин.
Цвет чешуи и прочие улучшения, пожалуй, были той самой причиной, которые до сих пор удерживали Уилла от попытки избавиться от Спенсера с концами. Уилл не мог перестать думать о том, что это не единственное, что можно было улучшить в лабораториях, да и, возможно, они наконец-то действительно получат возможность передавать искру обычным людям? Всё это окрыляло. Особенно вместе со стимуляторами, которые Уилл позаимствовал в аптечке Ала, а после нашел их же дома у Табиты.
Ему нужно больше.
Не успевшее адаптироваться к изменениям тело подводило его регулярно, а советы минимизировать нагрузку Уилл воспринимал как ещё одну попытку как можно на дольше замедлить его восстановление.
Он проводил в облике ровно столько времени, сколько это позволяли его силы. И с каждым днём сил становилось всё больше.
Плотную завесу удушливого городского смога преодолеть было легко, пусть в целом набирать высоту в условиях мегаполиса, прикрывая себя мороком и лавируя между высотками, было особо увлекательным занятием. Значительная высота нравилась Уиллу куда больше, высока и облака, порой плотные, порой похожие на паутину. Он вспарывал их крыльями, возвращаясь на землю полностью мокрым, как от росы.
Сегодня ему удалось добраться достаточно высоко, чтобы роса превратилась в ледяную корку. Крылья онемели, а огонь ушел - Уилл просто-напросто не смог до него дотянуться. Форма забирала слишком много сил, от неё нужно было отказываться немедленно, и Уилл обернулся человеком, падая вниз.
Свободное падение - любимый из его способов спуска ещё задолго до того, как в нём проснулся дракон.
У Уилла есть некоторое время до приземления, время, в течение которого к нему вернётся часть способностей. До столкновения с землей - целых две минуты. Уилл раскидывает ноги и руки, запрокидывает голову, и сопротивление воздуха само переворачивает его грудью к земле. Стимуляторы работают, и Уилл мало-помалу чувствует возвращение магии. Огонь приятно ластится к рукам, точнее, и не огонь вовсе, а пока тепло, не позволяющее ему отключиться.
Городской пейзаж всё приближается.
По опыту Уилла - считать и анализировать он сейчас точно не в состоянии - до момента приземления не больше минуты. Магии всё ещё толком нет, а вот сможет ли он обратно принять форму - узнает в последний момент. Поза скайдайвера удобна не только тем, что его падение замедляется максимально. Обратно приняв форму, Уиллу останется только аккуратно раскрыть крылья и спланировать, он даже присматривает подходящую площадку для посадки - разгон у него будет взят приличный, чтобы остановиться вовремя.
И ничего не находит. Отходняк от препаратов наступает так же неожиданно, как и всегда. Уилл бы делал ставку, что виновница в этот раз - чёртова гипоксия, но думать ему уже некогда. Перед глазами - месиво из ночных огней. Тело прошибает волной холодного пота. Уиллу хреново и, наверное, торчать на стимуляторах пора действительно прекращать.
Спасает его только донельзя рыхлая почва и форма, вернувшаяся в последний момент. Чешуя срабатывает как защитный панцирь, и Уилл валится на землю, вскапывая собой канаву длиной в пару десятков метров.
Похоже, он в каком-то парке. Или кладбище? Плохо, в общем-то, и то, и то - морок слетел с него вместе с обликом тогда, в первый раз, а потому он снова попался на камеры.
Похоже, у него сотрясение.
Уилл чувствует себя так, словно у него кровоточит примерно вся чешуя.
Ему бы не помешала помощь опытного мага сейчас, но последний целитель, которого он знал, теперь смердит мертвечиной.
Пьяно ухмыляясь - он жив! - Уилл пытается подняться. Получается только на четвереньки.
Неподалеку он замечает силуэт со спины, кажущийся ему знакомым. Тёмные волосы, выглаженный костюм, осанка. Внутреннее зрение накладывает образ прошлого - чёрная чешуя, длинный хвост...
"Скир!" - пытается позвать Уилл севшим голосом.
Тошнота накатывает волной. Уилл пока держится, но не привлечь внимание и не попросить помощи не может. Когда-то, застряв в горах, он спасся одной-единственной сигнальной ракетой. Сейчас же он отправляет её - иллюзией, куда более медленной, возможно, немного тёплой. Прямо в мужчину, который так напомнил ему издалека Инграма Кинга, окутывая его фигуру облаком обманного пламени на несколько мгновений.
Наблюдая за этим зрелищем, Уилл валится в колючий кустарник. Всё, что он может сейчас - смеяться над своей выходкой (такая удачная шутка, не правда ли), стонать от боли в рёбрах, и играть в угадайку - "встречного огня-то не будет?"
Отредактировано William Blake (2021-10-29 02:18:42)
Туда - сюда (а), туда-сюда (а)
Туда-сюда - одно и то же каждый день
Туда - сюда (а), туда-сюда (а)
С тобой ходит только заебавшаяся тень
Наверное, Касаточку придется отдать. Честно говоря, я был бы только рад такому исходу, хотя совесть моя, конечно, противилась... интересная у человека природа: как запирать несчастную Касаточку дома сутками, так все хорошо, а как отдавать в руки, которые будут о ней заботиться должным образом - так “фу, предательство”. А ведь она тоже тварь божья. Может, менее божья, чем человек или женщина, но.
Надо будет поразмыслить об этом на досуге. Да, нехорошо. А держать молодую дурную собаку в четырех стенах - хорошо? Молчу о том, что краснеть перед соседями за бесконечный лай тоже, знаете ли, не отпад для нервной системы.
Хотя я бы не отказался посидеть в четырех стенах, если честно. Лишь бы не мягких. На недельку-другую запастись замороженной едой, книгами и мыльными операми. Карен бы, наверное, повесилась от тоски и ненависти ко мне, такому простому и нетребовательному к досугу.
Ты, - говорила, - вечно себя жалеешь и ноешь.
Если бы у Карен так адски болела спина от стояния за хирургическим столом, я бы на нее посмотрел. Если бы у нее едва не чулком слезала бы кожа с рук - я бы посмотрел. Все чертовы антисептики. И перчатки эти тоже, кажется, какие-то новые. Не подходят. Надо будет сказать...
Может, я и жалею себя, но я хотя бы не ухожу к каждому, кто звонит в дверь.
В мыслях проносится непечатное слово.
Я устал быть всепрощающим. У меня ограниченное количество щек для битья.
...к слову, звука удара я даже не услышал, - наушники! - но отлично почувствовал. Кажется, под ногами завибрировала не то что земля - плитка затряслась. Мне открылась сокровенная тайна, почему плитку так часто меняют. Видимо, поэтому.
Вынимаю наушники. После смены категорически мало желания умирать от какого-нибудь незамеченного взрыва или летящей грохочущей... хм... покрышки?.. Эдак от грузовика. В любом случае, я отказываюсь умирать, не приняв душ и не поужинав. Во-первых, это не гигиенично. Во-вторых, я отказываюсь облегчать задачу по подготовке моего бренного тела к погребению. Пусть выгребают спагетти или чего там я сегодня съем и вспоминают ту самую экспертизу, которой помотали мне кучу нервов. Видите ли, некорректно я что-то там сделал!.. Повторная экспертиза показала, что я прекрасен как рассвет, но нервные клетки не восстанавливаются.
Отпад.
Тишина. Потрескивает фонарь. Слышу редкие всплески пруда и сонное гаканье местных закормленных уток.
Хриплый тихий голос в темноте зовет меня. Он не зовет меня по имени, он вообще не говорит ничего вразумительного - но почему-то я уверен, что обращается он именно ко мне.
Делаю шаг навстречу.
Земля чуть поодаль рыхлая и мягкая, будто только что вскопанная. Темнота влажная и липкая. Идти мне почему-то тяжело.
Смаргиваю пелену света. Жарко и в глазах рябит. Видимо, упал сахар. Или давление. Меня и пот прошиб - точно надо что-то пожевать. Или выпить сладкой воды. Или хотя бы просто воды.
Иду на смех и наощупь нахожу лежащее корчащееся тело. Меня перекашивает от запаха пота, крови и чего-то еще едва уловимого; брезгливо морщусь. Что ж, оно живое, раз может ржать. Значит, сильно торопиться некуда. Включаю фонарик на телефоне: зрачки большие-большие, а реагируют на свет медленно-медленно.
Понятно-с.
Откуда ж ты свалился на мою голову, чудила...
Прежде чем дотронуться до мальца (навскидку дал бы ему года двадцать три, вряд ли больше), вылавливаю в рюкзаке пачку перчаток. Не хватало еще голыми руками его трогать. На моих руках раны от антисептиков тянут на стигматы; у мальца хлещет кровь как минимум из носа. Для страйка мне не хватало только ВИЧа или гепатита, или что там сейчас у молодежи в ходу.
Кидаю телефон с фонариком на сумку; света мало, но должно хватить. Аккуратно дотрагиваюсь до плеча, покрытого испариной.
- Эй. Эй. Что произошло? Я врач, не бойся. Можешь дышать? - взгляд у него, конечно, абсолютно отбитый и чумной. Надеюсь, у него нет какого-нибудь перелома позвоночника, и ему достаточно будет просто проспаться. На молодых все заживает, как на собаках.
Кстати, как там моя несчастная Касаточка?..
- У тебя идет кровь из носа. Ты ударился? Тебя сбила машина? - хмурюсь. - Ты вообще понимаешь, где находишься?..
Надо вызвать неотложку и пойти уже домой, честное слово.
Огня нет, как ни странно. Уилл, на какое-то время перестав хихикать - или заикаться, он не определил до конца, - по-прежнему обливаясь слезами от боли в рёбрах, с недоумением смотрит на дракона, который отмахивается от иллюзорного огненного шара, как от сигаретного дыма, и направляется к нему, силясь рассмотреть его в кустах. С помощью фонарика на телефоне.
Сюрреализм. Уилл рехнулся, у него галлюцинации, интересно, его мозг подлежит восстановлению?..
Или же всё дело в том, что мужик - странный. Драконом его во второй раз назвать язык не поворачивается: нет ни гневных возгласов, ни угроз, ни трансформации в огромную ящерицу, под лапами которой в рыхлом грунте тут же образовались бы вмятины. Впротивовес внушительности показавшегося маревом драконьего облака мужчина выглядит даже.. лёгким. Суховатым. Бледным - по нему явно скучают калифорнийские пляжи. Или хотя бы Италия. Уилл даже думает - может, он обознался? По-хорошему, ему и правда не помешает доктор. Он думает об этом ровно две секунды, пока не проходит очередной приступ дурноты.
И вот Уиллу уже снова интересно. Он, по-прежнему сидя в земле, одетый не по погоде легко, с трудом осознающий, где находятся его руки и ноги, пялится на подошедшего - и ведь верно таки, дракона!- и тыкает пальцем ему куда-то в руку, с удивлением сипя:
- Не чешуя, а латекс. Гы. Хорошо, что ты доктор. Я тут как раз, это...
Выпал из самолёта? Косплеил собой взрыв гранаты, гуляя в саду, или, всё таки, кладбище? Им играли в гольф примерно с луны, хм, ётуны? Последнее объяснило бы нерастаявшую до конца в волосах и на одежде ледяную крошку. Впрочем, Уиллу и без того холодно, а силы лишний раз тратить не хочется. Особенно пока нет угрозы обморожения.
- Споткнулся в кустах, и они меня атаковали, сраные колючки, - Уилл издевательски улыбается.
Ноги-руки его наконец-то распутались, жаль, головокружение в норме. Точно, он же пытался ползти. А сейчас по крайней мере одну из рук он находит пытающейся вцепиться в хвостатого доктора. Который, к слову, родича в нём опознавать даже не собирается, и это обидно. Хоть и не так обидно, как латекс. Уилл ведь не заразный. Физическое здоровье - одна из основных визитных карточек Блейка в его блоге. Опыты с кислотой, травкой и чем похуже остались далеко позади - и на видном месте, разумеется, чтобы все видели, что он сильный духом и смог отказаться. А новые препараты, на которые он подсел, ни один тест не выявит, во всяком случае, человеческий.
Неудивительно, что доктор прячет руки. По нему сразу видно: мир современных цифровых технологий обошел его стороной. Старомодно как-то выглядит, и Уилл с удивлением понимает, что от него даже ничем не пахнет. "Ничем" в понимании подбитого неудачным падением Уилла - это, как минимум, спиртом на уровне вянущих рядом одуванчиков, или последним "Диором" - применив его щедро и с размахом, проясняя за доходы и вызывая у ближайших аллергиков приступы удушения.
- Дышать могу. Меня зверски мутит, док. Похоже, я очень сильно ударился головой.
Снова накатывает тошнота. От того, чтоб опустошить желудок, Уилл таки удерживается, зажав рот ладонью. Ладонь оказывается настолько мокрой, будто он уже проблевался, и не раз. Ах да, облачная "роса". И - слова незнакомца доходят медленно - у Уилла носовое кровотечение. Ничего удивительно, прочем. Медный привкус он замечает только сейчас, глядя на измазанную в крови руку.
Последний раз он так чувствовал себя месяц назад в лаборатории, когда дозу наркотика по ошибке снизили, и Уилл проснулся. Тогда было страшно, сейчас - нет. Скорее страшно любопытно, что за дракон-аскет такой перед ним, ведь они не знакомы. А Уилл прожил довольно долго и много путешествовал, чтобы всех британских гигантов-рептилий пересчитать на пальцах двух рук и узнать лично. К тому же, довольно близко.
Уиллу удаётся кое-как выпрямиться, стоя хотя бы на коленках. Взгляд потерянного щенка слишком отрепетирован, чтобы теперь ему не удался. Потому Уилл пачкает чужой рукав кровью и смотрит снизу вверх с мольбой, которую уличить во лжи невозможно физически. Это лучший из его взглядов, по правде говоря, а красные разводы на лице только выгодно оттеняют голубой цвет глаз, Уилл в этом уверен, ведь у него есть парочка таких фотосетов.
- Мне нельзя в больницу, прям совсем. Ты сможешь мне помочь? Пожалуйста-пожалуйста. Больница - смерть для меня, легче сразу вскрыться.
Стоя на коленях перед незнакомцем, Уилл выглядит так, словно сейчас заплачет, но уже от безысходности.
Ему даже играть не приходится - он вдруг вспоминает, что при падении мог разбить телефон. Телефон с контентом для блога на ближайшую неделю, заблокированным от облака, чтобы не взломали, а потому в единственном экземпляре.. Проверить его сейчас никакой возможности нет - умирающие, которым нельзя в больницу, как ни крути, ведут себя по-другому.
"Скорее, отвези меня домой, старикан, там и поговорим, где ты умудрился растерять хвост и крылья".
Отредактировано William Blake (2021-10-30 02:39:23)
Юноша едва не молитвенно складывает руки - сильно сомневаюсь, что он был в церкви хоть раз после собственного крещения. Он ведь крещеный? Наверное. При таком-то невеликом уме дожить до его возраста можно исключительно благодатью Господа.
Либо юноша зачем-то очень нужен Ему, либо Ему очень нравится играть в симуляторы. Кормить, гладить, бить головой об землю. Казнить и миловать. Парень для этого идеально подходит: объективно миловиден, даже красив, я бы сказал; ест наверняка немного, а при ударе о твердые предметы его голова забавно звенит пустотой...
Грешно, но мне тоже иногда кажется, что я - дракон в тамагочи.
у соседа по парте дракон в тамагочи
он снова его воскресил
дракон хочет есть, хочет спать, дракону опять
не хватает
игрушечных сил
Он мажет кровью рукав моего пальто. Кровь впитывается, но лишь частично; водоотталкивающая пропитка - отличная вещь, скажу я вам. Он откровенно жалок. Стоит на коленях, как будто я какой-то царь Мидас, а он тянет ко мне в ладонях кучку дерьма, чтобы я обратил её в золото и решил все его проблемы. Смотрит на меня, как на Господа Бога, доброго судью и помощника.
Что-то во мне ёкает, но я не могу понять, что... по телу пробегают мурашки. Щелкаю суставами пальцев.
- Ты пьяный идиот, - растерянно шепчу. Разумеется, в версию про атаку кустарником поверить невозможно. Проверить - тоже. Алкоголем от него не пахнет ни на промилле. Пахнет кровью и мокрой вскопанной землей.
Я не могу ему помочь. У меня почти ничего нет с собой. Если он, не дай Творец, решит издохнуть тут у меня на руках, я буду сидеть долго, эдак до второго пришествия. Сидеть из-за того, что решил помочь обдолбанному проходимцу с сотрясом!.. Я не хочу такой участи. Участи мученика. Это непрофессионально, это безответственно, это...
Я не могу его бросить. Потому что может случиться черт знает что: его могут ограбить, убить, увезти... он может потерять сознание и замерзнуть - в конце концов, не месяц май. Как мне нести на себе это бремя? Я и так похож на черепаху: мои грехи и черные мысли много тяжелее меня и стали мне роднее дома.
На кончик носа мне падает снежинка. Еще. Еще. Я смаргиваю ледяные капли с ресниц. Я не хочу. Но не могу не.
Мысленно подбрасываю монетку и, подобрав телефон, свечу фонариком в лицо парню, придержав за подбородок. Латексная перчатка хрустит. Зрачки реагируют на свет чуть медленнее, чем в норме, но реагируют: превращаются в черное игольное ушко на голубой радужке.
Значит, не принимал - по крайней мере того, что мне может быть известно. Решка.
- Вставай. Тебе не стоит двигаться, но на холодной земле ты совсем околеешь. Давай-давай. Там скамейка, - осторожно, но твердо поддерживая-подергивая его под локоть, обхватываю, закидывая руку страдальца себе на шею. Чувствую, как он содрогается и всхлипывает от прикосновения к ребрам; мне даже показалось, что я почувствовал крепитацию... позже, позже. - Вдохни глубже.
Брезгливо морщусь, обнаруживая брызги крови на рубашке. Я ведь еще те не постирал. Вот же тварь... божья.
- Осторожно. Всего десяток шагов, давай. Старайся дышать глубоко... - чуть не спотыкаюсь, но вовремя подхватываю мальца, не давая упасть снова, - ...и часто. У тебя, похоже, пара ребер в кашу. Мелочь, но неприятно.
Еще шаг. Еще. Снежинки присыпают шевелюру парня. Не тают и на моих плечах. Я с облегчением усаживаю-укладываю жертву кустов на скамейку и, задумавшись секунд на... семь наверное? - начинаю стягивать пальто. В кармане обнаруживается платок, который я протягиваю мальцу, кивком указывая на нос.
- Держи, наклонись вперед и не забывай дышать. Крови уже меньше, - накидываю на него пальто и непроизвольно ежусь. Был один идиот, а стало два. Да и не жарко, прямо скажем.
Фонарик еще светил, поэтому отыскать в кустах сумку с телефоном не составило труда. На пару секунд задумываюсь, оглядывая здоровый след от... чего? Падения НЛО? Ракеты скромных габаритов?
Нет, нет, даже голову забивать не буду. Меня это не касается. Мурашки по телу становятся размером с полевых мышей.
Смотрю на мальца сверху вниз. Почти привычный уже вид. Кстати, у него перхоть.
- Диктуй телефон родителей, - киваю на телефон в руке, - Можно брата, сестры, любого родственника или друга. Ты же не сирота?
Скептически оглядываю. Вид слегка бомжеватый, но сейчас все так ходят: говорят, это раритет, и вообще бренд, и все такое... Я не спец и никогда им не был, но на педагогически запущенного бездомыша парень точно не тянет.
- Жена? Или... гм... - мне становится жарко, несмотря на кружащийся снег, - бойфренд?
Хочется помыть рот с мылом.
Стараюсь скорее перевести тему и лезу в сумку в поисках обезболивающего. Воды у меня нет, пусть запивает чем придется. Вон у него, например, целый естественный акведук из носа образовался.
- Кто-нибудь. Или хотя бы домашний адрес. Я вызову такси, если ты так не хочешь в больницу, - протягиваю таблетку, - Что я, конечно, осуждаю.
Меня не должны посадить за таблетку кеторолака, наверное.
Знал бы он, что было бы, выпади орёл...
Именно это Уиллу и нужно. Он ждал этого - растерянности в голосе, сомнений во взгляде, словно доктор не может понять, что же с ним сейчас делать. Медики, особенно из тех, кто в этой сфере давно, слишком часто бывают непреклонны. Насмотревшись на смерть, на такие случаи, как сегодня с Уиллом, им плевать. Тот факт, что мужик сейчас раздумывает, стоит ли испортить свой выходной, уже само по себе чудо.
Уилл скромно посвящает это чудо своим актёрским талантам.
Его всё ещё пожирает интересом: что за дракон?
Откуда?
Он успел разглядеть чешую, кажется, если припомнить, у неё был землистый оттенок... Ну не пыль же ему показалась вместе с истинным обликом? Как бы не говорили драконы сами о стереотипности подобного мышления, но нередко чешуя и нрав её владельца были связаны.
Какова же насмешка - тёмную тварь упрятали в такую милосердную - Уилл спотыкается на этом слове даже мысленно - оболочку.
Сочувствие дока восхищает настолько, что любому другому стало бы уже совестно. Уилл же позволяет помочь себе встать, почти повесившись на своего "благодетеля", переставляет ноги кое-как, постанывая от боли в рёбрах, и послушно усаживается на скамейку.
Платок в руках оказывается как нельзя кстати. Уилл в первую очередь протирает им лицо, жаль, на шею и грудь уже не хватит. В следующее мгновение на его плечах оказывается пальто. На размер-два больше его собственного, и очень тёплое. Потом - таблетка. Уилл, сидя на скамье, и, как было велено, прижимая платок к носу, поглядывает на дока и думает - как же ты, парень, выжил?..
Сердобольных так и хочется одурачить, а ведь шутки Уилла - из самых невинных.
Уилл думает: сейчас главное - не спугнуть. Ему ни в коем случае не стоит открывать рот хоть какое-то время, пока решение не принято. Как должна вести себя испуганная жертва обстоятельств в таком случае, человек, у которого рёбра всмятку, и оказался полуголым посреди Лондона, Уилл не знает, потому предпочитает какое-то время молчать, принимая заботу о себе всё с тем же невинным выражением лица и немой просьбой о помощи в глазах.
Крови действительно становится меньше. Вот только она не прекращается совсем, так же как и боль не уходит. Уиллу хочется материться и как минимум пнуть стоящую рядом со скамьей урну. Раньше у него бы получилось не только её опрокинуть, но и отправить в полёт на добрый десяток метров. Без особых, к тому же, усилий.
Сейчас всё хуже: магия нестабильна, а вместе с ней и способности к регенерации. Скачут-прыгают, как прерывающийся радиосигнал.. Часто дыша по указанию дока, Уилл морщится от неприятных ощущений и тихо шипит. Кажется, сломал он не только рёбра.
- Родители в другой стране, - Уилл не удерживается и прыскает смехом. Чёрт, б о л ь н о. Где-то на периферии сознания проскальзывает мысль - можно было бы позвонить Скиру. Но тогда Уилл ничего не узнает об этом странном драконе, не так ли?
Вопросы дока, на самом деле, разумные, вот только куда ехать, Уилл сходу не понимает.
Первая мысль - отправиться в гости к Таби. Ключ у него есть, а Таби, как обычно, дома нет. Вторая мысль - Таби может вернуться, и нет, она не будет против гостей, но, увидев такую необычную зверушку, как док, непременно оттащит её в лаборатории Спенсера. С уже укреплёнными после Уилла боксами.
Третья мысль - отправиться в убежище. Познакомить дока с ним, возможно, ему в будущем пригодится. Вот только это, во-первых, почти что засунуть его в агитпалатку, а, во-вторых, если пробуждение начнётся прямо там... Стражи могут отреагировать неадекватно.
Нет, пока что эту находку Уилл собирается оставить себе.
- Какая жена, док. Я же не ты, чтоб жениться, - кольцо на пальце Уилл заметил. Сколько вообще ему? Лет сорок? Наверняка уже есть пара-тройка детишек-спиногрызов. Вся зарплата уходит на шубы какой-нибудь грымзе и сберегательный счёт - поступление в университет для старшенького не за горами. Не жизнь - скука; по доку видно: он от неё очень устал. - Хм, дай подумаю. Бывший меня не примет, нынешнего нет, зато телефон будущего находится у тебя в руках, ха.
Уилл скалит зубы, не выпрямляясь, но поднимая голову. Таланты талантами, а выдержка ни к чёрту - Уилл теперь выглядит нагло и взгляд хитрее в разы. Паясничать ему поднадоело, тем более, решение ведь принято? Можно больше не скрываться. Да и носовое кровотечение наконец-то прекратилось. Дышать всё так же больно, и Уилл мысленно проклинает временно отрубившийся механизм регенерации, но так даже лучше - он выглядит действительно как человек, которому нужна помощь.
- Такси - отстой, но ладно. Записывай адрес, - Уилл хмурится, вспоминая о своей старой квартире.
Внутри машины тихо и темно. Первые две минуты Уилл, с трудом сгрузивший своё подбитое неудачной посадкой тело на сиденье, старательно пытается не отрубиться. Перед глазами всё пляшет, и Уилла снова мутит. По-хорошему, он уже готов продать душу (ну ладно, пол души) за склянку драконьей крови, и думает - а что, если заставить этого, странного, отдать её добровольно, она сработает?..
Вряд ли.
До жилья Уилла ехать не так долго. Выбираться из такси оказывается легче, чем садиться внутрь - видимо, обезбол наконец-то действует. Уилл, снова воспользовавшись плечом дока, ведёт его к зданию, на одном из этажей которого до сих пор не горят огни. В скудном ночном освещении плохо видны выщербленные взрывом окна, но Уилл всё же невольно задаётся вопросом: о взрыве писали в газетах. Этот парень что-то слышал? Что-то сопоставит?
- Не ссы, квартира моя, взлом на тебя не повесят, - Уилл сдёргивает желтые ленты на двери. Надо же, опять обклеили. И отпирает её ключом. Переступив через порог, жмёт на щелчок выключателя, включая несколько напольных ламп. - Просто после одной вечеринки никак ремонт в ней не сделаю.
Тут холодно, как на улице, разве что кроме пары комнат - ванной и спальни, да и неудивительно, с неостеклёнными окнами-то. Кухня пострадала и новую Уилл ставить не стал. Как и, впрочем, остальную мебель.
Угольно-чёрный цвет всё ещё на пике моды.
- Где-то в кухне в шкафчиках есть аптечка. Что дальше? Душ, кстати, нормально работает.
Отредактировано William Blake (2021-11-01 02:38:51)
Ладони под латексными перчатками вспотели, и снимать их - то еще удовольствие. Комкаю их и кидаю в урну - не попадаю. Нагибаюсь, чтобы поднять комок, и чувствую, как хрустит поясница.
Мысленно закатываю глаза.
Мальчишка сидит и смотрит на меня своими честными голубыми глазами яко херувим; лицо выражает всю скорбь еврейского народа, но там, внутри, в этой черепной коробке скачут бесы. Я в этом уверен. Готов ставить что угодно, готов сам сделать трепанацию - там, под лобной костью, будут сера и огненные шутихи.
В глазах у него смех, я вижу это каким-то странным, боковым зрением - будто только что рассмотрел стереокартинку и уловил в зеленых горошинах слона... моргаю. Ладони саднит; от пота ранки чешутся и покрываются пятнами.
- Значит, ты иммигрант, - припечатываю. Уверен, что незаконный. Надеюсь, он не подложит мне травки или чего-нибудь еще, - Или родители бросили тебя и уехали в кругосветный круиз?
Ловлю себя на мысли, что я бы так и сделал. Когда я представлял себе своих детей, я представлял... ну... эдакую пастораль, что ли? Девочка в платье с воланами и с куклой. Мальчик в выходном костюме в полоску.
Мысль, что мой ребенок мог бы выглядеть так, заставила меня поежиться.
- Ты многовато болтаешь для того, кого пять минут назад едва не покалечил куст, - вздергиваю бровь.
Тактично заткнуть словесный фонтан не получается.
Эй, какого будущего!? Это мой телефон. Я покупал его в салоне. Я первый владелец, в смысле. И единственный. И модель старая, с будущим точно ничего общего не имеет. Ты что-то путаешь. Не надо на меня так смотреть, пожалуйста. Это нерррви...
ррРРРАЗДРАЖАЕТ. Стереокартинка снова мигает где-то на грани сознания, как желтый свет. До зеленого три секунды. Две. Я НАУЧУ ТЕБЯ РРРРРАЗГО...
Пожимаю плечами. Иногда, ну... бывает. От переутомления всякое случается.
Сглатываю слюну и едва не царапаю язык об клык. Странно, неужели я его где-то успел сколоть? Час от часу не легче.
Я почти не чувствую холода, хоть и стою без пальто.
Я, похоже, сильно устал, потому что едва не уснул в такси. Хотел попросить остановить на повороте - от него до дома идти всего минут двадцать, - но упустил время. В веках моих по полпуда соли: тяжело и щиплет, и хочется закрыть уже глаза, тем более что в такси тепло, темно и приятно пахнет какой-то восточной пряностью. Водитель-араб что-то говорит на своем птичьем языке; протягиваю ему наличку и морщусь, когда смуглая жесткая ладонь случайно задевает ссадину на пальце.
Я, похоже, сильно устал, потому что вообще согласился ехать. Это небезопасно и откровенно излишне. Не настолько меня интересует судьба мальца... по правде говоря, она вообще меня не интересует. Да, грешно, и что делать?
Да в общем-то ничего. Обычный кризис веры, ничего нового.
Отец тоже прошел через эту стадию, пока умирал от рака почек.
Отчего-то мне не нравится ни этот дом, ни эта квартира. Мне хочется сбежать от нее подальше. Бодрость возвращается мгновенно, стоит ледяному сквозняку забраться под рубашку.
Тут было зло. Не бесы. Не демоны.
Люди.
Их ненависть и страх накрывают меня грозовым валом. Я держу себя в руках, потому что это похоже на бред и паническую атаку, спровоцированную усталостью и специфическим местом. Я держу себя в руках, сжимая зубы.
Сводит челюсть.
Щелчок ключа в замочной скважине похож на взвод курка, а удар ветра в разбитое окно - на выстрел.
Я сделал все, что должен был, unicuique secundum opera eius. Мальчик дома. А я - нет.
Как бы невзначай протягиваю руки и помогаю стянуть пальто, после чего накидываю его на свои плечи. Пальто пахнет ветивером, кровью и потом, и обнимает меня, как старый друг и стальная броня.
- Я рад, что вы дома, сэр, и что у вас есть чем обезболиться и где умыться, - киваю, наверное, даже излишне чопорно. - Рекомендую завтра все же показаться врачу.
Перекидываю сумку в правую руку и разворачиваюсь на каблуках.
- Удачи, молодой человек.
Неприятная, липкая квартира выталкивает меня в спину - а я только рад: быстро сбегаю по лестнице и взглядом ищу указатель.
Дом на стереокартинке похож на яму с дёгтем: черная, жирная грязь ненависти облепила его со всех сторон и смоляными комьями свисает из оконных проемов - точь-в-точь вытекшие глаза.
Я не знаю, кто это сделал с домом мальчика, но я бы держался от них подальше.
Нахожу верное направление и шагаю вдоль дороги. Закуриваю, затягиваясь так глубоко, как это возможно, чтобы выдавить из легких темную мерзость.
РРРРРРАААСССПЛОДИЛИСС
Отредактировано Kian O’Riordan (2021-11-02 03:07:59)
Оказавшись в квартире, пусть она и напоминает кучку углей, Уилл чувствует себя спокойнее. Он кивает в знак благодарности, когда ему помогают снять пальто, и тут вспоминает наконец-то про телефон.
Застёгнутый на "молнию" карман на бедре не хрустит битым стеклом - уже хорошо. Выудив из него "эппл" новой модели, Уилл облегчённо вздыхает, а потом вздыхает второй раз, когда экран загорается, показывая превью уведомлений. Около двух сообщений в директе, всего-то. Уилл бы с удовольствием разобрал это сам, вот только...
- Эй, ты куда? Ты же мне даже имя своё не сказал! Мне нужна твоя помощь, я истекаю кровью, падаю в обморок из-за сотрясения мозга, вернись! - Уилл замирает на пороге, глядя на то, как его новый незнакомый-знакомый почти бежит вниз по лестнице. - Вот сволочь.
Уилл думает - очевидно, где-то, пытаясь попасть в "яблочко" между собственными интересами и великодушием дока, он промахнулся. Приводить обычного человека на пепелище, ожидая другой реакции, чем желание удрать - очень странно. Мысленно Уилл растягивает эти слова на глумливый манер, - "обычного", "человека".
Тоже ему человек нашелся. Зубы сверкают, а хвост какой!..
Первым делом Уилл направляется в душ - умыться. Засохшую на коже кровь приходится отскребать ногтями, где она благополучно и застревает.
Глядя на красные разводы на полотенце, Уилл думает: док ушел, и держать лицо больше нет смысла. Тихо вздохнув, Уилл опирается спиной на холодную стену. Прикрывает глаза. И обращается к дремлющей в нём силе. "Ты нужна мне. Ты моя. Вернись.."
Кровь закипает. Как и тогда, две недели назад, в лаборатории, сила не поддаётся ему сразу, не подчиняется по умолчанию, как если бы она принадлежала Уиллу изначально - нет, она сопротивляется, пытается укусить, прошибает тело разрядом тока, заставляя вздрогнуть, вытянуться, а после - обмякнуть, опускаясь на пол.
От обращения в форму Уилл удерживается - оно не получится полноценным, а потому одежду жалко, стены в душе - тоже. Лишь сквозь полуопущенные ресницы он наблюдает за тем, как на коже проступают очертания чешуи. Всё тело зудит и жжется - наконец-то очнувшийся дракон запускает регенерационные процессы, сращивая повреждённые ткани и кости.
Вместе с теплом накатывает сонливость - восстановление занимает слишком много сил.
Потому Уилл останавливает его, поднимаясь на ноги, стряхивая с плеч липкое ощущение слабости. И так сойдёт - хватит, чтобы догнать дока.
"ХЭЭЙ!" - хочет проорать Уилл, сложив ладони рупором, у стоя у окна. Потому что спину дока он видит, но если соберётся бежать вниз по лестнице или ждать лифта, все шансы упустить его у него есть.
Кричать? Просить остановиться? Точно ведь сбежит ещё быстрее, сядет в первое попавшееся такси. Ух.
Уилл жалеет, что не успевает осмотреть свой тайник. Разграбленную святую святых... Каждый раз, бывая здесь, Уилл обшаривает каждый угол. Перебирает разгромленные пустые полки в поисках хоть одного колечка, монетки, камешка... В поисках хоть чего-то, что не могло уцелеть после того, как здесь побывали воры.
Но времени у него не так много. Поэтому Уилл пользуется тем, что окна из его квартиры теперь напоминают крутой спуск вниз - идеальные девяносто градусов, а сама квартира всего-то на третьем этаже. Водоотводная труба - один из самых удобных снарядов для спуска. Уилл добирается до неё по выступам в стене, скользит вниз, на высоте полутора метров спрыгивает, приземляясь на полусогнутые ноги.
Не до конца срощенные рёбра ему не слишком-то благодарны.
Так и не разогнувшись до конца, Уилл догоняет дока. Оббегает его кругом, вставая на его пути, хватает за плечо, пытаясь удержать мужчину на месте.
- Сбежать пытаешься? Нет, так не пойдёт!
Уилл хватает ртом воздух, пытаясь отдышаться. Лежачий режим ему бы сейчас не помешал, или хотя бы стакан виски залпом. Вместо этого он - в компании самого скучного человека на свете, который - Уилл замечает только сейчас - наконец-то снял перчатки.
Взгляд цепляется за бело-розовые ладони.
"Какая мерзость".
- Неужели ты ничего не почувствовал? Мы ведь с тобой похожи куда больше, чем кажется на первый взгляд.
"Мне не могло показаться, нет, я не схожу с ума. И я не ошибаюсь в таких вопросах."
Уилл по-прежнему в летней майке, но ему больше не холодно. Огонь никуда не ушел. Он теплится под кожей, греет, и в ладонях даже жжется. Снег, это чудо, как для лондонской зимы, не успевает оседать на голые плечи.
- Как тебя зовут?
Отредактировано William Blake (2021-11-02 10:30:57)
Я ускоряю шаг, почти срываясь на бег. Ветер треплет полы расстегнутого пальто, раскидывая их в стороны, как серые крылья. Застегнуть его на ходу у меня не получается: пальцы едва гнутся.
Я вытягиваю руку, чтобы остановить такси, но оно проносится мимо, поднимая ворох снежинок в воздух. Снежинки кружатся и блестят на плечах капельками воды. Мне не холодно: сердце, разогнанное быстрым шагом, стучит мерно и гулко, разгоняя горячую кровь по жилам.
Страх отпускает так же быстро, как и настиг - будто наваждение какое-то. Я так и знал, что это простая физиологическая реакция на холод, голод и внешние раздражители... приятно чувствовать, что твое сознание снова под контролем. Я знаю его как облупленное: всё там систематизировано и разложено в каталожном шкафу согласно букве алфавита, давности и востребованности. Карен где-то уже очень далеко, но все еще ближе, чем хотелось бы.
Где-то между “катарактой” и “крикетом для чайников”, но все еще ближе, чем “комфорт”.
Он очень быстр для мальца, которого с час назад избили и бросили без верхней одежды. Я выдыхаю дым сквозь сжатые зубы, с трудом борясь с раздражением. Со свистом вдыхаю. Выдыхаю. Облачко сизого пара застилает до зубной боли знакомое лицо.
- Руку. Уберите. Молодой. Человек, - цежу. “Молодойчеловек” опирается на мое плечо, пытаясь отдышаться, а я борюсь с желанием стряхнуть его руку и его самого куда подальше.
Но одна вещь все-таки не ускользает от моего внимания.
Рука горячая.
Он весь - горячий: снежинки тают на нем, едва успевая коснуться нагой кожи. Никакого дискомфорта малец явно не испытывает.
- У тебя жар. Иди домой, - устало вздыхаю. Очередной безумный сектант. “Мы похожи”... Сейчас начнет рассказывать про формулы успеха, про то, что он когда-то тоже был таким как я, или я был таким как он, а потом, стоило лишь только отправить смс на номер... да-да. Чем, ну чем мы можем быть с ним похожи!? Мысленно листаю свой каталог - ни одного совпадения, кроме идентичного строения организма. - Я устал, у меня нет времени на твой бред. Мы схожи только требухой и количеством конечностей - и то в последнем я не уверен, потому что ты. Все еще. Не убрал. Р-руку.
Я тянусь за еще одной сигаретой. Мой лимит на сегодня и так уже исчерпан, поэтому я просто перестал считать.
- Зачем тебе мое имя? - безразлично веду плечами. - Будешь каждое утро посылать букет к моей двери в благодарность за таблетку кеторолака? Обойдусь, много чести.
Выдыхаю дым в смазливое лицо. Замерзшие пальцы едва держат сигарету.
Да, правду говорят: делай добро и бросай его в воду.
Убирать руку Уилл пока что не собирается. Удобный рычаг для того, чтобы... толкнуть? Надавить, ломая кости?
Док всего лишь человек, податливое масло в драконьих лапах. Пока что. Или уже нет?
Уилл вглядывается в чужое лицо, пытаясь уловить хотя бы отголоски былого видения. Тщетно. Перепутал таки? Не может быть.
Сжимает пальцами чужое плечо, надавливая где-то между местом соединения ключицы и грудины.
Это больно!
Выругайся, зашипи, ну!..
У драконов есть одна черта - они много сил вкладывают в самозащиту.
Мать-природа сделала их такими, потому что они почти вымерли. И любой дракон, даже самый гуманный, самый миролюбивый и жертвенный, не позволит причинить себе вред. Инстинкты сработают быстрее. Проснутся когти, шипы, зубы, прикроет грудную клетку чешуя.
Продавливая пальцем ткань пальто, которое прежде так любезно согревало Уилла, защищая от уличного холода, ему кажется - нет, агрессия не поможет. Если он сейчас выпустит когти, вонзит зубы, есть шанс не разбудить дракона, а, напротив, получить хныкающего в его ногах истекающего кровью человека. Это было бы прискорбно.
Уилл бы хотел его съесть, даже не особо жуя.
Уилл не готов рисковать. Между соплеменником, потенциальным союзником, и ужином сомнительного качества - выбор однозначен.
После пробуждения Файрвинд испытывал к умирающим людям жалость, и то, прекрасно понимая, что всем не может помочь.
После лабораторий Файрвинд ими холодно, рассудительно брезгует.
- Руки так руки, уберу, я и без этого могу от тебя не отставать.
Уилл хмыкает. Скрещивает запястья за спиной, теперь вышагивая за доком, точно попугай. Бриджи и клоунские чёрные кеды с гольфами только добавляют сходства. Всё ещё не холодно; по-прежнему жарко. Уилл толкает дока плечом, делясь зарядом тепла: док точно англичанин, к настоящей зиме не привык, а потому нынешний "снегопад" может казаться ему чем-то из ряда вон выходящим.
- Ооо, требуха и конечности, как мило. Не представляешь, насколько ты прав. Никогда не появлялось странных мыслей, словно чужих? Например, о том, что это чужое тело, чужая жизнь? В частности.. - Уилл задумывается, как долго длилось его пробуждение? Как долго оно вообще может длиться? - ...сегодня. Скажи мне, признайся честно, что ничего подобного не было? Чужих мыслей? А, всё равно отмажешься!..
Уилл недовольно фыркает. Он всё ещё жалеет, что не успел обыскать заново свой схрон, словно там он мог найти что-то из былых сокровищ. Хотя бы один камешек, начиненный его силой.. Файрвинд всегда предпочитал не прожигать её, не жить на пределе, а вкладывать в собственные изделия, создавая артефакты. После перерождения он поступал точно так же, разве что, изделия нередко покупал, искусных ювелиров вокруг было хоть отбавляй. Отдельное место по-прежнему занимали драгоценные камни, которые сохраняли в своей кристаллической структуре больше всего силы. Сколько бы не закачивал Уилл магии в металлические кольца, серьги - в камни в любой огранки получалось вложить больше, с меньшими потерями.
- Проснись уже, - шипит Уилл. Снова оказывается перед своим благодетелем, глядя на него в упор, снова выпрямившись, почти касаясь лбом его лба. - Это не у меня жар, это ты - муха, застывшая в леднике. Или в капле янтаря? Не важно. Очнись. Ты можешь больше.
Уилл защелкивает на запястье дока свой браслет. Бурлящий драконьей, огненной силой, которая разбужена сейчас по его воле.
Сколь бы она не была сущности шагающего рядом человека чужда, или наоборот, родна, она его всколыхнет, взволнует.. Уилл даже ёжится, оставшись без своей побрякушки.
Он её любил.
Но если это нужно для другого их их племени... Уилл правда готов с ней расстаться.
Отредактировано William Blake (2021-11-03 01:48:45)
Чужих мыслей...
Горькая усмешка едва не скривила мое лицо, но я вовремя спохватился - малец наверняка воспримет её как реверанс собственной проницательности... и в энной мере будет прав. Проницательностью тут, конечно, и не пахнет, но для выстрела в воздух его догадки довольно точны.
Чужое тело, чужая жизнь, говоришь... когда отец сообщил, что у него рак, я был уверен, что это происходит не со мной. Когда отец сказал со своей обыкновенной усталой улыбочкой, что на все воля Его, и что я, наверное, могу прооперировать его сам, я стоял, как облитый ледяной водой.
Мне хотелось стереть эту улыбочку с его лица. Сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. А у меня практически нет ногтей. Мои руки практически стерильны, только постоянно чешутся. А теперь чесались от желания разорвать лицо родного отца.
Я сказал ему, что зарежу его на операционном столе. Омерзительно-добрая улыбка стала только шире.
Ощущение этонесомной крепло, когда отец проходил химиотерапию и лежал, желтый и сухой, глядя в потолок. Я ловил себя на крамольной мысли, что не чувствую ни жалости, ни скорби, и что хочу кровавый стейк примерно нулевой прожарки.
Когда Карен уходила, я молчал. Молчал, потому что боялся, что не выдержу и удушу её голыми руками. Мне было обидно, мне было больно, но я смотрел и улыбался - молча. Смотрел на свои руки, покрытые не то чешуей, не то струпьями.
Я - человек, который за всю свою жизнь не испытывал ни капли гнева! - боялся, что убью собственную жену.
Убью и съем.
Этот гнев застилал глаза кровавой пеленой; этот гнев был абсолютно инороден - и уютен, как разношенные тапочки.
Инороден для кого?..
Мне никогда не больно и не холодно, я никогда не устаю и не испытываю злости. Я всегда почтителен и вежлив. Я хороший сын и хороший (бывший) муж. Я хожу в церковь, я подаю нуждающимся, не играю в азартные игры, не грешу ни блудом, ни высокомерием. Я Киан О’Риордан.
Или не совсем.
Мне больно, мне так больно, когда этот дурень выдыхает мне в лицо мясом и кровью; мне так больно, как будто мне снова режут горло.
Мне больно и страшно, я в гневе, я обижен. На кого?.. Оно жрет меня изнутри, жжется и чешется, чешется, как шкура в линьке - хочется содрать когтями.
Успеваю моргнуть и отпрянуть, когда чувствую щелчок на собственном запястье. Я вижу перед собой огненную тварь. Я вижу в себе тварь ядовитую и неупокоенную.
Неупокоенную и разъедающую мою душу. Душу праведника. Душу Киана О’Риордана.
Оно делает мне больно. Этот огненный недомерок делает мне больно. Я не хочу, чтобы мне было больно.
Я не разрешал.
У меня жутко болит челюсть. Я чувствую, как хрустят кости и зубы; мое лицо похоже на костяную маску, а клыки едва не пробивают нижнюю десну. Кожа под браслетом зудит: я вцепляюсь в нее когтями и сцарапываю пару чешуек.
Что ты мне подкинул? Почему, почему ты хочешь, чтобы я мучился!? Ты до этого даже не дорос...
- ТЫ! - кажется, я схватил его за одежду на груди и встряхнул так, что у парнишки щелкнули зубы. Я почти его не вижу. Я вижу кровавое марево - и крылья, раскинутые за тощей мальчишеской спиной. - ТЫ НЕДОМЕ РРРРОК, ТАКИХ КАК ТЫ ВЫКИ ДЫВАЛИ ИЗ ГНЕЗ...
Я заикаюсь. Захлебываюсь на полуслове. Буквально.
Потому что у меня из глотки льется кипящая кровь, черными сгустками липнущая на грудь и прожигающая одежду.
Я едва чувствую, что упал на колени, и рву этот чертов браслет, но он впился в меня. Мне жарко. Мне нужен врач.
- Так гораздо лучше! - восклицает Уилл. В его голосе - неподдельная радость. - Продолжай, ну же.
Потому что изменения уже заметны. Конфликт с магией браслета чувствуется где-то на уровне вибрации воздуха.. Доку становится плохо очень быстро. Или лучше называть это "хорошо"? Своё пробуждение Уилл помнит максимально тусклым, в приглушенных серых тонах. Сейчас же у него чувство, что этого странного дракона он вытягивает из могилы, вытаскивает из-под толщи земли, где тот уже успел остыть, но не умереть окончательно.
Наверное, стоило действовать по-другому. Наверное, такую опасную тварь лучше было бы сперва вывезти куда-то в поле, на пустырь, а не устраивать сцену посреди улицы. Возможно, стоило бы обустроить ему какой-то комфорт вместо того, чтобы форсировать события с помощью артефакта, наполненного чужой, враждебной магией..
А, к чёрту.
Во-первых, происходящее слишком нравится Уиллу, и за этой метаморфозой наблюдать интересно именно из первого ряда, когда она происходит в таком быстром, болезненном ритме. В какой-то момент едва заметно, но всё же словно увеличивается в размерах человеческая челюсть; сквозь кожу проступает чешуя. Это красиво. Это невозможно остановить, это нельзя останавливать!..
Во-вторых, Уиллом движет странное и неистребимое убеждение, что просто так, тихо и спокойно, разбудить этого не получится. Он уже сейчас своими глазами видит, что выступает для него в роли катализатора.
Злость.
- Давай, скажи всё, что думаешь, хватит сдерживаться. И не только скажи.
От рывка в груди снова болит так, будто обломки костей превращают внутренности в крошево. В глазах темнеет, и Уилл отшатывается на секунду, поддерживая ритм дыхания. Вдох, выдох... Легче становится очень быстро.
А доку - хуже.
Уилл обходит его кругом, смеясь. Ему хочется ударить ногой слабое человеческое тело, потому что тот сопротивляется на вкус Уилла пока что слишком жалко, нерешительно, как для дракона... хотя, док - настоящий, тихий, вежливый, сердобольный до глупости, ему нравился. Как человек. Потерять его с концами было бы жалко.. Если бы Уилл прежде не принимал силу от добровольных человеческих жертв. Сколько таких тихих, жалостливых, в древние века им скормили в обмен на помощь?..
Никто не считал.
Уилл не злится на то, что ему делают больно. Что на него орут - хотя скорее голос нового знакомого можно сравнить с драконьим рёвом; что ему угрожают, почти обзывая щенком (впервой ли?), напротив, он в восторге, он охвачен азартом и хочет вскрыть эту наглухо заклеенную устрицу, вон же, почти показался хвост!..
Обойдя дока кругом, Уилл наклоняется, касаясь асфальта и выплюнутой на него только что липкой тёмной жидкости. Уилл надеется на субстанцию магического характера, но пока что это лишь странная кровь. Словно тело сопротивляется пробуждению из последних сил.
"Кому же ты насолил, идиот?"
Ладонь Уилла невесомо скользит по загривку дока вверх. Пальцами он вцепляется в чужие волосы, из-за специфической стрижки - в те, что почти на макушке. Дёргает вверх и назад, заставляя стоящего на коленях запрокинуть голову, смотреть на Уилла неотрывно. Уилл уже успел усвоить, что один лишь его вид злит этого человека.
Или того, кто сидит внутри?
Пахнет кровью и кислотой. Челюсть деформирована, это хорошо. Надо больше.
- Хватит метаться, трусливый червяк! Вылезай, подчини себе это слабое тело, пока оно не погубило тебя. Пока люди не погубили тебя - на таких, как мы, сейчас снова ведут охоту.
Я помню, как лучи предрассветного солнца отражались от клинка, отрубившего мне голову: свет прорвал мрак, а клинок прорвал чешую, плоть и кости, как горячий нож - масло... Били колокола. Я почти ничего не видел тогда - глаза были слеплены коркой из гноя и сукровицы, - но это успел запомнить.
Я успел запомнить его. Малику. Всех. Весь сброд, который пришел глумиться надо мной, каждого, кто отгрыз кусок от моей души и тела - я запомнил всех. Их оскалы, их пахнущие гарью волосы, запах их страха и ликования... У драконов долгая память.
У старых драконов - почти бездонная.
Я помню остроконечные башни и золоченые латы, смуглые лица и заскорузлые руки; косые взгляды и детский лепет, начищенные мостовые и лобное место, залитое моей кровью. Моей злостью можно разжечь тысячи печей, моя ненависть чадит до неба - а мясники чертят схему, как рубить сподручнее, где мясо нежнее...
Ответ - нигде. Я не молодой теленок. Из мягкого у меня только глазные яблоки - и те будут надежнее иных кожаных доспехов.
- Они не зна... ли... - выплевываю шепотом то ли я, то ли мое тело вместе со сгустками крови. Я хватаюсь за малейший шанс их оправдать, пощадить... Ищу причины, и нахожу их - десятки, сотни.
Но я не хочу их слушать.
Я не хочу их жалеть. И щадить не хочу.
- ОНИ НЕ СЛЫШАЛИ! - реву, а сам корчусь, как земляной червяк - от боли, от непонимания, от злости. - П-ПОНИМАЕШЬ! НЕ СМЕЙ! СМЕЯТЬСЯ!
Я припадаю на руки и вижу ниточку собственной красной слюны, тянущейся к асфальту. Я чувствую их ненависть и страх.
- ГДЕ ОН!? - подсознание подсовывает тень с острым копьем. Я шарахаюсь от нее так, что едва не падаю набок. Я хочу разорвать её в назидание остальным; насадить на собственное копье, как молочного поросенка, и оставить вялиться под ласковым солнцем Средиземного моря...
Чудовище.
Чудовище не имеет права на последнее слово; чудовище должно умереть.
Я делал, что должно, всю свою жизнь. И ту, и эту. Снежинки падают в причудливый узор на лужице крови. Задеваю её пальцами. Липкая, остыла почти мгновенно.
Я хочу лечь и подтянуть колени к груди. Возможно, этому недоумку хватит ума вызвать скорую. У меня есть страховка, но нет сил. Я выжат. Наверное, это прободение язвы желудка. И чертов браслет этот...
Он не дает мне опустить взгляд. Он не дает мне лечь. Он не дает мне умереть спокойно! Он не дает мне забыть и забыться; вгоняет под ногти иголки, заставляя вспоминать.
Я помню вороний грай и красное небо; красный меч и красные руки; красные стяги и красное копье.
Я почти не вижу его лица, но вижу золотые крылья, накрывшие нас обоих и закрывающие от снега. В этом нет нужды, юный друг: скоро снег перестанет таять на мне.
И мы все забудем.
Никто ничего не вспомнит. Ты пойдешь своей дорогой, а я останусь здесь. Так я хочу сказать. Мы все из земли вышли, и в землю вернемся, и...
А потом это ничтожество, этот мелкий, мерзкий выблевок драконьего племени раскрывает свой поганый рот.
- ЧТО?.. - у меня даже дыхание сперло. Пальцы больно царапают кожу головы. Я выгибаю шею назад - и понимаю, что выгибаю под каким-то неестественным углом. Хребет хрустит, как после двенадцатичасовой операции; в шее будто бы вырастают дополнительные позвонки.
Дополнительные позвонки.
Дополнительные зубы: резцы, двойной ряд клыков, премоляры, моляры рвут челюсть. Дробят кости на осколки и мгновенно сращивают. Боль адская.
Дополнительные наросты на лбу и затылке прикрывают швы черепа.
Дополнительные суставы.
Дополнительная душа.
Моя голова мало напоминает человеческую. Воздух свистит на вдохе в рваных ранах на горле. Я голоден.
Кровь хлюпает под ногами, пропитывает подол пальто. Тянется темной слизью из ноздрей, капает с подбородка твари, которую лучше бы оставить мертвой.
Тишина: кажется, слышно даже, как падает снег.
Гуманоидный мутант замирает. Слышно, как трещит рубашка на плечах: ткань рвут шипы. Прозрачные голубые глаза с огромным зрачком смотрят на Уилла в упор, не моргая, снизу вверх. Время от времени тварь содрогается от мелких судорог.
Ей, видимо, больно, и она не рада проснуться.
И отлично знает, кто её разбудил.
Когда пасть наконец-то приоткрывается на выдохе, Уилл слышит тихое, хриплое “БЕГИ”.
Уиллу кажется, каждое его слово вызывает в стоящем перед ним на коленях человеке резонанс. Будит затаившуюся сущность, и, словно от резких слов, звуков - звенящих, рокочущих.. Из человека вырывается на свободу животное. Пленённое в нём, погребённое, восхитительнейшее из созданий.
Воспоминания приходят сами собой. Пробуждение Файрвинда было лёгким, Уилл помнит его, как сейчас. Он осознал себя в машине, по дороге в бар. Этим вечером он и его группа выступали, это был значительный шаг в карьере молодых рок-музыкантов, и совершенно внезапно, для молодого блогера и барабанщика набирающей обороты музыкальной группы всё это перестало иметь настолько ключевое значение.
Но новая сущность не помешала ему ни в чём. Он почувствовал себя лишь увереннее, сильнее. Его пальцы стали быстрее, слух острее, и на сцене он полностью растворился в музыкальном ритме, позабыв обо всём. Его новая и старая личность были почти едины, это была чистая синергия без конфликтов, без споров, без ломок.
Может быть, потому, что когда-то пятнадцать веков назад Файрвинд просто-напросто тихо и мирно уснул.
Тварь, которая сидела внутри дока, была в разы менее милосердна. Со странной эйфорией, восторгом Уилл наблюдал за её пробуждением, за тем, как она буквально раздирает человеческое тело медленной, мучительной трансформацией.
Уже отпустив чужие волосы, замерев на месте, Уилл смотрел на то, как деформируется череп, удлиняется челюсть, щерясь остриями зубов, как кости распирают человеческое тело, разрывая и сращивая заново мышцы, превращая молодого мужчину - примерного христианина, наверняка! - в самое настоящее чудовище.
Иначе зачем ему было бы так жестоко обходиться с человеческим телом, телом носителя?
А, может, эта мера самонаказания вызвана тем, что люди ему отвратительны?
Уилл прекрасно помнит собственные первые воспоминания. Реальность сквозь прутья клетки... В нём это так и не смогло укрепить ненависть к людям, но он был исключением.
Как же умирал этот парень? Уилл мысленно поправляет себя - эта тварь.
Дракон, который сейчас крошил, перекраивал на ходу тело дока, делая это медленно, болезненно, словно доказывая - теперь он здесь хозяин, и только он.
Он был той ещё мразью, наверное. Вздохнув, Уилл думает - боги, пусть перед ним не окажется один из драконоубийц. Когда-то давно зачарованная драконья кровь не позволяла без следа убивать себе подобных. Уилл не был уверен, что это работает и на этом, странном, незнакомом - но клеймо увидеть всё равно опасался.
Клейма нет. Уилл видит полуформу - драконида, получеловека, защищенного чешуей и зубастой пастью. Он всё ещё его не узнаёт.
Малейших догадок, как могли звать этого, нет.
Тихое "беги" обдаёт лицо паром. Уилл, усмехаясь широко, принимает форму. Он успел накопить достаточно сил, чтобы она снова была стабильной - на минуту, две, пять?.. Уилл без понятия. Откаты всё ещё непредсказуемы.
Но к чертям.
Уилл взмахивает крыльями - так, что порыв ветра от этого движения поднимает в воздух весь мелкий мусор вокруг, пыль, газеты. Снежинки двигаются вокруг них, закручиваясь в спираль, словно в воронку, и превращаются в пар.
- Ссссаммм беги.
Уилл тыкается чешуйчатой мордой в чужие шею-плечи.
- Я предпочитаю летать.
Уилл толкает дока, заставляя сделать шаг назад, отступить. Засомневаться. И разевает крокодилью пасть - ровно для того, чтобы скользнуть раздвоенным языком по полу-драконьей морде. Наверное, трансформация болит.
А его прикосновение, особенно сдобренное толикой магии, хоть немного эту боль пригасит.
- Или ты способен на большее? Может, ты совсем проснулся? - улыбка-оскал. - Может, вспомнил? Как тебя, наконец-то, зовут?
Я никогда не ломал костей: я был послушным, примерным ребенком, не лазавшим по деревьям и не кидавшим камней в птиц. Мне никогда не ломали неправильно сросшиеся кости, но я неплохо представляю, как это делается, и очень приблизительно представлял, насколько это больно...
А сейчас - ощутил сам. Сполна.
Вот только до этого скелет перекраивался медленно, будто смакуя хруст и треск... Но как только передо мной выросло это чудовище, неведомый костоправ резко ускорился.
...если бы я мог кричать, я бы кричал; полагаю, мои голосовые связки для этого просто не предназначены. Боль застилает разум серым маревом. Если это кара Его - я, верно, заслужил ее сполна. Я казался хорошим отцом, мужем, другом - но не был ни первым, ни вторым, ни третьим. Я казался, но не был.
Но я старался.
И чувствую, что это несправедливо.
И терплю; я бы хотел терпеть безропотно и с честью, но если бы я мог кричать...
Меня будто оторвало от земли на добрых пять... шесть футов. Подняло - резко, как на качели, движущейся вверх - и замерло в наивысшей точке амплитуды. Зрение изменилось. Я вижу... больше. Шире. Дальше. Если это рай, то я разочарован. Если ад - разочарован еще больше.
Я вижу дракона перед собой. Огромного змея с золотой чешуей, выпавшего сюда из легенды о короле Артуре!.. У меня на секунду перехватывает дыхание, потому что дракон склоняется ко мне и... и...
Что бы тот парень мне ни подсыпал, это выглядит абсолютно реальным. Мне кажется, я даже могу дотронуться до этого видения, почувствовать шершавость чешуи наощупь. Могу рукой стереть с лица вонючую слизь, оставшуюся после языка твари.
После языка...
которыйяхочузавязатьвузелррррр.
Меня подрывает вверх еще на пару футов, как на неисправном лифте. Я оказываюсь почти лицом к лицу - лицом к морде? - с драконом; что бы это ни было, пусть оно закончится!
Тишину прерывает тихое шипение змея. Я понимаю его речь. Я его слышу - глухо, сквозь кровь, стучащую в висках, но слышу!..
ссссслышшшшу оччччшшень хорошшшшоо.
Золотистая чешуя тускло блестит в свете фонарей, собирая в прожилках лужицы снега. Красивый отпрыск: высокий, крупный, шкура гладкая и явно не ведавшая ни драк, ни смертельных ран. Чешуйка к чешуйке. Крылья сильные, но не слишком широкого размаха: маневренный в воздухе.
Жаль его.
Потому что я медленно ищу взглядом бьющиеся жилы и мягкие сочленения. Потому что моя шкура стоит десятерых таких, как он. Потому что я стар и зол, а он молод и наверняка неопытен. Потому что я потерял - и теряю, черт бы вас драл! - много крови, и мне нужна чужая.
Я не хотел жить, но раз ты меня заставил - умирать второй раз я тоже не буду.
Я жду, когда сердце, тяжело и часто ухающее в груди, перестанет болеть и выровняет свой бег. Чувствую себя обезвоженным и безнадежно старым.
Расправляю крылья: огромные, как паруса, и такие же рваные. Какие-то дыры с ладонь ребенка, в иные прорехи и человек голову просунет... если ему кто-то позволит, кха.
Он так близко. Он дышит мне в морду расслабленным оскалом. Он совсем ребенок, да?.. Неужели его никто не учил, что нельзя, нельзя, нельзя так близко подпускать кого бы то ни было?
Стоит нетвердо, как перед матерью-драконом, паясничает...
Вот только я ему не мамочка.
- Кха... кхая... - горло дерет в попытках говорить. Слышу, как свистит выдох. Кажется, голосовые связки покрылись слоем шипов и кораллов, как дно затонувшего корабля, - Уж... ше... р-р-раззн...
Договорить не получается, потому что я снова чувствую, как кровь щекочет ноздри. Я не могу медлить. Я не могу умереть снова.
Каким-то отчаянным, невообразимо для меня_здорового медленным рывком я толкаю дракона грудью и плечом, заставляя отклониться влево; толкаю тяжело. Как только оскаленная морда по инерции кивает в сторону толчка, я смыкаю челюсти на шее: ниже, чем хотел бы, но...
Я рад, что вообще смог сдвинуться с места.
Я наваливаюсь сильнее, собственной тяжестью стараясь сковать сопротивление мальца, и сжимаю, сжимаю челюсти. Промахнулся. Придется душить. А ведь мог бы сломать шею где потоньше, если бы схватил выше.
Со свистом вдыхаю и чувствую, как по глотке стекает кровь: своя и чужая. Глухо реву, чувствуя, как лапы подгибаются от дрожи, наливаясь силой и свинцовой усталостью.
Очень жаль, ладный был юноша, но идиот.
Подлежит отбраковке.
У него получилось! Он помог!..
Наконец-то отступивший на задний план человек продолжает превращаться. И Уилл с восторгом смотрит на то, как он увеличивается в размерах, как раскрываются за спиной кожистые крылья.
Дракон - самое красивое создание из населяющих эту землю созданий, венец творения природы, вершина пищевой цепочки, шах и мат - людям, рыцарям, магам, другим существам...
Дракон - вымирающий вид, и Уилл считает, что он не может позволить себе бросать соплеменников вот так, пока они не вылупились из яйца, не оперились. Нет, этот странный должен осознать себя, прийти в норму, и только тогда, пожалуй, Уилл оставит его в покое.
Когда на шее смыкаются чужие зубы, первые секунды Уилл этому не верит. Впрочем, позже - тоже. Списывая всё на проклятие, на болезненное пробуждение, он наотрез отказывается признавать, что его пытаются убить, точнее - сожрать с потрохами, проглотить его магию. Именно поэтому он не собирается платить странному той же монетой, не пытается добраться когтями до тонкого места на груди, которое он сейчас так уместно открыл.
Уилл не хочет ему смерти.
Но и сам не собирается умирать. Осознание опасности накрывает его с головой, когда он понимает: хватка ровно настолько крепкая, что он почти не может вдохнуть. Кислорода в лёгких хватит на сколько, на минуту, две?.. Уилл, сцепив зубы, дёргается; рывок оказывается достаточно сильным, чтобы свалить с него тяжеленную тушу.
Хлопок крыльев оглушает. Один, другой... Сил больше, потому что адреналин в крови кипит, в кои-то веки у Уилла чувство, что вот она, грань, ещё немного - и он ослабнет, а следом за слабостью придёт и смерть.
Вцепившись когтями в землистую драконью тушу, сцарапывая чешуйки, точно чешую, Уилл поднимает в воздух их обоих. Грузно, медленно взлетает - на несколько метров. Ровно для того, чтобы тотчас, словно лишившись сил, упасть на землю. Уронить и себя, и странного, приложив его спиной о плитку, а затылком - о выступающий у дороги гидрант.
Хватка становится слабее, а Уилл только сейчас понимает, что его покидают силы. Драконьи клыки проткнули чешую; через алое ожерелье из ран льётся кровь.
Силы нужно восполнить, и не когда-то, когда драка закончится - а немедленно, иначе его здесь действительно придушат, как птенца.
Валяясь в рытвине от падения, вокруг которой разбросана вскопанная тротуарная плитка, Уилл краем глаза замечает, как из окна на него смотрит человек.
"Молли", - воспоминания приходят сквозь пляшущие перед глазами искры. - "Многодетная мамочка из соседнего дома, которая всегда жаловалась на шумные вечеринки."
Уиллу кажется, эти знания откуда-то из прошлой жизни. Потому что сейчас, стоит побелевшей женщине приблизиться к окну, в недоумении и неверии воззрившись на драку огромных ящеров, Уилл принимает решение слишком быстро. Всё ещё пытаясь выбраться из чужой хватки, он пробивает костистой мордой окно, хватая человека зубами. Тело такое мягкое и рыхлое, что почти тошно - на взгляд Уилла, слишком много жира, но сейчас - сойдёт. Перекусить, потрясти, разрывая на части в воздухе, проглотить, почти не жуя.
Силы прибывают мгновенно.
Извернувшись, Уилл бьёт огнём. Струя больше похожа на поток лавы, и стекает по чужой морде, глазам, застилает гарью ноздри. На самом деле Уилл хочет попасть этим плевком в чужую глотку, обжигая нёбо, гортань, и мгновенно заставляя противника наконец-то, скуля от боли, разжать пасть.
Где-то на соседней улице слышен гул сирены. У выщербины в стене дома валяются оброненные Уиллом остатки Молли; к полицейской сирене добавляется ещё одна. Пожарные? Напрасно. Воздуха в лёгких Уилла хватит не так уж надолго. Скоро огонь прекратится, и что тогда?..
...а тут ночью приходит и ноги на стол
и норовит головою об пол
веки закроешь - в ухо хрипит
всё, что забыто, напомнит и злит
Это было почти хорошо, почти прилично! Аплодировать не стану - я рассчитывал на другой исход, но золотой птенчик меня удивил. Не скажу, что приятно, но...
вспоминаю, как мы, еще молодые и совсем-совсем мягкие, как саламандры, хлопали крыльями, выражая друг другу почет за особо хорошие поединки. Крылья еще были такие тонкие, что просвечивали на свету, как уши котенка; если ими трясти, они издавали странноватые, мягкие хлопки, больше похожие на шлепки о воду.
Я пытаюсь вцепиться когтями в землю, но не нахожу ничего, за что можно было бы ухватиться: когти почти прямые, а задние лапы вовсе похожи на собачьи, ими не так-то просто что-то схватить при самом горячем желании. Черт тебя дери, да не поднимай ты меня!..
Дергаю вниз, пытаясь упереться и переместить центр тяжести назад.
Чтоб ты надорвался!
Мои когти оставляют глубокие борозды в плитке и взрывают асфальт; когти дракона-переярка оставляют борозды в моей шкуре, больно цепляя шипы и костяные пластины. Меня все-таки поднимает над землей на метр-другой: умудряется же, хватает сил и размаха!
сучье племя, чей же ты отпрыск? чью линию мне перечеркнуть первой?..
И кидает.
Ожидаемо. И больно.
От удара клацаю зубами, едва не выпустив добычу; опомнившись, сжимаю сильнее, рванув клыками на себя. Небо настолько черное, что я перестаю понимать, где земля. Где верх, где низ? Сознание превращается в воронку, затягивающую меня на самое дно.
Кровавая пелена застилает глаза.
Прости, малыш, но мне правда нужна твоя кровь и плоть. Я не хочу умирать.
если бы мне давали по монетке каждый раз, когда я это говорил, я сидел бы на горе из золота.
Я всегда получал желаемое. Я не хотел умирать - и не умирал. Разве что всего раз, но одна такая смерть стоила тысячи несбывшихся...
Я выпиваю жизнь из дракона медленно, по капле, буквально цежу - но даже этого мне хватает, чтобы сердце медленно, натружено гудело, разгоняя тепло. Кровь начинает сворачиваться, больше не стремясь покинуть меня единым селевым потоком; мысли бьют молотком по голове.
И не только мысли. Смятый костяной пластиной пожарный гидрант растекается лужей под затылком.
Голова моя - гудящий колокол, но если это плата за жизнь, то пусть это будет хоть колокол Дхаммазеди. Мне все равно. Я закрываю глаза. Глаза затягивает третьим веком - и очень вовремя, потому что на мою голову обрушивается ад.
Без всякого преувеличения.
Волна жара и боли настолько сильна, что мозг пытается отключиться: каким-то титаническим усилием я заставляю его удерживаться на грани, за которой меня ждет чернота... Я разжимаю челюсти и реву так, что, кажется, рву обожженную глотку. Воняет горелым, обваренным мясом. Огонь продолжает пожирать меня; мне нужна вода. Мне нужна кровь и вода, но вода нужнее.
С ревом разворачиваюсь и бью хвостом по чужим лапам, бедром пытаясь впечатать наглеца в стену дома. Слышу звон стекла и скрежет металла. Мне нужно время.
И вода.
Она шумит внизу. Я слышу. Огонь пытается сварить мне глаза, пока внизу, под землей, сладко журчит свежая, холодная, чистая...
...подавшись назад, передними лапами я пробиваю асфальт, как мышкующий лис; еще удар - асфальт окрест покрывается сеткой трещин. Еще - дрожат дома.
Сквозь боль, жар и головокружение я тянусь мыслью к ней, и тяну её на себя. Раньше у меня бы это получилось без особых усилий. Сейчас я едва не теряю сознание, но вот.
Вот она. Выбивается из-под моих лап напористым фонтаном. Ледяная вода тугим потоком полилась на плитку, смывая кровь и грязь.
Я опускаю голову вниз - поток разделился на десятки струй и сотни брызг, гася огонь и омывая раны и ожоги. Жадно хватаю воду, клацая зубами. Обожженная пасть горит.
Сучье племя, не иначе. Всегда недолюбливал огненных тварей: самонадеянные, тонкие, мозги как у канареек.
Ярость - это хорошо, но не ей я обязан долгой жизнью, а трезвому расчету. И трезвый расчет говорит, что я, едва живой, с обваренной пастью и в шаге от беспамятства, не смогу взять этот бой у молодой и блещущей жизнью твари. В его жилах банально больше крови, а моя очень хочет меня покинуть при первой возможности.
Что-то мне подсказывает, что новую попытку она сделает очень скоро.
Не хочу давать молодежи такой карт-бланш. Слишком ценная добыча для такой посредственности. Но правила хорошего тона никто не отменял.
Я раскрываю крылья и хлопаю ими три раза. Звук получается совсем не такой, как в детстве: сейчас бьющиеся друг о друга кости и грубая кожа напоминают кастаньеты.
- Ar... raka... - задрав голову, гортанно выдавливаю, - Lah... he... q-qannn.
Вода заливает улицу, размывая ровные клумбы.
Тяжело поднимаюсь в ночное небо, но у меня получается сделать это без разбега, с места - и то хорошо. Сжимаю-разжимаю лапы, перепонками ловя встречные потоки ветра. Лететь долго не получится, но мне и не надо. Полетом это тоже не назвать: затяжное планирование, скорее.
Мне нужно к воде.
Мне нужно к морю.
Вы здесь » Легенды Камелота » Сыгранные эпизоды » [10.01.2021] динозаврики